— Я ничего подписывать не буду! — с ходу предупредил Птицелов, припомнив наставления Облома.
— Подписывать? — удивился Васку. — Кому нужны твои крестики? Все министры в Столице!
Птицелов почесал голову, потом скинул дэковский комбез и нырнул в душевую.
Вода текла чуть теплая… но чистая! Такая вода в южных джунглях только сниться могла, а в поселке мутантов и подавно.
Он от души поплескался под тугими струями, отыскал полотенце. Вытерся, вышел из кабинки и примерил одежду.
Как будто на него шили! Наверное, в лагерной канцелярии сообщили его размеры. Трусы со штампом на заднице. На штампе — то самое проклятое «ДСИ»… Ладно. Вот носки — настоящие! Никем не ношенные! Не портянка какая-нибудь, а хэбэ! Так… Сорочка с маленькими пуговками. Брюки мягкие, ремень пластиковый, ботинки… Не говнодавы разношенные, а ботинки — обувь благонадежного гражданина. Массаракш! На комбез, небрежно сброшенный на скамью, и смотреть тошно!
Васку тоже был удовлетворен тем, насколько изменился подопечный дикарь. Он покивал, походил вокруг Птицелова, помог расправить рукава пиджака.
— Так. А теперь — к делу, — он достал из портфеля бланк, заполненный чьей-то размашистой рукой. — Вот приказ о твоем назначении на должность. Отныне ты являешься агентом сектора оперативного реагирования Отдела «М». Твой непосредственный начальник — господин Оллу Фешт. Поздравляю. Как делинквент и соискатель на получение гражданства, ты обязан подчиниться. Подписей не нужно. Пока что нет.
— Что будет с Малвой? — спросил Птицелов, ослабляя непривычно тугой воротничок. Пальцы у него были более привычны к секире, чем к пуговкам, поэтому нить лопнула, а пуговица зазвенела по кафельной облицовке пола.
Васку проводил пуговицу взглядом. А потом пожал плечами и скривил рот.
— Беременными особами мы не занимаемся. Спроси у сотрудников ДСИ, если они тебе встретятся.
Птицелов хмыкнул.
— А разве вы не одна шайка-лейка?
— ДСИ — ненасытное брюхо, а наш Отдел — желчный пузырь, который обеспечивает этому брюху регулярную изжогу.
— Ну хорошо, — Птицелов переступил с ноги на ногу. — А что мне нужно будет делать?
— В данный момент — слушать, смотреть и мотать на ус! Идем! — и он круто повернулся, пошел прочь из раздевалки: тощий, злобный, переполненный какой-то колючей энергией…
Двухминутная пробежка по безлюдным, вымытым до стерильной чистоты коридорам… Двустворчатая дверь отворяется с неуверенным скрипом… Темнота, мерцание мониторов, в несколько рядов закрепленных на стене…
— Наш мир жесток, — сказал Васку. — Кому, как ни тебе, мутант, знать это?
Словно раскаленными клещами рванули сердце…
Малва стояла под душем. Она расставила крепкие ноги и выгнула спину от удовольствия… Да, для дэка из южных джунглей такой душ — божественный источник. Фонтан молодости!
— Что… — хотел было задать вопрос Птицелов.
Но не успел. Все стало и так понятно.
Он увидел — через тот же самый монитор — как дверь в душевую распахнулась. В наполненную паром комнату вошел человек в накидке из черного материала. В руке он сжимал любимое орудие полицейских — резиновую дубинку.
Малва обернулась, в тот же миг дубинка взлетела.
Человек врезал Малве по лицу. Молча, без предупреждения, без всяких объяснений…
Женщина упала на колени. На залитом водой кафеле стали расползаться темные пятна.
Птицелов метнулся к Васку. Длинные мускулистые руки выставлены вперед. Похожие на железные штыри пальцы готовы полосовать и рвать хилую плоть тощего на куски.
Васку отклонился. Легонько стукнул сухонькой ручкой по твердокаменному плечу, в развороте ткнул кулачком второй мутанту в левый бок. И Птицелов врезался в стену. Уперся лицом в тот самый монитор. Выплюнул на экран слюну вместе с кровью, захрипел, понимая, что задыхается, что сердце вот-вот лопнет, как перезрелая томатная Ягодина.
А Васку поставил ногу в начищенной туфле ему на спину. Вытащил из подмышечной кобуры сверкающий хромом пистолет. Прижал ствол к бритому затылку мутанта.
— Смотри, смотри, массаракш!
…Дубинка взлетала и падала. В Малве, рожденной, на помойке южного Приграничья, было много жизни. И она вытекала из ее обнаженного тела на кафельный пол в переполненной паром душевой. Малва — воровка и потаскуха — могла дать фору в драке любому мужику. Но первый удар стал слишком уж большой неожиданностью…
— Смотри и запоминай! — шипел Васку. — Как сотрудник сектора «Оперативного реагирования», ты обязан держать язык за зубами. Что бы ты ни увидел, свидетелем чему бы ты ни стал, ты молчишь и подчиняешься. Молчишь и подчиняешься, понял? Тебе — дикарю и выродку — предоставлена честь иметь дело с вещами, которые составляют основу государственной безопасности Свободного Отечества. Ты должен знать, что в случае разглашения, неподчинения или профессиональной непригодности вслед за тобой на самое дно могилы ляжет эта шлюха и ваш ублюдок! Я знаю, ты умеешь отличать правду от лжи. Скажи, что я лгу! Ну! — он ударил Птицелова рукоятью пистолета в ухо. — Скажи, дикарь, что я лгу!
— Нет… ты не лжешь! — прохрипел Птицелов.
…Дубинка взлетала и падала…
— Ты осмыслил и понял все, что я тебе сказал?
— Да… я понял… отпусти… те…
— Что?
— Я… подчиняться… Я никому…
— Ха-ха! Добро пожаловать в Отдел «М»! А знаешь, что означает «М»? — Васку наклонился. — «Массаракш»! — прошипел он. — Отдел «Массаракш», выродок!
Васку убрал ногу со спины Птицелова. Перебросил пистолет из руки в руку, подошел к пульту переговорного устройства, щелкнул тумблером. Заговорил с деланным возмущением в голосе:
— Что вы себе позволяете?! Эй, вы, в душевой! Немедленно прекратите это зверство! Я буду жаловаться вашему начальству! Мясник! На расчистке сгною!
Затем он убрал пистолет в кобуру. Повернулся к перхающему кровью Птицелову. Проговорил спокойно-спокойно, словно речь шла о линьке любимой собачки:
— Если бы ты проявил благоразумие с самого начала, дикарь, бабе твоей не пришлось бы ломать кости. А так… Даже не знаю теперь, как скажутся эти травмы на здоровье плода…
Васку привел Птицелова в столовую. Просторный зал был пуст, но на нескольких столах дымились тарелки с супом. Очевидно, тут с минуты на минуту ждали появления едоков.
Проклятый доходяга в клетчатом пиджачке, как выяснилось, аппетитом обижен не был. Он заказал себе ребрышки, жаренные на пальмовом масле водоросли и жгучий гарликовый напиток. Пихнул Птицелова в бок. Мол, твоя очередь меню листать.
— Спасибо… Не буду… — кое-как выдавил Птицелов.
На самом деле он ел в последний раз в лагере, хоть и трудно было назвать едой кашу из отрубей, в которую для сытности добавлены опилки — делинквентов кормили всё хуже…
Васку развел руками: дескать, ничего не понимаю! Выбрал столик у окна, уселся. Посолил, поперчил ребрышки и принялся чревоугодничать. Он обсасывал косточки, особым образом наматывал на вилку длинные водоросли, шевелил кончиком острого носа, работая челюстями. Его рот то превращался в длинную полосу, то сжимался в жирную точку, то разверстывался черной пещерой, а глаза были пусты и точно туманом подернуты…
Птицелов отвернулся, уставился в окно. Нарочито мирный пейзаж за стеклом угнетал. Уж лучше бы во дворе темнели виселицы в три ряда. Так было бы без обмана. А здесь, как выяснилось, куда ни плюнь, всюду обман.
В жиденькой тени зонтичных деревьев — детская площадка. Качельки, песочница, низкий турник. А дальше — полоса пляжа и зеленое море стеной. И даже кто-то плещется возле берега, не боясь радиоактивного заражения (а может, тут и море чистое?), кто-то сидит на песке, подставив плечи Мировому Свету, и любуется сопками. Но то, наверное, офицерские жены. Беременных дэчек здесь — дубинками в душевых…
— Не одобряю я твое расположение духа, — пробубнил Васку. — Скоро переедешь в Столицу. Отдел тебе паспорт человеческий справил. Начнешь новую увлекательную жизнь.
Противно было Птицелову слушать тощего. И какое-то подозрение закралось в его душу, будто Васку и те солдаты, которые расстреляли безобидных мутантов в родной деревне, — одного поля ягоды. Наверное, и для Васку мутант — не человек, а ходячий кусок червивого мяса.
Отдел «Массаракш»! Названия точнее не придумать. Только не мир у них вывернут наизнанку — души их стылые, проклятые вывернуты…
— Не стоит убиваться из-за делинквентки, — продолжал Васку. — Да и ребенок, если он все-таки родится, даром тебе не нужен. Ты бы их все равно больше никогда не увидел…
Скрипнула дверь. Зашелестели мягкие шаги. Какая-то женщина объявила: «Вот здесь, дамы, вы будете принимать пищу. Четыре раза в день, минута в минуту… Для вас было разработано специальное меню, блюда будут вкусными, но главное — полезными…»
— Впрочем… — Васку бросил вилку в опустевшую тарелку. — Да вот же она! Можете еще раз попрощаться. Только не превращайте свою жизнь в многосерийную мелодраму, иначе этаж затопит слезами.
Птицелов едва не перевернул табурет. Клацнули железные ножки по плитке пола, зазвенела посуда.
— Спокойно, молодой человек… — процедил Васку тоном усталого полицейского, которому в конце смены приходится ловить за шиворот невменяемого от насвая хулигана. Ему пришлось поднять руки: гарликовый напиток выплеснулся из стакана и грозил намочить рукава пиджака.
Сначала Птицелов воззрился на женщину в накидке из синей материи. Это была строгая особа средних лет, с приятной, а точнее — располагающей внешностью. Она мимоходом взглянула на встревоженного парня в цивильной одежде и прошла мимо, задрав нос. За ней семенили пять непривычно тихих делинквенток.
И Малва — шестая.
На Малве была голубая безрукавка и черная юбка в складочку. Чистые волосы, чистая кожа, постриженные ногти — такой Малву Птицелов видел первый раз в жизни. От прежней Малвы остались, пожалуй, курчавые волосы на толстых щиколотках.
Он кинулся вперед, схватил растерянную подругу за плечи. Повернул ее правым боком, повернул левым…