Впрочем, сделать она так ничего и не успела. Дверь ее кабинета бесшумно распахнулась, и на пороге показался человек.
Одного взгляда на него хватило, чтобы понять – ей действительно грозят неприятности весьма приличных размеров.
Это был неестественно худой и, на первый взгляд, хрупкий юноша со спутанными сальными волосами. Кости выпирали из его тщедушного тела, словно у узника концлагеря – парень был в майке, подчеркивавшей его худобу. Глаза у него были совсем нехороши: широко открытые, бешеные, полные той смертельной химической злобой, что свойственна лишь наркоманам со стажем в период ломки.
В руках он, как перышко, нес здоровенный топор с противопожарного стенда.
- Доктор? – тихо-тихо, почти шепотом спросил наркоман.
- Д-да, - заикнувшись, подтвердила Марина. – Что вам нужно?
- Кетамин, - сказал, отчего-то усмехнувшись, парень. – Где у вас тут?
- Нет у нас кетамина, - чувствуя, как холодеет под ложечкой, ответила Марина. – Ветврачам запретили кетаминовую анестезию. Есть другие… препараты, но они все в кабинете главного врача. В сейфе.
- Показывай, где кабинет, - мотнул волосами наркоман. – Открыть сможешь?
- Нет… - прошептала Марина. – Ключ у главного. Это сейф, его не взломаешь.
- Не ври мне, - без эмоций произнес наркоман. – У тебя нет кетамина? Должен быть. Найди. А то отрублю что-нибудь.
И он легко крутанул тяжеленный топор в руке.
- Нету у нас его, понимаешь! – в панике отступила назад Марина. – Совсем! И взять неоткуда!
- Зря ты мне врешь, - всё так же бесстрастно, словно робот, сказал парень. И сделал шаг к ней.
Внезапно наружная дверь громко хлопнула, в коридоре послышались быстрые шаги. Парень мигом развернулся к двери, занося топор.
Человек, вошедший сейчас в клинику, тоже явно знал, куда направляется. Шаги остановились у их двери, потом она медленно открылась, однако никто внутрь – прямо под удар топора – не торопился.
- А вот кому кетаминчика? – послышался мужской голос той стороны. Наркоман вздрогнул, опуская топор.
- Что? – переспросил он. Впервые в его голосе прорезались интонации – и это было явное удивление.
Человек вошел внутрь. Это оказался мужчина лет сорока, с правильными чертами лица и недлинной аккуратной бородой. В его походке, манере держаться чувствовалось что-то неясно-благородное – словно давали знать о себе аристократически корни. Марина отчего-то сразу же про себя назвала его Князем.
- Здравствуй, Гриша, – сказал Князь, глядя прямо наркоману в глаза. – Я - Ярослав Краснов. Следственный Комитет Российской Федерации. Брось свой топор, всё кончено, пора отправляться лечиться.
- Я уже лечился, - неприятно усмехнулся Гриша, снова поднимая оружие. – Не надо тут мне мозги конопатить, ты один пришел.
- Ты не попадешь в меня, - информировал Князь (его и звали-то Ярославом!). – Еще раз говорю, брось топор по-хорошему.
Гриша не стал отвечать – он просто рубанул, метя Краснову в горло, однако тот вовремя отклонился назад. Марина ахнула в ужасе – глаза Ярослава были вообще закрыты! Но это, кажется, ему совсем не мешало.
Гриша рубил и рубил, круша мебель, однако Князь уклонялся еще, кажется, до того, как тот начинал движение. Обычного человека не хватило бы и на десяток таких яростных размашистых ударов, выдохся бы, но силы наркомана в период ломок – вещь необъяснимая, берущаяся из каких-то неведомых резервов организма. Гриша бил и бил, промахи не злили его, он методично пытался устранить препятствие к вожделенному кетамину.
Краснов вдруг отскочил влево, к Марине, и наркоман ринулся за ним. Она даже не успела испугаться, как всё уже случилось: размах, свистящий удар сверху вниз, топор намертво застревает в письменном столе, а Краснов из всех сил бьет ботинком в голову нагнувшегося Гриши, словно по футбольному мячу…
Тело наркомана мешком свалилось на пол рядом с ней. С другой стороны сел Краснов, наконец, открывший глаза.
- Спасибо! – вдохнула Марина. – Я уж думала, мне конец.
- К тому шло, - серьезно кивнул Ярослав. – В мозгу у него отчего-то засела идея, что вы его хотите обмануть и в любом случае заслуживаете смерти. Он бы вас зарубил, даже если бы вы ему и дали наркотики.
Он достал из кармана телефон и набрал номер.
- Алло, Константин, это Краснов. Да, наряд всё же нужен, не зря предлагали. Вместе со «Скорой». Адрес? Секунду.
- Какой тут адрес? – спросил он у Марины. Та открыла уже рот для ответа, но вспоминала адрес, в итоге, не меньше минуты: после пережитого стресса мозг отказывался соображать. Помог только фирменный бланк со стола.
- Алло, Костя? Так вот – Красногвардейский бульвар, дом четырнадцать, ветклиника «Усы, лапы и хвост». Ну а что тут у нас… кипучая жизнь. Наркоша с топором, порубивший кучу мебели на дрова. Пытался убить меня и Марину. Лежит обездвижен, ждем наряд и медиков. Нет. Да. Да, целы, без царапины. Он тоже, шишка только на башке будет. Хорошо, ждем. Дом четырнадцать. Ладно, отбой.
- Как вы меня нашли? – спросила Марина. – И как вы так с ним дрались, с закрытыми глазами? Не понимаю…
- Вам ли да не понять, - хмыкнул Ярослав. – Вы же сама экстрасенс не из последних, многое можете. Я умею «читать» людей, как тексты, заглядывать в голову. Отсюда и знал, какое движение он сейчас сделает. Даже как зовут его, знал.
- Ну, я о такой силе только мечтать могу, - покачала головой Лещинская.
- Не прибедняйтесь, - тепло улыбнулся ей Князь. – Вы очень сильная. Мне-то это виднее, чем всем прочим.
Марина смущенно улыбнулась. Впервые за долгие месяцы ей захотелось понравиться мужчине. Экстремальные ситуации способствуют сближению участников, где-то она про это читала…
- Я хочу сделать вам предложение, - сказал Краснов, и Марина едва не подавилась воздухом на вдохе. Что, так сразу?!
- Как вы относитесь к тому, чтобы поработать на отдел "Т.О.Р." Следственного Комитета? Потенциал в вас, я вижу, очень неплохой…
Ярослав так и не понял, почему она так смеялась – долго и взахлеб. Наверное, от пережитого стресса.
Глава 8.
Елена Марченко никогда не любила детективы. Все эти обязательные для сюжета повороты, когда первый подозреваемый всегда оказывается невиновным, особенно если улики указывают на него, вызывали у нее лишь презрительную усмешку. До Следственного Комитета Лена несколько лет работала следователем уголовного розыска – и жизнь научила ее, что обычные уголовные преступления в девяноста процентах случаев совершенно не похожи на детективные романы.
В общем, если бы не вердикт экстрасенсов, она определенно бы поставила на вину Макса Баламушина. Если даже не прямую, так косвенную. Подростки – это всегда сексуальное влечение и демонстративные страдания. Если между Полей и Баламутом что-то было – а как оно не будет между лидером рок-группы и ярой поклонницей? - то возникает еще букет версий, кроме первоначального «сатанинского ритуала». Убийство из мести, обиды или ревности. Самоубийство по тем же причинам…
Они шли втроем к месту гибели Полины – заброшенной стройке на окраине Градовска. На этом настоял Скрипка: минут за двадцать после срочного отбытия Краснова (вот тоже – куда понесло человека?) он всё-таки «поймал волну» от Макса – надо отдать должное, тот честно выполнял всё, о чем просил его экстрасенс: вспоминал детали, останавливался на каких-то подробностях, даже вспомнил, во что был одет в тот день. Скрипка посчитал, что на месте убийства шанс поймать правильную картинку увеличится, и поэтому они направлялись туда.
Судя по рассказу Баламута, он заходил к Красильниковым около пяти часов вечера – отдать книги, взятые у Виктора Петровича почитать, и поболтать с Полиной. Посидев около часа, парень ушел домой. Поболтать, ну-ну. Это двадцатилетний-то амбал с влюбленной в него девицей. Ой, сомнительно…
- Какие у тебя были отношения с Полиной? – оформил ее сомнения в вопрос Скрипка. Баламут лишь невесело рассмеялся.
- Меня столько уже про это спрашивали, что у меня выработался уже некий шаблон ответа. Вот такой: «Мы с Красильниковыми дружили семьями. Я ее отца знаю всю свою жизнь, а Полину – всю ее жизнь. Так что относился к ней как с младшей сестре». Никто, что характерно, не верит – ну как же так, как может парень дружить с девушкой, да без этого самого? Да еще сатанист, тут явно дело нечисто, по-любому он ее развращал, как мог…
Лене на секунду стало стыдно своих подозрений, но она преодолела эмоциональный порыв симпатии к Максу. Упрямо закусила губу - это всё могло быть хорошо отрепетированной игрой. Отчего-то вспомнился Валуйский, упорно не верящий в способности Краснова, но она отогнала и эту мысль: подозреваемый есть подозреваемый.
- Прости мое любопытство, - сказал Сергей, беспечно оглядываясь по сторонам. – Но твоя невеста – она тоже из… ваших? Из сатанистов?
- Она обычная девушка, да и я больше не сатанист, - пожал плечами Макс. – Тут или одно, или другое.
- В смысле? – заинтересовался Скрипка.
- В прямом, - усмехнулся Баламут. – Сатанизм – я имею в виду настоящий сатанизм, а не эту мишуру подростковую - это путь одиночек, зацикленных на самих себе. Разумный эгоизм, если цитировать старину Варракса. Сатанизм и любовь несовместимы. Как я могу быть «разумным эгоистом», если мне хочется, чтобы ей, одной-единственной, было хорошо, а на себя мне уже, в общем-то, плевать? Любовь – это когда ты отдаешь, а сатанизм – это когда ты только тянешь к себе. Так что или одно, или другое.
- Ну, поздравляю, - сказал Скрипка. – Мне всегда, к слову, были неприятны эгоисты. Они еще так любят называть себя «здоровыми», хотя, в сущности, больные люди…
- Это почему? – обиделась за эгоистов Лена.
- Потому что это не гармонично, - пожал плечами Скрипка, но, посмотрев на непонимающее лицо Лены, счел нужным пояснить: - Люди живут гармонией, равновесием. Вдох-выдох, Инь-Ян, право-лево. Жить одним потребительством, не отдавая – это болезнь.