Его зовут Юджин Дейл, и в его компьютерной распечатке на столе Гарри Эджертона приводов хватит на двух убийц. Большинство арестов – за изнасилования, покушения на изнасилования и нарушения правил обращения с огнестрельным оружием; более того, сейчас Дейл на УДО, только что отпущен исправительным департаментом после отбытия девятилетнего срока за сексуальное преступление.
– Не вернешься через три минуты, – говорит ему у входа мужской уборной Нолан, – и я пойду за тобой. Все понял?
Юджин Дейл выходит из туалета через две минуты, с робким видом. Нолан направляет его обратно по коридору.
– Попить, – просит подозреваемый.
– Ну и? – говорит Нолан. – Пей.
Дейл останавливается у кулера с водой, затем утирает лицо рукавом. Подозреваемого возвращают обратно в кабинку, где он ждет Эджертона, который в этот момент беседует в другой допросной с теми, кто близко знает Дейла, собирая всю возможную информацию для предстоящего допроса.
Драма вышла бы поинтересней, если бы Юджин Дейл нашелся благодаря редкому следственному гению. Для детективов, столько перестрадавших на деле Латонии Уоллес, настал бы идеальный момент правосудия, если бы этот человек материализовался в допросной благодаря незаметной подсказке где-нибудь в папке Андреа Перри. И Гарри Эджертон оправдался бы начисто, если бы узнал имя благодаря блестящему прорыву в ходе одинокого и методичного расследования.
Но, как обычно, поэтическому возмездию здесь не место. Эджертон сделал все от себя зависящее, чтобы найти преступника, но в конце концов преступник сам нашел его. Человек, разыскиваемый за хладнокровное убийство девочки и ныне ерзающий на стуле в большой допросной, смог выдержать только две недели, после чего пошел и изнасиловал другую.
Но зато, когда пришел рапорт о втором изнасиловании, в отделе все поняли, что это значит. Эджертон к этому подготовился – встречался со спецподразделениями трех районов и предупреждал, чтобы они искали любые изнасилования или появления пистолета 32-го калибра. Поэтому, когда в Южное спецподразделение пришел рапорт, офицер Рита Коэн сообразила, что к чему. Второй жертвой стала тринадцатилетняя девочка: Дейл заманил ее в пустующий дом на Южной Маунт-стрит, потом угрожал «серебристым» пистолетом и изнасиловал. Ее он оставил в живых, хоть и предупредил, что если она кому-нибудь расскажет, то он снова ее найдет и выстрелит в затылок. Юная жертва пообещала молчать, но, как только вернулась домой к матери, поступила ровно наоборот. Вышло так, что она знала и имя, и адрес напавшего – ее лучшая подруга была дочерью подружки Дейла.
Преступление столь же тупое, сколь и чудовищное. Та самая дочь подружки даже видела, как перед нападением Дейл шел к дому жертвы – возможно, поэтому он и не убил изнасилованную девочку. Он знал, что есть свидетельница, и все же отбросил всякую осторожность, лишь бы удовлетворить свои позывы.
Позвонив в убойный отдел и взяв показания у жертвы изнасилования, полицейские в штатском Южного района выписали ордер на обыск по адресу Дейла на Гилмор-стрит – всего в паре кварталов от подворотни, где убили Андреа Перри. Облаву назначили на сегодня: у Эджертона был выходной, но с полицейскими Южного выехал Нолан, заверив детектива, что если по ордеру найдут улики или подходящего подозреваемого, то его участие впишут задним числом.
Менее чем через полчаса после приезда на Гилмор-стрит Нолан уже разговаривал по телефону с детективом, говоря ему, что позже он попросит Коперу вернуться в центр. Когда ворвался отряд, Юджина Дейла не было дома. Во время обыска патрульный нашел в чулане на втором этаже револьвер 32-го калибра, заряженный пистолетными патронами. Этого Нолану было достаточно: мало того, что Андреа Перри убили из оружия 32-го калибра, но и в ходе баллистической экспертизы на пуле нашли неглубокие нарезные следы, говорящие о пистолетном патроне в револьвере. И показания других жильцов дома совпадали с известными фактами.
Сожительница Дейла, Розалинда, удивительно легко отвечала на вопросы Нолана, как и ее подружка Мишель, которая встречалась с бывшим парнем Розалинды. Обе сначала удивились, что Юджин может иметь какое-то отношение к изнасилованию или убийству; впрочем, позже во время опроса Эджертона они согласились, что от Дейла этого можно было ожидать. Стоило детективу побольше узнать о Розалинде, как он понял, что напал на нужный след. Вспомнив анонимный звонок в офис сразу после убийства Андреа Перри – когда мужской голос заявил, что после выстрела с места преступления выбежала женщина, – Эджертон назвал имя этой таинственной женщины Мишель и Розалинде.
– Лоретта? – переспросила Розалинда. – Это сестра моего бывшего. Мы хорошие подруги.
Но Юджину Дейлу Лоретта Лэнгли вовсе не хорошая подруга; они с самого начала друг друга невзлюбили, объяснила Розалинда. В этот момент Эджертон уже не сомневался, что неопознанный информатор – не кто иной, как сам Юджин Дейл, самым нелепым образом пытавшийся подставить лучшую подругу своей девушки в изнасиловании-убийстве.
Через несколько дней, чтобы лишний раз убедиться, что он правильно тогда поступил, не вызвав Лоретту Лэнгли на допрос на почве того анонимного звонка, Эджертон поговорит с ней и впервые расскажет об обвинении, полученном в первые же часы расследования. На вопрос, заподозрила бы она парня лучшей подруги, если бы ей сказали о позвонившем мужчине, она ответит отрицательно. Если бы Лоретту Лэнгли опросили три недели назад, она бы оказалась очередным тупиком; зато теперь она стала лишней ниточкой между Дейлом и детоубийством.
Эджертон приехал в отдел убийств задолго до Нолана и прочитал рапорт об изнасиловании из Южного района. В тот же день, уже после завершения обыска, Юджин Дейл вернулся домой на Гилмор-стрит. Перед тем как его схватил поджидающий спецотряд, он успел узнать об ордере на обыск и задать подружке очень красноречивый вопрос: «Они нашли пистолет?»
Так он оказался в большой допросной и сидел там еще много часов, пока Эджертон беседовал с Мишель и Розалиндой. Продолжал сидеть и ждать после того, как прибыл Копера и забрал в лабораторию револьвер – H&R 32-го калибра, серийный номер – AB 18407, теперь весь покрытый дактилоскопическим порошком.
Проходит много времени после похода в туалет в сопровождении Роджера Нолана, а Юджин Дейл все еще сидит допросной, скучающий и раздраженный. Проходит столько времени, что, когда наконец входит Эджертон, его подозреваемый – в очередной раз подтверждая правило детективов, – клюет носом. Когда допрос начинается около десяти вечера, нет ни подшучиваний, ни торгов: Эджертон относится к подозреваемому с нескрываемым презрением.
– Хочешь говорить – я слушаю, – начинает детектив, подталкивая к Дейлу форму о правах. – Не хочешь говорить – я просто предъявлю тебе обвинение в убийстве и пойду домой. Мне на самом деле все равно.
– В каком смысле? – спрашивает Дейл.
Эджертон выпускает сигаретный дым через стол. В любом другом деле тупость Дейла была бы забавна. В случае Андреа Перри она встает костью поперек горла.
– Смотри на меня, – повышает голос Эджертон. – Помнишь пистолет в чулане, да?
Дейл медленно кивает.
– Как думаешь, где он теперь?
Дейл молчит.
– Где? Задумайся, Юджин.
– У вас.
– У нас, – говорит Эджертон. – Вот именно. И прямо сейчас, пока мы с тобой беседуем, эксперты внизу сопоставляют его с пулей, которую мы извлекли из головы той девочки.
Юджин Дейл качает головой. Вдруг оба слышат приглушенный грохот. Этажом ниже, почти сразу под ними, Джо Копера стреляет из револьвера в глубокий бак с водой, чтобы получить пули для сравнения.
– Это твой ствол, – говорит Эджертон. – Слышишь? Его сейчас проверяют.
– Это не мой ствол.
– Он, сука, лежал у тебя в чулане. Чей он еще? Розалинды? Если мы покажем этот ствол другой девочке, которую ты трогал, она ведь подтвердит, что он твой, верно?
– Это не мой.
Эджертон встает – его терпения хватает ровно на пять минут в одной комнате с этим человеком. Дейл смотрит на детектива, на его лице – смесь испуга и искренности.
– Ты просто тратишь мое время, Юджин.
– Я не…
– Ты меня за кого, сука, принимаешь? – спрашивает Эджертон, повышая голос. – У меня нет времени выслушивать твою брехню.
– Почему вы на меня кричите?
Почему я на тебя кричу? Эджертона подмывает ответить как есть, рассказать что-нибудь о цивилизованном мире, на отшибе которого живет этот человек. Но это же как об стенку горох.
– А что, не нравится, когда на тебя кричат?
Дейл молчит.
Эджертон выходит из допросной, пока внутри разрастается гнев, жар, какой немногие убийцы способны разжечь в детективе. Отчасти – из-за глупости первых заявлений Дейла, отчасти – из-за его инфантильных отрицаний, но главное, что злит Гарри Эджертона, – сам масштаб преступления. Он видит в папке школьную фотографию Андреа Перри – и она разжигает в нем ярость: как такую жизнь могут ломать люди, подобные Юджину Дейлу?
Обычная реакция Эджертона на виновного – легкое презрение, граничащее с равнодушием. В большинстве случаев он не особенно стремился мучить подозреваемых – по правде говоря, у них и так полно проблем. Он, как и большинство детективов, верит, что с убийцей можно беседовать. Можно делиться сигаретами, провожать до туалета, смеяться над его шутками, если они смешные. Можно даже банкой «Пепси» угостить, если он готов подписать каждую страницу чистосердечного.
Но сейчас все по-другому. Сейчас Эджертон не хочет даже дышать с ним одним воздухом. На самом деле гнев пустил корни настолько глубоко, что его уже можно назвать ненавистью, – ненавистью, которую в этом случае может испытывать только черный детектив. Эджертон – черный, Юджин Дейл – черный и Андреа Перри – тоже: забыты обычные расовые барьеры. В свете этой истины понятно, как Эджертон может разговаривать на улицах и узнавать что-то полезное, как может зайти в проджекты Западного Балтимора и выйти, зная больше белого детектива. Даже лучший белый коп чувствует дистанцию, когда работает с черными жертвами и черными подозреваемыми: они для него