словно из другого мира, будто их трагедия – результат какой-то гетто-патологии, против которой у него самого есть врожденный иммунитет. В городе, где почти 90 процентов всех преступлений совершаются черными против черных, белый детектив может понять трагедию черной жертвы, может стараться отличать хороших людей, за которых нужно мстить, от плохих, которых нужно засадить. Но в конечном счете он никогда не реагирует с той же силой: большинство невинных жертв вызывают у него эмпатию, а не переживания; большинство самых безжалостных подозреваемых вызывают презрение, а не ярость. Однако для Эджертона этих различий не существует. Для него Юджин Дейл совершенно реален, как и Андреа Перри; его гнев из-за преступления – личный.
Реакция Эджертона на Дейла снова отделяет его от группы, но в этом как раз нет ничего уникального; чтобы быть черным детективом в отделе убийств, требуется особое чувство равновесия, готовность терпеть недостатки белых сослуживцев, игнорировать циничные замечания и резкий юмор тех, для кого преступления черных против черных – естественный порядок вещей. Для них черный средний класс – просто миф. Вроде где-то слышали, вроде где-то читали, но попробуй найди таких людей в Балтиморе. Эджертон, Рикер, Эдди Браун – они черные, они, по сути, из среднего класса, но это ничего не доказывает. Они же копы, а следовательно – даже если они сами этого не знают – почетные ирландцы. По такой логике тот же детектив, который с легкостью работает с Эдди Брауном, может увидеть, как в соседний дом въезжает черная семья, и уже завтра пробить новых соседей по базе.
Эти предрассудки уходят глубоко. Достаточно постоять в комнате отдыха и послушать от белого ветерана убойного научный анализ формы черепов местной шпаны: «…Вот с острой макушкой – этот стопроцентный убийца, этот опасен. А кто с головой-орехом – они просто дилеры и воры. А вот твой с круглой спиной вообще обычно…»
Черные детективы живут и работают с этими ограничениями, лаконично предлагая себя в противовес сценам в гетто, встречающим их белых сослуживцев каждую ночь. Если до белого все равно не доходит – хрен с ним. А что еще остается черному копу? В NAACP позвонить? Эджертон и остальные черные детективы не могут выиграть в этом споре, поэтому и не спорят.
Но в случае с Юджином Дейлом Эджертон выиграть может. И выходя из допросной в первый раз, он хочет перевести дух и заодно дать Дейлу помариноваться, чтобы войти во второй раз и уже получить чистосердечное.
Внизу, в лаборатории баллистиков, Джо «Несовпадос» Копера[77], глава балтиморских экспертов по огнестрельному оружию, склонившись над микроскопом, медленно поворачивает обе пули в глине-основе, сопоставляя следы и царапины от нарезов на разделенном экране. По наиболее очевидным отметинам Копера почти сразу определяет, что это патроны 32-го калибра, выпущенные из одного класса оружия, в данном случае – «шесть с левосторонней резьбой». То есть нарезы внутри ствола – разные в каждом виде оружия, – оставили шесть глубоких борозд на пояске, и все борозды – левосторонние.
На этом основании Копера может утверждать, что пуля, убившая Андреа Перри, выпущена из того же или идентичного револьвера 32-го калибра, который был обнаружен при обыске доме Дейла. Но чтобы сказать, что пуля выпущена именно из него, нужно больше: требуется сравнить царапины – тонкие повреждения от зазубрин и мусора в стволе. Оставив микроскоп, Копера поднимается наверх, выпить кофе и поговорить с детективами.
– К чему пришел? – спрашивает Нолан.
– Тот же тип оружия, тот же снаряд. Но чтобы убедиться, нужно еще немного времени.
– Тебе поможет, если мы скажем, что он виновен?
Копера улыбается и идет в комнату отдыха. Эджертон уже вернулся в большую допросную, страдает на втором раунде с Дейлом. В этот раз он упоминает отпечатки пальцев на оружии, хотя на самом деле криминалисты не смогли снять ни одного скрытого отпечатка перед тем, как револьвер отправился к Копере.
– Если пистолет не твой, что скажешь, когда мы найдем на нем твои отпечатки?
– Он мой, – говорит Дейл.
– Уже твой.
– Ага.
Эджертон практически слышит, как крутятся шестеренки в мозгу Дейла. Выход, Выход. Где же мой Выход? Эджертон уже знает, к какому окошку потянется подозреваемый.
– Я хотел сказать, пистолет мой. Но я никого не убивал.
– Пистолет твой, но ты никого не убивал.
– Нет. В тот вечер я одолжил его паре мужиков. Они сказали, что хотят кого-то припугнуть.
– Одолжил паре мужиков. Мне что-то подсказывало, что ты это скажешь.
– Я не знал, зачем он им…
– А они пошли и изнасиловали маленькую девочку, – говорит Эджертон, обжигая подозреваемого взглядом, – а потом отвели ее в подворотню и прострелили ей голову, так?
Дейл пожимает плечами.
– Понятия не имею, что они там делали.
Эджертон холодно на него смотрит.
– Имена твоих друзей?
– Имена?
– Да. У них же есть имена, правильно? Ты одолжил им пистолет, значит, как минимум знаешь, кто они.
– Если я скажу, у них будут проблемы.
– И еще какие, блин. Их, на минуточку, обвинят в убийстве, да? Но либо они, либо ты, Юджин, так что говори имена.
– Я не могу сказать.
С Эджертона уже хватит.
– Тебе предъявят убийство, наказуемое смертной казнью, – говорит он голосом, звенящим от гнева, – но ты не называешь имена таинственных друзей, которые взяли у тебя пистолет, потому что у них будут проблемы. Это твой ответ?
– Я не могу сказать.
– Потому что их не существует.
– Нет.
– Нет у тебя никаких друзей. Во всем сраном мире у тебя нет друзей.
– Если я скажу, они меня убьют.
– Если ты не скажешь, – уже орет Эджертон, – я отправлю тебя в камеру смертников. Выбор за тобой…
Юджин Дейл смотрит в стол, потом на детектива. Качает головой и поднимает руки – жест капитуляции, жалостливая мольба.
– Ну на хрен, – снова встает Эджертон. – Даже не знаю, на фига мне с тобой возиться.
Он хлопает дверью в большую допросную и встречает сержанта слабой улыбкой.
– Он невиновен.
– Правда, что ли?
– Ага. Какие-то друзья попросили у него пистолет, а потом забыли сказать, что изнасиловали и убили девочку.
Нолан смеется.
– Скажи, раздражает, когда такое случается?
– Серьезно, я уже готов ему врезать.
– Все настолько плохо, а?
Эджертон идет в комнату отдыха за новой чашкой кофе, но уже через пять минут Юджину Дейлу есть что сказать. Он громко стучит в дверь – Эджертон игнорирует. Наконец к нему на шум приходит из своего кабинета Джей Лэндсман.
– Детектив, сэр, с вами можно поговорить?
– Со мной?
– Да, сэр. Другой полицейский не хочет меня слушать, и я…
Лэндсман качает головой.
– Со мной тебе говорить не стоит. Я хочу только одного – размазать тебя по стенке за то, что ты сотворил с девочкой. Так что даже не…
– Но я не…
– Эй, – перебивает Лэндсман. – Если хочешь говорить со мной, будешь говорить без зубов, все понял? Так что лучше сиди и жди своего детектива.
Дейл отступает в допросную, Лэндсман хлопает дверью и возвращается к себе; его настоение определенно поднялось.
Через пять минут в коридор возвращается Эджертон, успокоившийся перед новым заходом. Когда он открывает металлическую дверь, мимо от лестницы идет Копера.
– Есть, Гарри.
– Молодцом, доктор Кей.
– Бороздки неглубокие, но я сличил без особых проблем.
– Ладно. Спасибо.
Эджертон захлопывает за собой дверь и в последний раз обрисовывает Юджину Дейлу ситуацию: есть живая жертва изнасилования, готовая его опознать, и есть пистолет. Баллистики подтвердили, что это орудие убийства. Ах да, еще есть отпечатки по всему оружию…
– Я бы хотел назвать вам имя друга.
– Ладно, – говорит Эджертон. – Называй.
– Но я его не знаю.
– Не знаешь.
– Нет. Он сказал, но я забыл. Его кличка – Липс. Он живет в Западном Балтиморе.
– Ты не знаешь его имя, но одолжил ему пистолет.
– Ага.
– Липсу в Западном Балтиморе.
– Так его зовут.
– А второго?
Дейл пожимает плечами.
– Юджин, сказать, что я думаю?
Дейл смотрит на него – само воплощение искренности и желания помочь.
– Я думаю, что ты вернешься в тюрьму.
И все-таки Эджертон записывает за ним эту бредовую историю и выходит только глубокой ночью с показаниями на одиннадцати страницах, где Дейл – в предпоследней версии событий – одалживает орудие убийства Липсу и еще какому-то типу с восточной стороны, чье имя в конце концов называет. Предположительно, этот второй когда-то в прошлом сделал ему что-то плохое. Дейл признается, что видел, как Андреа Перри играла с его кузиной, и признается, что был на улице и слышал выстрел в переулке. Даже сподобился сказать, что, хотя друг вернул ему оружие без одного патрона и хотя Дейл был уверен, что они изнасиловали и убили девочку, в полицию он не обратился, потому что не мог подставляться.
– Я на УДО, – напоминает он Эджертону.
Рассвет застает детектива за машинкой – он печатает двухстраничное обвинительное заключение на своего подозреваемого. Но когда он приносит бумаги в допросную, Дейл быстро пробегает их глазами и рвет, чем еще больше завоевывает «симпатию» Эджертона, человека с не то чтобы рекордной скоростью печати.
– Вам это не понадобится, – говорит Дейл, – потому что я скажу правду. Я не убивал девочку. На самом деле я не знаю, кто ее убил.
Эджертон выслушивает третью версию.
– На самом деле я не знаю, кто ее убил. Я это все наговорил, чтобы защитить свою девушку и ее семью. Я каждый день на работе, а ее родственники свободно приходят в квартиру в любое время. Пока я сплю в спальне, по квартире шастают все ее сестры и братья.
Эджертон молчит. О чем тут еще говорить?
– Кто-то из них, видимо, хранил в чулане пистолет. Кто-то из них и убил девочку.
– Ты знал, что у тебя в чулане пистолет? – чуть ли не со скукой спрашивает Эджертон.