Плюс два дела – минус два дела. Последние недели года, так бесившего Уордена, теперь скользят как по маслу, словно по сценарии какого-то сериала про полицию, где все преступления раскроют и объяснят раньше последней рекламной паузы.
За три дня до Рождества Здоровяк и Рик Джеймс выезжают на огнестрел в Восточном Балтиморе декабрьской ночью, настолько не по сезону влажной, что весь город окутало густым слепящим туманом. Когда «кавалер» выезжает на Файет-стрит, оба прищуриваются, пытаясь разглядеть смутные очертания жилых рядов по сторонам улицы.
– Как в гребаном молоке, – говорит Джеймс.
– Всегда мечтал раскрыть убийство в тумане, – чуть ли не мечтательно отвечает Уорден. – Как Шерлок Холмс.
– Ага, – соглашается Джеймс. – Этот вечно находил трупы в хреновую погоду…
– Потому что это было в Лондоне, – говорит Уорден, медленно проезжая на зеленый на Бродвее.
– И вечно был виноват какой-то урод по имени Мюррей. Мюррей и как его там дальше…
– Мюррей? – не понимает Уорден.
– Ну да, убийцу всегда звали Мюррей.
– Это ты про Мориарти. Профессор Мориарти.
– Ага, – говорит Джеймс. – Точно. Мориарти. Если сегодня приедем на убийство, будем искать черного парня с погонялом Мориарти.
Приезжают они именно на убийство – огнестрел на улице, который остается худанитом не дольше, чем нужно Уордену, чтобы войти в море черных лиц: бледный скиталец в ожидании того, когда развеется естественная враждебность толпы, терпеливый цивилизованный коп, прислушивающийся к анонимным упоминаниям имени преступника.
Перед самым рассветом в ту же полуночную смену, когда с бумажками покончено, а на телевизоре остается только таблица настройки, Дональд Уорден, удивительно энергичный, бродит в тишине в поисках, чем бы заняться. Джеймс спит в комнате отдыха; Уолтемейер тыкает в клавиши в административном офисе, печатая отчет о происшествии для журнала.
Заваривая кофе, Здоровяк снимает пластмассовую крышку с непочатой банки. И вдруг, с интересом истинного ученого на лице, запускает ее, словно летающий диск, через застоявшийся воздух главного офиса.
– Вы гляньте, – говорит он, подходя к своей новой игрушке. Бросает ее обратно, в этот раз – с идеальным рикошетом от кафельного пола.
– Следующий номер программы, – произносит он, прицеливаясь, – отскок от потолка.
Уорден мечет пластмасску. Уолтемейер в административном офисе отрывается от пишмашинки, отвлекшись на мелькнувшее в уголке глаза тонкое летящее пятнышко. Он с удивлением смотрит на Уордена, затем возвращается к отчету, словно отмахнувшись от миража.
– Слышь, Дональд, – кричит Уорден. – Тащи сюда свою задницу…
Уолтемейер поднимает глаза.
– Давай, Дональд. Выходи поиграть.
Тот продолжает печатать.
– Эй, миссис Уолтемейер, а Дональд выйдет сегодня гулять?
Уорден бросает диск к стеклянной перегородке между офисами, как раз когда административный лейтенант, пришедший на пересменку на час пораньше, идет к себе в кабинет через аквариум. Пластмасска рикошетит от стекла и грациозно парит мимо колонны в открытую дверь кабинета Нолана. Лейтенант останавливается на пороге, дивясь редкому и поразительному зрелищу – счастливый Дональд Уорден.
– А? – озадаченно спрашивает он.
– Запястья, лейтенант, – говорит Уорден с улыбкой. – Весь секрет в запястьях.
Пятница, 9 декабря
Десятое правило в руководстве убойного: идеальное убийство бывает. Всегда было, и тот, кто спорит, лишь выдает в себе наивного романтика, дурачка, незнакомого с правилами с первого по девятое.
Пример: вот лежит черный мужчина по имени Энтони Моррис, двадцать один год, застреленный в западной половине Балтимора, штат Мэриленд. Мистер Моррис – молодой человек со внезапно рухнувшим статусом в местной наркоторговле, – обнаружен патрульными Западного в пустом дворе Гилмор-Хоумс, где человек или группа людей несколько раз спустили курок револьвера 38-го калибра и наделали в его теле дырок маленькими кусочками металлического сплава.
Извлеченные на следующее утро из трупа, все они окажутся расколотыми и изуродованными, а следовательно бесполезными для экспертизы. А поскольку оружие – револьвер, то поблизости не валяется ни одной стреляной гильзы. Впрочем, без найденного оружия отсутствие пуль или гильз – всего, с чем оружие можно сравнить при экспертизе, – это умозрительная проблема. Более того, само место преступления асфальтированный двор зимой, где нет ни отпечатков пальцев, ни волос, ни синтетических волокон, ни следов, ничего, что можно принять за вещдоки. В карманах жертвы тоже нет улик. И мистер Моррис не сказал ничего вразумительного первым патрульным и медикам – но это и не удивительно, если учесть, что он уже был мертв.
Свидетели? В полуночную смену, когда в этой части проджекта Гилмор-Хоумс вообще нет живых людей? Расселенный из-за будущей реновации двор, куда вошел Энтони Моррис, темен, холоден и совершенно лишен признаков жизни. Ни фонарей на улице, ни света за заколоченными окнами, ни пешеходов, ни соседей, ни магазинов или баров на углу.
Зашибись место для убийства, думает Рич Гарви, оглядывая пустынный двор. Практически идеальное. Энтони Морриса убили в городе с населением в 730 тысяч человек, но с тем же успехом место преступления могло находиться в Невадской пустыне, арктической тундре или любой другой неизведанной глуши.
О выстрелах сообщили в анонимном звонке. То есть нет ни рапорта о стрельбе или теле, ни даже шанса поговорить с нашедшими жертву. Ни пешеходов, ни скорбящих родных, ни шпаны с бандитскими жестами на углах. Пока Макаллистер обходит место преступления, Гарви стоит и дрожит ранним зимним утром, ожидая хотя бы отдаленного намека на жизнь в окружающем городе – любое теплое освещенное место, где можно было бы задать первый вопрос следствия.
Ничего. Тишина абсолютна; округа – пуста. Есть только Гарви, его напарник и обычные лица из Западного района в круговерти синих мигалок – наедине с трупом в спящем городе. Гарви говорит себе, что это неважно, что где-то и кто-то готов поговорить с ним, рассказать об Энтони Моррисе и его врагах. Может, родные, может, подружка или какой-нибудь друг детства с другого конца проджекта. Может, анонимный звонок в отдел убийств или письмо от какого-нибудь информатора, сидящего за мелочевку.
Потому что когда у тебя идеальный год, настолько мрачно быть не может. Ведь с чем бы он остался на Винчестер-стрит, если бы Бимиллер не взял на месте преступления девушку жертвы? Или на ограблении фэрфилдского бара, если бы пацан с парковки не запомнил номера уезжающей машины? Или на убийстве Лэнгли в Пимлико, где патрульные произвели арест за хранение наркотиков в половине квартала от места преступления – и арестованный оказался очевидцем?
Да уж, думает Гарви, а вот теперь у меня нет ни хрена. Ну, это не новости. Не считая самых элементарных данкеров, все дела выглядят глухо, когда только приезжаешь на место.
– Может, вам еще позвонят, – говорит патрульный.
– Может, – не спорит Гарви.
Потихоньку оправдывая надежду, через час они с Макаллистером стоят в гостиной, полной родственников жертвы. Мать, сестры, родные и кузены расположились по краям комнаты, а детективы торчат в центре, создавая некую центробежную силу.
В сухой жаре и тесноте Гарви наблюдает, как Макаллистер приступает к стандартному объяснению, что скорбящей семье стоит и не стоит делать Во Время Утраты. Гарви никогда не перестанет удивляться актерскому мастерству Мака в разговоре с семьями: голова слегка склонена к плечу, руки кротко сложены перед собой – да он приходской священник, медленно и размеренно изливающий прочувствованную печаль. Вдобавок Мак даже слегка обаятельно заикается во время стресса, что добавляет ранимости. Час назад на месте преступления, стоя над мертвецом, Макаллистер за остротами в карман не лез. Теперь же, с матерью покойного, он мистер Забота. Хренов Фил Донахью[79] в тренчкоте.
– Сейчас вам нет никакой необходимости ехать в бюро судмедэкспертизы. Даже если вы захотите, вас не пустят…
– Это где? – спрашивает мать.
– У судмедэксперта, – медленно произносит Макаллистер. – Но не забивайте голову. Вам нужно только позвонить в похоронную контору по своему выбору и сообщить, что тело находится в бюро судмедэкспертизы на перекрестке Пенн и Ломбард. Они сами знают, что делать. Хорошо?
Мать кивает.
– Так, мы постараемся найти того, кто это сделал, но нам нужна помощь семьи… Для этого мы и приехали…
Речь агента по продажам. Макаллистер старается изо всех сил – выдает свой монолог «вы не можете его вернуть, но можете отомстить», на который мать то и дело согласно кивает. Гарви оглядывает комнату в поисках хоть какого-нибудь признака, маломальского дискомфорта у члена семьи с тайным знанием. Все какие-то далекие, отстраненные, но многие берут визитки, заверяя, что ничего не знают, но позвонят даже из-за самого незначительного слушка.
– Еще раз позвольте выразить соболезнования вашей утрате… – говорит Макаллистер в дверях.
Гарви смотрит на комнату, полную отсутствующих лиц. Мать, братья, сестры, кузены, друзья – как будто никто из них не имеет представления о причинах для убийства. Он смиряется с тем, что телефон в отделе разрываться не будет.
– И еще раз – не стесняйтесь звонить, если у вас будут какие-нибудь вопросы или информация, – закругляется Макаллистер.
Гарви первый направляется к двери. Когда оба детектива выходят, Гарви оборачивается к напарнику и уже готовится объяснить, почему именно он должен быть старшим детективом в этом безнадежном предприятии. Но ничего не говорит, вместо этого смотря через плечо Мака на молодого человека, двоюродного брата жертвы, который украдкой последовал за ними.
– Прошу прощения, офицер…
Макаллистер тоже поворачивается, к заметному дискомфорту родственника. Но молодой человек хочет что-то сказать – и ему никто не помешает.