а жертвы быстро находится алиби – он ждал жену со смены на стоянке, слушал радио в машине. Охранники спустились и позвали его, как только обнаружили тело.
Значит, решает Лэндсман, вычеркиваем мужа и идем дальше по списку. Парень? Бывший? Тот, кто хотел с ней встречаться? Она молода и красива, год замужем, но это мало что значит; девушка могла искать приключений на заводе. Может, все вышло из-под контроля.
– Ну смысле, а какого еще хрена ей делать в мужском туалете? – спрашивает Кинкейд. – Ты же меня понимаешь?
– Да, – говорит Лэндсман. – Я тоже так думаю, Дональд.
Он заглядывает в большую допросную и видит, как Крис Грауль напротив Хмыря № 1 записывает показания, во второй раз прогоняя его хлипкую версию. Грауль – новенький в группе Лэндсмана, перевелся из отдела мошенничества, замена Фальтайха, который уже несколько месяцев работает в отделе сексуальных преступлений. После пары лет погонь за фальшивыми чеками Грауль захотел попробовать себя в убойном; Дик Фальтайх после шести лет в группе Лэндсмана уже насмотрелся на убийства. График отдела изнасилований – с девяти до пяти, с понедельника по пятницу, и для Фальтайха это почти как пенсия с окладом.
Лэндсман наблюдает через проволочное окошко, как его новый детектив проверяет версию на прочность. Грауль вместо Фальтайха, Вернон Холли вместо Фреда Черути – для группы Лэндсмана это год перемен, но он не жалуется. Со своим немалым стажем в ограблениях Холли быстро освоился и теперь самостоятельно расследует убийства. Грауль – тоже хорошая находка, хотя Лэндсман и понимал, что новенький детектив, поскольку дружит с лейтенантом Стэнтоном еще со времен их совместной работы в наркоотделе, при первой же возможности переведется в другую смену. Тем не менее, если это произойдет после того, как Грауль проявит себя, Лэндсман сможет попросить у Стэнтона взамен хорошего детектива.
Подозреваемые, жертвы, детективы – действующие лица меняются, но машина со скрежетом движется вперед. Более того, люди Д’Аддарио неуклонно повышали процент раскрываемости и уже практически сравнялись со второй сменой. Отдел в целом достиг 72 процентов – чуть выше среднего показателя по стране. Истерика из-за ограничений переработок, предыдущие жалобы на раскрываемость, убийства на Северо-Западе и открытое дело Латонии Уоллес – к концу года все это уже забывается. Почему-то к декабрю цифры всегда становятся как надо.
И немалую роль в этом сыграл Лэндсман: раскрываемость его группы выше 75 процентов – лучшая в смене Д’Аддарио. У групп Нолана и Макларни полосы везения были осенью; теперь, под конец года, уже бригада Лэндсмана щелкает одно дело за другим.
На два месяца они просто разучились ошибаться. Началось это с Даннигена, расследовавшего засаду из-за наркотиков на площади Джонстон, затем Пеллегрини раскрыл непредумышленное в Аламеде – какой-то идиот баловался с новеньким самозарядным пистолетом и случайно убил четырнадцатилетнего ребенка. Потом Холли, Рикер и Данниген вместе раскрыли пару бытовух, а через неделю Рикер с трудом вытянул убийство на наркорынке Голд и Эттинг. В течение следующего месяца каждый в группе раскрыл как минимум еще по одному делу, причем управляясь всего за пару дней. При таком везении, сопровождавшем группу повсюду, кое-что перепало даже Пеллегрини, который однажды зимним вечером снял трубку и получил вторую смерть от огнестрельного ранения, причиненного по неосторожности. Казалось, сама судьба почувствовала, что задолжала ему извинения.
Сегодня, если будет время, Лэндсман может подойти к своему столбцу на доске и удовлетворенно полюбоваться черными чернилами. Двенадцать раскрытых дел в ряд, а это – странное нападение с ножом на фабрике у Бреминг-хайвей, где на вечерней смене трудились триста работников, – он не позволит такому идиотизму покончить с его светлой полосой. Девушку убивают на фабрике в рабочее время, а в итоге худанит? Хрена с два, думает Лэндсман. Тут где-то кроется данкер, осталось только его найти.
Когда ранее Грауль и Кинкейд прибыли на фабрику «Левер Бразерс», их провели на второй этаж главного корпуса и показали тело Эрнестины Хаскинс, тридцатилетней управляющей столовой, погибшей в мужском туалете. На теле множество ножевых ранений, но убил ее порез, задевший яремную вену. Блузка и лифчик задраны, намекая на мотив изнасилования, а кровавые брызги на перегородке туалета и защитные раны на руках указывали на короткую борьбу. Орудие убийства – скорее всего, длинный кухонный нож, – отсутствовало.
Столовая была закрыта после ужина, но не заперта и доступна для всех в здании. Перед тем, как произошло убийство, Хаскинс с двумя коллегами прибирались и готовились уходить; уже только по этой причине работники столовой заслуживали особого внимания. Один нашел тело, второй был с Хаскинс на кухне всего за несколько минут до преступления.
Дождавшись окончания смены, детективы осмотрели место, прошлись по столовой и проверили весь второй этаж в поисках кровавого следа или чего угодно странного. Во время пересменки незадолго до полуночи Кинкейд спустился к внешним воротам и наблюдал, как на пропускном пункте расписываются и выходят рабочие фабрики. Он смотрел каждому мужчине в лицо, затем – на обувь и штанины, надеясь найти обличительные красновато-бурые пятна.
Грауль тем временем проверял наводку, полученную при допросе одного из сотрудников столовой. На вопрос, не было ли у Эрнестины Хаскинс любовников или воздыхателей на работе, тот назвал работника, который действительно оказался на смене. Вызванный охранниками, он пришел в столовую и не выразил удивления, когда ему сообщили об убийстве. Само по себе это мало что значило: слухи об убийстве облетели фабрику еще до прибытия детективов. Но любопытно то, с какой легкостью он признался, что интересовался Эрнестиной Хаскинс. Он знал, что девушка замужем – и все-таки она показалась ему более чем дружелюбной, и он решил, что Хаскинс готова рискнуть.
Кинкейд с Граулем внимательно осмотрели его одежду, но не нашли ни пятен, ни прорех. Руки – чистые и без ранений, лицо не поцарапано. Но у него все-таки было время привести себя в порядок, прежде чем обнаружили тело. Вызвали патрульную машину; ухажера и обоих работников столовой отправили в центр.
Проведя на месте преступления еще два часа, детективы тоже приехали в офис. Лэндсман разместил трех новоприбывших по отдельности, после чего все они, по взвешенному мнению Лэндсмана, демонстрировали типичное хмыриное поведение.
Хмырь № 1 – работник столовой, рассказавший Граулю о поклоннике убитой, – во всем помогал следователям и продолжал подкидывать разные мотивы, которые могли сподвигнуть ухажера на убийство. Другой работник столовой, Хмырь № 2, казалось, знал об убийстве начальницы только то, что оно произошло. А Хмырь № 3 – работник завода, вожделевший Эрнестину, – был на удивление равнодушен к ее насильственной смерти, словно на работе это обычное дело.
Около часа пошатавшись между кабинетами и допросными, сопоставляя одну версию с другой, Лэндсман уже пришел к некоторым выводам. Хмырь № 2 в большой допросной? Лопух, думает Лэндсман. Может, виновный лопух. Хмырь № 1 в малой допросной? Что-то слишком уж, блин, услужливый. Записываем в услужливые и виновные. А Хмырь № 3 в аквариуме – мудак, причем наверняка виновный мудак.
Теперь, после трех часов допросов, Лэндсман смотрит, как Кинкейд возвращается в комнату, где Грауль терпеливо выслушивает вранье. Сейчас уже раннее утро, и пока что Лэндсман был само терпение. Ни криков. Ни злобных речей. Ни извращенного юмора убойного отдела посреди хаоса уголовного следствия.
Отчасти сдержанность Лэндсмана обусловлена тем, что это второе дело Грауля, и он старается не давить на новенького, но в основном – тем, что Эрнестина Хаскинс – как и Латония Уоллес – похожа на настоящую жертву. Как бы Лэндсмана ни извратили двадцать лет в департаменте, но разницу между мокрухой и убийством он все же усвоил. Все-таки одно дело – прикалываться с патрульными, когда все стоят вокруг какого-нибудь дохлого черного парня; совсем другое – вести себя так, когда речь идет о молодой жене с задранной блузкой, перерезанной глоткой и мужем, ждущим ее на стоянке завода. Даже для Лэндсмана некоторые вещи остаются категорически несмешными. А еще, несмотря на свою репутацию, он понимает, что иногда вопли причиняют больше вреда, чем пользы. В течение нескольких часов сержант позволяет возглавить атаку Граулю и Кинкейду, дожидаясь, пока у них кончатся вопросы, прежде чем приступить к делу самому. Только рано утром, когда начальство завода звонит в отдел убийств и сообщает, что из кухонной кассы пропала вчерашняя выручка, – только тогда Лэндсман становится самим собой.
– Тогда что за хуйню я все это время выслушивал? – бормочет он, несясь обратно по коридору.
Хмырь № 1 в смятении вскидывает глаза, когда Лэндсман врывается в малую допросную.
– Слышь, ты какого хрена нам впаривал?
– Чего?
– Это ограбление.
– Что – ограбление?
– Это чертово убийство. Выкрали кассу.
Работник качает головой. Это не я, заверяет он, лучше поговорите со вторым, кто работает на кухне. Это он вечно болтал о том, как бы украсть деньги. И меня подбивал.
Лэндсман принимает это к сведению, разворачивается, проносится мимо большой допросной, где в дверь колотит и просится в туалет ухажер покойной, о котором уже напрочь забыли.
– Эй, офицер…
– Минутку! – кричит Лэндсман и сворачивает за угол в аквариум, где дожидается допроса второй работник столовой.
– Ты, – кричит он Хмырю № 2. – Встал.
Тот следует за ним обратно в малую допросную, уже свободную, потому что Грауль вернул первого работника в аквариум через главный офис. Игра в музыкальные стулья со свидетелями.
– Где деньги? – злобно спрашивает Лэндсман.
– Какие деньги?
Неправильный вопрос. Лэндсман нависает над Хмырем № 2, орет, что полиции известно об ограблении, что это серьезное преступление, что они уже слышали, как он планировал выкрасть кассу, что Эрнестина Хаскинс узнала о краже, поймала вора в мужском туалете и была за это убита.