И все это как рукой снимает, когда он входит в допросную. Потому что стоит Фрейзеру сесть за стол напротив Гарви, как он с полной готовностью рассказывает о смерти подружки. Более того, он готов назвать вероятного подозреваемого.
Конечно, он решил добровольно явиться в отдел по расследованию убийств только после недели плотной работы Гарви и Дональда Кинкейда, вписавшегося в дело младшим детективом, когда на Дэйва Брауна легло другое убийство. В поисках рычага давления детективы вывалили на улицу грязное белье Фрейзера, когда пришли к нему домой на Файет-стрит и стали спрашивать жену о его рабочих часах, привычках и связи с наркотиками, после чего достали козырь.
– Вам известно, что у него был роман с Линой?
Насколько эти известия возмутили женщину, неясно; она сама сказала, что их брак знавал и лучшие времена. Так или иначе, она не торопилась предоставить мужу алиби на ночь убийства. И начальство завода в Спэрроус-Пойнте сообщило на следующий день детективам, что перед убийством Фрейзера не видели на смене два дня подряд.
Затем прошлым вечером подозреваемый сам позвонил Гарви в отдел убийств и заявил, что обладает информацией об убийстве Лины и желает немедленно встретиться с детективами. Но к полуночи он так и не явился, и Гарви поехал домой. Через час Фрейзер подошел к будке охранника у гаража и попросил отвести его к детективам. С ним поговорил Рик Рикер – не дольше, чем было нужно, чтобы понять: Фрейзер под кайфом, а судя по зрачкам, выделывавшим боливийскую самбу, сегодня он, видимо, кайфовал от кокаина. Рикер позвонил домой Гарви: они решили отменить допрос и велели Фрейзеру явиться чистым.
Но перед уходом Фрейзер задал вопрос, показавшийся Рикеру любопытным:
– Ее же застрелили и зарезали, да?
Может, он услышал это на улице. Может, нет. Рикер написал для Гарви отчет и включил этот момент.
Теперь, при повторном визите в штаб, Фрейзер с виду не только полностью осознает свое окружение, но и искренне интересуется смертью подружки. За полтора часа допроса с Гарви и Кинкейдом он задает не меньше вопросов, чем они ему, и добровольно предлагает немало сведений. Откинувшись на спинку стула и слегка покачиваясь, он рассказывает, что, хотя у него есть жена и вторая любовница в По-Хоумс, какое-то время он встречался с Линой Лукас. Еще Фрейзер заявляет, что они редко ссорились и что ему не меньше полиции интересно, кто ее убил и украл его кокаин из комода.
Да, признается он, Лина часто хранила для него наркотики в квартире на Гилмор-стрит. Держала их в пачке риса, лежащей в сумочке в комоде. Он уже узнал от семьи, что убийца забрал все, что у нее было.
Да, он приторговывал кокаином и немножко героином, когда не работал на заводе в Спэрроус-Пойнте. Он не собирается зря тратить время на вранье. С продаж ему хватало на жизнь, в основном он торговал у низких многоквартирников По-Хоумс, но это же не постоянка.
Да, у него есть оружие. Револьвер 38-го калибра, но даже не заряженный. Он оставляет его на хранении у второй подружки на Эмити-стрит. Она прячет оружие для Фрейзера, там оно сейчас и находится.
Да, он слышал и про отца Винсента Букера. Он не знал Пернелла Букера лично, но слышал, что в обоих убийствах стреляли из одного пистолета. Действительно, Винсент какое-то время работал на него, реализовывал наркоту. Но пацан часто тупил с деньгами и имел дурную привычку утаивать прибыль, так что Фрейзер счел необходимым его уволить.
Да, Винсент заходил к Лине. Более того, Фрейзер частенько посылал его за травой, пакетиками или бодягой. Лина его впускала, потому что знала, что он работает на Фрейзера.
Гарви переходит к сути:
– Фрейзер, расскажи о той ночи, что можешь.
И тут он тоже только рад помочь, да и почему нет? В конце концов, в последний раз он видел Лину живой в воскресенье, в вечер убийства, когда был с ней на Гилмор-стрит. Весь вечер воскресенья он провел в десяти кварталах оттуда, в проджектах на Эмити-стрит, где его новая подружка закатила званый ужин для нескольких друзей. Омар, крабы, початки кукурузы. Там он оставался всю ночь, с семи или восьми часов. Ночевал с подружкой, вышел только утром. По дороге на работу заглянул к Лине и увидел, что дверь в ее квартиру открыта, но он уже опаздывал – и, когда никто не отозвался на звонок, не стал заходить. Во второй половине дня еще пару раз звонил Лине домой, но ответа не дождался, а к вечеру туда уже слетелась полиция из-за убийства.
И кто, спрашивает Гарви, может подтвердить твое местонахождение в воскресенье вечером?
Ни-Си – то есть Дениз, его новая девушка. Они были вместе на Эмити-стрит всю ночь. И, конечно, его видели гости. Пэм, Аннетт, еще парочка.
Тут Фрейзер упоминает и о юном Винсенте Букере – он пришел на Эмити-стрит в разгар вечеринки, постучавшись около десяти и позвав Фрейзера. Они пару минут поговорили на крыльце, и Фрейзер заметил, что у того нервный и всклокоченный вид. Он спросил парня, что случилось, но тот пропустил вопрос мимо ушей и попросил кокаин. Фрейзер спросил, есть ли у него деньги; тот сказал, что нет.
Тогда Фрейзер ответил, что на нет и наркотиков нет, особенно если учесть, что парень постоянно тупит с деньгами. По словам подозреваемого, юный Винсент разозлился и скрылся в ночи.
Под завершение допроса звучит еще одно наблюдение о Букере:
– Не знаю, как у него были дела с отцом, но с тех пор, как старика нашли мертвым, Винсент особо не огорчается.
Винсент спал с Линой?
Фрейзера вопрос удивляет. Нет, отвечает он, ему об этом он неизвестно.
Винсент знал, где Лина держит дурь?
– Да, знал.
– Ты готов пройти детектор лжи – полиграф?
– Наверное. Если надо.
Гарви не знает, что и думать. Если Винсент не встречался тайно с Линой Лукас, ничто не объясняет ее наготу или горку одежды у кровати. С другой стороны, между Фрейзером и стариком Букером нет никаких очевидных связей – хотя оба убийства определенно совершил один человек одним и тем же оружием.
Детектив задает еще несколько вопросов, но когда тебе отвечают на все, что ты ни подкидываешь, мало что можно сделать. В знак доброй воли он просит Фрейзера принести свой пистолет.
– Принести вам? – переспрашивает Фрейзер.
– Ага. Просто принеси.
– А вы меня закатаете.
– Не закатаем. Даю слово. Просто разряди и приноси, мы на него глянем.
Фрейзер нехотя соглашается.
В конце допроса Гарви берет блокнот и провожает гостя в коридор.
– Ладно, Фрейзер, спасибо, что пришел.
Тот кивает, потом поднимает желтый пропуск посетителя, выданный на охране.
– А чего…
– Просто отдашь в будке на выходе из гаража.
Гарви идет со свидетелем к лифту, но задерживается у кулера с водой. Почти для проформы напутствует наполовину предупреждением и наполовину угрозой:
– Я тебе отвечаю, Фрейзер: если ты что-то недоговариваешь, сейчас самое время одуматься, – Гарви бесстрастно смотрит на него. – Потому что если это все туфта, то тебе же будет хуже.
Фрейзер думает, потом качает головой.
– Я рассказал все, что знал.
– Ну ладно, – говорит Гарви. – Тогда до встречи.
Фрейзер недолго смотрит детективу в глаза, затем отворачивается. Его первые шаги по коридору – короткие, неуверенные, но следующие набирают скорость и ритм, и вот он уже перекатывается от бедра к плечу, от плеча к бедру, плывет на всех парусах. Из гаража Роберт Фрейзер выходит уже в полной боевой готовности к улицам.
Четверг, 3 марта
Д’Аддарио перелистывает страницу за страницей из стопки на планшете, монотонно зачитывая очередную оперативную сводку:
– …разыскивается в связи с убийством в Фэрфаксе, штат Вирджиния. Если у вас есть сведения о подозреваемых или автомобиле, позвоните в департамент Фэрфакса. Номер – в телетайпе.
Что еще? – говорит лейтенант, проглядывая свежую распечатку. – Ах да, еще один телетайп из Флориды… Нет… Эм-м, проехали. Он уже трехнедельной давности.
Хорошо, и последнее… После проверки отдела контроля меня просили известить вас, чтобы вы записывали номера топливных карт, даже если ими не пользуетесь.
– Зачем? – спрашивает Кинкейд.
– Им нужно знать номер топливной карты.
– Зачем?
– Политика такая.
– Господи, когда уже пенсия, – в отвращении шутит Кинкейд.
Д’Аддарио прерывает общий смех.
– Ладно, теперь к вам хочет обратиться полковник.
Ну, думает каждый присутствующий коп, видать, совсем пиздец настал. Глава угрозыска Дик Лэнэм редко обращается к конкретной группе по конкретному делу; для того Бог придумал капитанов и лейтенантов. Но, очевидно, теперь из-за уровня раскрываемости, с каждым прошедшим днем достигающего новых глубин, кривятся даже полковники.
– Просто хотел сказать вам пару слов, – начинает Лэнэм, оглядывая комнату. – Сразу скажу: я полностью доверяю этому отделу… Знаю, сейчас у вас непростые времена. Вообще-то весь год был непростым, но ваш отдел повидал и не такое, и я не сомневаюсь, что вы вернетесь в форму.
Пока детективы неловко ерзают и таращатся в пол, Лэнэм продолжает речь, проходя по тонкой грани между восхвалениями и открытым признанием некрасивой истины, понятной всем присутствующим: отделу по расследованию убийств Балтиморского полицейского департамента устраивают разбор полетов.
И бог с ним, с делом Латонии Уоллес или даже, если на то пошло, расследованием Монро-стрит, все еще висящими над душой. В этих случаях департамент хотя бы может сказать, что отреагировал как положено, бросил людей и сверхурочные часы на поиски подозреваемых – и Лэнэм об этом упоминает в поисках ложки меда.
– Любой, кто слышал об этих расследованиях хотя бы краем уха, знает, как тщательно они велись, – говорит он собравшимся.
И бог с ними, с утренними газетными статьями, где NAACP в открытом письме мэру громит балтиморский департамент за то, что в нем не прекращаются расистские оскорбления и – что утверждалось совершенно бездоказательно – слишком медленно раскрываются преступления с черными жертвами.