Речь Дури, по сути, поставила точку в расследовании Монро-стрит, оставив у Уордена с Джеймсом неприятный осадок. Дури – хороший юрист, осторожный прокурор, но оба детектива сомневались насчет решения не выносить обвинительный акт: «Вот будь подозреваемым какой-нибудь бомж Джо, его бы обвинили», – даже заявлял Джеймс.
А так дело Монро-стрит заточили в отдельный ящик в кабинете административного лейтенанта – захоронение вдали от других активных дел, погребение единственного в истории департамента нераскрытого убийства с участием полиции.
После долгих месяцев работы Уордену было трудно смириться с таким исходом. А между тем имена обеих мартовских жертв на доске так и горели красным рядом с его буквой. Сильвестр Мерримен ждал, когда Здоровяк найдет пропавшего свидетеля – подростка, сбежавшего из приюта; Дуэйн Дикерсон ждал, пока Уорден вытрясет что-нибудь из района вокруг Элламонт-авеню. И группа Макларни будет работать в полуночную смену до конца недели, что практически гарантирует Уордену новенькое дело до воскресенья. Последние полгода оставили ему полную тарелку обглоданных костей. А Балтимор при этом оплачивал неограниченные переработки только за то, чтобы он грыз ногу раненого политика.
– Я тебе так скажу, – заявляет Здоровяк Рику Джеймсу с набитым ртом. – Меня используют в последний раз. Я здесь не для того, чтобы делать за них грязную работу.
Джеймс молчит.
– Мне плевать на Ларри Янга, но я все-таки дал человеку слово…
Слово Уордена. В Северо-Восточном районе оно было кремень, таким и осталось, когда он работал в бывшем отделе по розыску беглых преступников. Черт, а уж если бы ты оказался в одной комнате с детективом из отдела ограблений по имени Уорден, то мог бы спокойно принимать все, что он скажет, за чистую монету. Но это отдел убийств, край забытых обещаний, и Уордену снова напомнили, кто тут главный.
– Что бы ни случилось, – говорит он Джеймсу, выпуская сигарный дым в сторону окна, – дату поступления на службу у нас никто не отнимет.
Джеймс кивает – это не такая странная фраза, как может показаться. Дата поступления Уордена на службу – 1962 год. Он отработал обязательные двадцать пять лет плюс еще один год; он может выйти на пенсию, стоит только напечатать заявление.
– Я всегда смогу заработать на настилах и стенах из гипсокартона…
Последний прирожденный детектив Америки уходит шпаклевать стены. Это удручающая мысль, и Джеймс по-прежнему молчит.
– …или меха развозить. На мехах можно немало поднять.
Уорден запивает завтрак еще одним стаканчиком черного кофе, догоняет сигарой. Затем убирается на столе и ждет девятичасовой смены в суде в холодном пустом молчании.
Среда, 29 июня
Фред Черути понимает, что дело плохо, когда сворачивает на Уиттьер и видит карету скорой помощи. Вызов поступил в 03:43, а было это, подсчитывает он, полчаса назад, – так какого черта скорая все еще торчит здесь?
Детектив ставит «кавалер» перед красным свечением габаритных огней медиков, потом вглядывается в суету внутри машины. Стоящий на подножке патрульный Западного оглядывается на него и быстро показывает большой палец вниз.
– Хреново выглядит, – говорит он, когда Черути выходит из машины и вступает в красное свечение. – Они здесь уже двадцать минут, а он все еще не стабильный.
– Куда попали?
– В голову. И одна в руку.
Жертва корчится на носилках, стонет, медленно суча ногами – поднимая колени, выгибая ступни: невольное движение, подсказывающее детективу, что дома уже никого нет. Когда жертва после ранения в голову выплясывает на каталке, – «танцует "фанки чикен"», как это называет Джей Лэндсман, – считай, перед тобой убийство.
Черути смотрит, как медики с трудом натягивают на жертву антишоковые штаны. Надутые воздухом, они уменьшают приток крови к нижним конечностям, поддерживая давление в голове и туловище. На взгляд Черути, эти штаны сами по себе представляют угрозу для жизни; в этой штуке человек дотянет до реанимации, но рано или поздно их придется сдуть, тогда давление уходит в пике – и хана.
– Куда везут? – спрашивает Черути.
– В травматологию, если стабилизируем, – говорит водитель скорой. – Но блин, его пока даже уложить не могут.
Черути окидывает взглядом Уиттьер-авеню из конца в конец и считывает место происшествия, как список покупок. Темная сторона улицы. Засада. Никаких свидетелей. Никаких улик. Возможно, убийство из-за наркотиков. Только не смей умирать, сволочь. Вот только попробуй теперь мне умри.
– Ты приехал первый?
– Ага. Семь-А-три-четыре.
Черути начинает записывать подробности в блокнот, потом идет за патрульным в подворотню между домами 2300 и 2302.
– Мы получили вызов о стрельбе, приехали и нашли его здесь, головой к стене. Когда мы его перевернули, у него за поясом было вот это.
Патрульный протягивает пятизарядник 38-го калибра.
Хреново, думает Черути, совсем хреново. Его последним делом тоже было убийство из-за наркотиков в Западном районе. Парень по имени Стоукс в переулке на Карролтон, тощий пацан, у него еще в бюро судмедэкспертизы обнаружили ВИЧ. И то дело до сих пор открыто.
Черути заполняет пару страниц, затем проходит полтора квартала на восток к таксофону на углу, чтобы вызвать подмогу. Лэндсман отвечает на первом же гудке.
– Привет, Джей, – говорит детектив, – мужик в скорой выглядит плоховато.
– Да?
– Да. Ранение в голову, будет убийство. Лучше разбуди Даннигена…
Нет, отвечает Лэндсман. Не в этот раз.
– Эй, Джей, на мне же еще висит прошлое…
– Это твой вызов, Фред. Делай свое дело. Есть кого прислать к нам?
– Нет. Ни одного свидетеля.
– Ладно, Фред. Звякни, когда закончишь на месте.
Черути грохает трубкой, костеря сержанта на чем свет стоит. После этого короткого разговора не осталось сомнений, что Лэндсман хочет его нагнуть – шлет одного на вызовы и не дает подмогу, когда он просит. Так же было с убийством Стоукса в прошлом месяце и с дракой на Юго-Востоке в апреле. Это последние два убийства группы Лэндсмана, и Черути – старший по обоим; парень с Уиттьер будет третьим. Лэндсман же видит доску, говорит себе Черути. Должен соображать, что к чему. Так какого черта он не разбудит Даннигена и не пришлет его подхватить это убийство?
Черути знает ответ. Ну или ему кажется, что знает. Просто он не золотой мальчик в группе Лэндсмана. Совсем нет. Они с Пеллегрини перевелись одновременно, но только Пеллегрини привлек интерес сержанта, только с Пеллегрини Лэндсман сам ездит на вызовы. Том – многообещающий новичок, правая рука сержанта, обаятельный простак в комедии положений, в которой живет Лэндсман. Два-три удачных дела – и Том у нас вдруг дарование, кандидат в новички года. А Черути – просто второй, обычный парень из района, каких много. И теперь вдобавок один.
Фред возвращается от таксофона, как раз когда отъезжает скорая. Пытается выкинуть из головы разговор с Лэндсманом и делать все, что положено, разрабатывать то немногое, что есть в этом без пяти минут убийстве. Один патрульный умудряется найти на ближайшем крыльце пулю – судя по виду, 38-го или 32-го калибра, но она слишком деформирована для баллистической экспертизы. Через несколько минут приезжает криминалист – забрать пулю и снять место происшествия. Черути понуро бредет обратно к таксофону доложить Лэндсману, что он возвращается.
По крайней мере, собирался доложить, пока не замечает на крыльце Орем-авеню грузную тетку, странно наблюдающую за ним. Он меняет направление и подходит к дому настолько небрежно, насколько это возможно в четыре ночи.
Невероятно, но она их видела. Еще невероятнее – она готова рассказать Черути о том, что видела. После выстрелов из подворотни выбежали трое и направились по улице к одному из домов в другом конце Орем. Нет, она их не узнала, но видела. Черути задает еще несколько вопросов, и женщина начинает нервничать – оно и понятно, ей еще здесь жить. Если он сейчас увезет ее в центр, то на всю улицу объявит, что она свидетельница. Так что он оставляет свое имя с телефонным номером и уходит.
В отделе убийств Лэндсман смотрит ночные новости, когда возвращается Черути и бросает блокнот на стол.
– Привет, Фред, – прохладно говорит Лэндсман. – Как все прошло?
Черути пронзает его взглядом, потом пожимает плечами. Лэндсман отворачивается обратно к телевизору.
– Может, тебе еще позвонят.
– Ага. Может.
С точки зрения Черути, сержант без нужды жесток. Но для Лэндсмана расклад прост. Приходит новенький – и ты знакомишь его с делом, водишь за ручку на паре убийств, пока не приспособится. Если получится, даже подбрасываешь пару данкеров, чтобы укрепить его самооценку. Но на этом профориентация в убойном заканчивается. Дальше выплывай сам.
Лэндсман и в самом деле поет Пеллегрини дифирамбы; он и в самом деле лучше бы сгонял на убийство с ним, чем с кем угодно из группы. Но и Черути целый год ездил на вызовы с Даннигеном или Рикером; не то чтобы его сейчас выставили голым на мороз. В этом смысле он правильно видит подтекст в том, что получил последние три дела группы и работает по ним в одиночку. Это убийства, он – детектив из отдела убийств, и, на взгляд Лэндсмана, пора бы ему теперь поискать подтекст и в этом.
Фред Черути – хороший коп, переведенный сюда капитаном после четырех лет в Восточном районе. Там он достойно показал себя в спецподразделении, а в департаменте, где линия партии – позитивная дискриминация, старательного черного копа в штатском обязательно отметят. И все же убойный после всего четырех лет работы – тяжелое испытание для любого, и остальные отделы на шестом этаже полны детективов, вылетевших из отдела преступлений против личности. Мелочи на местах преступлений и на допросах, которые никогда не ускользнут от опытного следователя, все еще невидимы для Черути. Это не так бросалось в глаза, пока он работал младшим следователем с Даннигеном или Рикером. И не сразу бросилось, когда четыре месяца назад Лэндсман стал отправлять его одного на вызовы.