союзников и Мескалито, не так ли?
Какое-то время он молча смотрел на меня.
— Ты снова думаешь. Человек знания не думает, поэтому такая возможность для него исключена. Возьмем, к примеру, меня. Я говорю, что практикую контролируемую глупость по отношению к людям, и говорю так потому, что способен их видеть. Однако я не могу видеть насквозь своего союзника, поэтому он для меня непостижим. Как, скажи на милость, могу я контролировать свою глупость, если я не вижу его насквозь? По отношению к союзнику и Мескалито я всего лишь человек, который знает, как видеть, человек, который сбит с толку тем, что он видит, человек, которому известно, что он никогда не поймет все, что его окружает.
Теперь возьмем, к примеру, тебя. Мне безразлично, станешь ты человеком знания или нет, а Мескалито это почему-то не безразлично. Ясно, что для него это имеет какое-то значение, иначе он не стал бы столько раз и так явно демонстрировать свою заинтересованность в тебе. Я в состоянии это заметить, и я иду ему навстречу, хотя причины, заставляющие Мескалито действовать таким образом, для меня непостижимы.
Глава 6
5 октября 1968
Мы с доном Хуаном садились в машину, собираясь ехать в Центральную Мексику. Неожиданно он меня остановил.
— Я уже не раз говорил тебе, — сказал он с серьезным выражением лица, — что нельзя раскрывать настоящих имен магов и рассказывать, где они живут. Думаю, ты понял, что мое истинное имя и место, в котором находится мое тело, всегда должны оставаться в тайне. Сейчас я хочу попросить тебя о том же в отношении моего друга. Ты будешь называть его Хенаро. Сейчас мы поедем к нему и немного у него погостим.
Я заверил дона Хуана, что никогда не нарушал этого условия.
— Я знаю, — сказал он по-прежнему серьезно. — Но меня беспокоит то, что временами ты становишься рассеянным и очень уж беспечным.
Я было запротестовал, но дон Хуан сказал, что хотел только напомнить мне о том, что будучи беспечным в отношении того, что касается магии, человек играет с нависающей и бессмысленной смертью, которая может быть отведена лишь нахождением в состоянии осознанности и здравомыслия.
— Больше мы к этому возвращаться не будем, — сказал он. — Как только мы отъедем от моего дома — ни слова о Хенаро, более того — ни одной мысли о нем. А сейчас — приведи, пожалуйста, свои мысли в порядок. Когда ты с ним встретишься, тебе нужно будет отбросить все сомнения и стать чистым.
— О каких сомнениях ты говоришь, дон Хуан?
— О любых. К моменту встречи ты должен быть кристально чист. Он увидит тебя.
Его странные предостережения сильно меня обеспокоили. Я заметил, что, может быть, мне вообще не стоит знакомиться с его другом. Я мог бы просто отвезти дона Хуана туда и высадить где-то неподалеку от его дома.
— Я лишь предупредил тебя, — сказал дон Хуан. — Ты уже однажды познакомился с магом, и он чуть не убил тебя. Я имею в виду Висенте. Так что в этот раз будь осторожней.
Приехав в Центральную Мексику, мы оставили машину и пешком отправились в горы, туда, где жил друг дона Хуана. Переход занял два дня. Наконец, показалась маленькая хижина, прилепившаяся к склону горы. Хозяин стоял в дверях, словно ожидая нас. Я сразу же его узнал — мы, оказывается, уже встречались, правда, мимоходом, в тот день, когда я привез дону Хуану свою книгу. Тогда я не обратил на него особого внимания. Мне казалось, что он примерно одного возраста с доном Хуаном. Однако сейчас, когда он стоял в дверях, я заметил, что он значительно моложе — где-то чуть больше шестидесяти. Он был ниже дона Хуана ростом, тоньше, очень жилистый и темнокожий. Довольно длинные и густые черные с проседью волосы закрывали уши и лоб. Выражение округлого лица было жестким. Длинный нос и маленькие темные глаза придавали ему сходство с какой-то хищной птицей.
Сначала он обратился к дону Хуану. Тот утвердительно кивнул. Они перекинулись несколькими фразами, но говорили не по-испански, так что я ничего не понял. Потом дон Хенаро обратился ко мне.
— Добро пожаловать в мою скромную маленькую лачугу, — извиняющимся тоном произнес он по-испански.
Это была стандартная вежливая формула, которую мне неоднократно доводилось слышать в сельских районах Мексики. Но произнося ее, он без видимой причины засмеялся так радостно, что я понял — это его контролируемая глупость. Ему было в высшей степени безразлично, что дом его — лачуга. Мне дон Хенаро очень понравился.
Первых два дня мы бродили по горам, собирая растения. Отправлялись мы на рассвете. Старики уходили вдвоем — у них в горах было какое-то особое место, — а меня оставляли в лесу. Чувствовал я себя там замечательно. Время пробегало незаметно, одиночество меня ничуть не угнетало. Оба дня я находился в состоянии удивительной собранности. Мне удалось добиться необычайной для себя сосредоточенности на поиске определенных видов растений, которые поручил мне собирать дон Хуан.
Возвращались мы вечером. Я так уставал, что засыпал практически мгновенно.
Но на третий день мы работали вместе. Дон Хуан попросил дона Хенаро научить меня тому, как выбирать определенные растения. Вернулись мы к полудню; оба старика уселись перед домом и неподвижно просидели несколько часов, словно в трансе. Но они не спали. Я дважды проходил перед ними, и оба раза они провожали меня глазами.
— Прежде чем срывать растения, ты должен говорить с ними, — сказал дон Хуан. Он произнес это буднично и трижды повторил, как будто пытаясь завладеть моим вниманием. До этого никто не произнес ни слова.
— Чтобы увидеть растения, с ними нужно разговаривать, — продолжал он. — И с каждым из них необходимо познакомиться. Тогда они расскажут все, что ты захочешь о них узнать.
Вечерело. Дон Хуан сидел на плоском камне, лицом на запад — в сторону гор, дон Хенаро — рядом с ним на соломенной циновке, лицом на север. В первый же день после нашего приезда дон Хуан объяснил мне, что это — «их положения», и что мне следует садиться на землю в любом месте напротив них. Еще он добавил, что когда мы втроем сидим в «своих положениях», я должен располагаться лицом на юго-восток, и на них не смотреть, а только изредка поглядывать.
— Да, именно так обстоит дело с растениями, верно я говорю? — дон Хуан повернулся к дону Хенаро, и тот ответил утвердительным кивком.
Я сказал, что не выполняю его указаний насчет разговоров с растениями, так как, занимаясь этим, я чувствую себя глупо.
— Ты не понял того, что маги не шутят, — сурово произнес дон Хуан. — Попытка мага видеть — это попытка овладеть силой.
Дон Хенаро с недоумением уставился на меня: его, видимо, сбивало с толку то, что я непрерывно пишу. Улыбнувшись мне, он тряхнул головой и что-то сказал дону Хуану. Дон Хуан пожал плечами. Дону Хенаро непрерывно пишущий ученик мага, должно быть, казался явлением весьма странным, по крайней мере, смотреть на это без смеха он не мог. Дон Хуан, по-видимому, уже давно привык к тому, что я постоянно записываю, и не обращал на это никакого внимания, продолжая говорить, как ни в чем не бывало. Однако реакция дона Хенаро несколько нарушала общий настрой беседы, поэтому я отложил блокнот.
Дон Хуан еще раз подчеркнул, что действия мага нельзя рассматривать в качестве шуток, так как он играет со смертью на каждом повороте своего пути. Потом он рассказал дону Хенаро об огнях смерти, которые следовали за мной во время одной из наших поездок. В этой истории, видимо, было что-то очень смешное — дон Хенаро от хохота буквально катался по земле.
Дон Хуан извинился передо мной, сказав, что его друг бывает подвержен приступам смеха. Я взглянул на дона Хенаро, ожидая увидеть его все еще катающимся по земле, но взору моему предстало нечто такое, что я невольно подскочил от изумления. Это было немыслимо и даже противоестественно — он стоял на голове без помощи рук. Ноги его при этом были спокойно сложены крест-накрест, как он их складывал, сидя на своей циновке. Но когда до меня, наконец, дошло, что с точки зрения законов механики человеческого тела дон Хенаро проделал нечто попросту невозможное, тот уже снова как ни в чем не бывало сидел в исходном положении. Дон Хуан, похоже, был в курсе происходящего, потому что приветствовал поразительный трюк своего друга взрывом раскатистого хохота.
Дон Хенаро вроде бы заметил, что я потрясен. Он похлопал в ладоши, приглашая меня следить за тем, что делает, и снова начал кататься по земле. Теперь я заметил, что то, что казалось мне катанием по земле, на самом деле было наклонами вперед из сидячего положения до касания земли головой. Казалось, что он принимал свою противоестественную позицию, набирая инерцию путем нескольких наклонов, а затем эта инерция поднимала его тело в вертикальное положение, и несколько мгновений дон Хенаро «сидел на собственной голове».
Когда они успокоились и перестали хохотать, дон Хуан продолжил. Тон его был очень суровым. Я немного подвинулся, сев поудобнее, чтобы не отвлекаться и полностью сосредоточиться на его словах. Обычно он говорил с улыбкой, особенно тогда, когда я слушал очень внимательно. Но сейчас улыбки не было. Дон Хенаро смотрел на меня, как бы ожидая, что я вот-вот возьмусь за карандаш. Но я решил больше не записывать. Дон Хуан устроил мне форменный разнос за то, что я не разговариваю с растениями, которые собираю, хотя он и велел мне это делать. Он говорил, что убитые мною растения вполне могли бы прикончить меня и что рано или поздно они заставят меня заболеть.
— Правда, ты никогда не согласишься с тем, что твоя болезнь — следствие причинения вреда растениям, — сказал дон Хуан, — и наверняка предпочтешь считать ее гриппом.
Они снова засмеялись, а потом дон Хуан очень серьезно и очень жестко добавил, что если не думать о своей смерти, то жизнь так и останется не более, чем личным хаосом.
— Что вообще может быть у человека, кроме его жизни и смерти? — задал он мне риторический вопрос.