Дон Хуан встал надо мной, прямо за моей головой, так что, поднимая глаза, я мог его видеть. Он вытащил свою «духоловку» и натянул ее, но тут заметил, что я за ним наблюдаю. Тогда он легонько щелкнул меня по макушке костяшками пальцев и велел смотреть в небо, не закрывать глаза и сосредоточиться на звуке. Затем, как бы между прочим, добавил, что если вдруг на меня кто-то нападет, нужно, не колеблясь, выкрикивать то слово, которое он сказал мне вчера.
Дон Хуан и «духоловка» начали с низкого звука. Постепенно натяжение струны увеличивалось, и я услышал что-то похожее на реверберацию, а потом — четкое эхо, отозвавшееся с юго-востока. Натяжение все увеличивалось. Дуэт «дон Хуан — духоловка» был безупречен. Дон Хуан усиливал низкий звук струны, превращая его в пронзительный вопль, завывание, от которого в жилах стыла кровь. В пределе это переходило в жуткий потусторонний визг, с точки зрения всего моего жизненного опыта совершенно невероятный.
Звук метался между горами и вновь возвращался к нам. Я вообразил, что звук возвращается прямо ко мне. Я почувствовал, что он имеет какое-то отношение к температуре моего тела. До того, как дон Хуан приступил к извлечению звуков, мне было тепло и уютно, но когда его завывания достигли пика, меня затрясло, зубы начали стучать, и возникло явственное ощущение, что на меня и впрямь что-то набросилось. В какое-то мгновение я заметил, что небо потемнело — я смотрел вверх, но не осознавал его. Жуткая паника охватила меня, и я что было сил заорал заветное слово.
Дон Хуан сразу же начал сбавлять интенсивность своих сверхъестественных звуков, но легче мне от этого не стало.
— Заткни уши, — буркнул дон Хуан.
Я зажал уши ладонями. Через несколько минут дон Хуан прекратил издавать звуки и подошел ко мне. Убрав листья и ветки с моего живота, он помог мне встать и аккуратно сложил их на тот камень, где я отдыхал. Из своей сумки он достал другие листья и натер мне ими живот, а те, что лежали на камне, поджег.
Когда я хотел сообщить ему, что страшно болит голова, он зажал мне рот ладонью.
Мы сидели там, пока все листья не догорели. К тому времени совсем стемнело. Мы начали спускаться с холма, и меня вырвало.
Когда мы шли вдоль оросительной канавы, дон Хуан сказал, что я сделал достаточно и должен уехать. Я спросил, что такое дух источника, но он жестом велел мне молчать.
— Об этом — в другой раз, — сказал он.
Потом он сменил тему и пустился в длинные объяснения по поводу видения. Я заметил, что не могу писать в темноте, и это досадно. Но он сказал, что стремление все записывать не позволяет мне сосредоточиться на смысле его слов.
Он говорил, что видение не имеет отношения к союзникам и магическим приемам. Маг — это человек, способный управлять союзником и манипулировать им в своих целях. Но сам факт управления союзником вовсе не означает, что маг умеет видеть. Я напомнил дону Хуану его слова о том, что не имея союзника, невозможно видеть. Дон Хуан очень спокойно ответил, что пришел к выводу о возможности видеть не управляя союзником.
— Собственно, почему бы и нет? Ведь видение не имеет никакого отношения к технике магических манипуляций, — сказал он. — Цель всех магических приемов — воздействие на других людей. А видение на других никак не влияет.
Мои мысли были кристально ясными. Пока мы шли, я не испытывал ни сонливости, ни усталости, но ужасно хотел есть, и, когда мы пришли, устроил себе пир.
Потом я попросил дона Хуана рассказать мне еще что-нибудь о видении. Он широко улыбнулся и сказал, что я опять стал самим собой.
Я спросил:
— Что значит «видение не влияет на других людей»?
— Я уже рассказывал тебе об этом. Видение — это не магия. Правда, его легко спутать с магией, потому что видящий без труда может научиться управлять союзником и стать магом. С другой стороны, можно освоить приемы управления союзником и сделаться магом, но так никогда и не научиться видеть.
Кроме того, видение по сути своей противоположно магии, потому что показывает неважность всего этого.
— Неважность чего, дон Хуан?
— Неважность всего.
На этом разговор закончился. Я был в состоянии глубокого расслабления, говорить не хотелось. Положив под голову свернутую штормовку, я удобно устроился на своей циновке, поставил рядом керосиновую лампу и в течение нескольких часов писал.
Вдруг дон Хуан снова заговорил:
— У тебя сегодня здорово получилось с водой. Ты понравился духу источника, и он тебе помогает.
Я вспомнил, что ничего не рассказал ему, и начал было говорить о том, как воспринял воду, но он прервал меня:
— Я знаю. Ты воспринимал светящийся зеленый туман.
— Откуда ты знаешь? — не удержался я от вопроса.
— Видел тебя.
— И что я делал?
— Ничего. Просто сидел, созерцал воду и в конце концов начал воспринимать зеленый туман.
— Это было видение?
— Не совсем, но ты подобрался почти вплотную.
Я заметно воодушевился. Хотелось узнать об этом как можно больше. Он засмеялся и прошелся по поводу моего нетерпения, заявив, что зеленый туман может воспринять любой — это явление такого же типа, как страж, оно неизбежно возникает при восприятии воды, и в том, что я этот туман воспринял, ничего особенного нет.
— Говоря, что у тебя здорово получилось, я имел в виду, что ты не волновался, как тогда со стражем. Если бы ты завелся, мне бы пришлось трясти тебя за голову, чтобы вернуть тебя обратно. Бенефактор того, кто погружается в зеленый туман, должен все время быть начеку на случай, если туман поймает ученика. От стража можно улизнуть самостоятельно, но уйти из зеленого тумана без посторонней помощи нельзя. По крайней мере, вначале. Потом ты научишься выбираться без меня. А пока мы займемся другим вопросом.
— Каким?
— Посмотрим, сможешь ли ты увидеть воду.
— Как я узнаю, что видел или вижу ее?
— Узнаешь. Ты запутываешься только когда разговариваешь.
Глава 12
Разбираясь в своих полевых записях, я натолкнулся на несколько любопытных вопросов. Это было 8 августа 1969 года. Мы с доном Хуаном сидели в тени рамады его дома.
Я спросил:
— Зеленый туман — это что-то вроде стража? В том смысле, что его тоже нужно преодолеть, чтобы видеть?
— Да. Преодолевать приходится все.
— А как мне преодолеть зеленый туман?
— Так же, как и стража, позволив ему превратиться в ничто.
— Что для этого следует делать?
— Ничего. Тебе намного легче справиться с зеленым туманом, чем со стражем. Ты нравишься духу источника, а страж был явно не для твоего характера. Его ты по-настоящему не видел.
— Наверное потому, что он мне не понравился. А если бы понравился? Ведь некоторым тот страж, которого я видел, наверняка показался бы красивым. Они смогли бы одолеть его вследствие того, что он нравится им?
— Нет. Никак ты не поймешь. Совершенно не важно — нравится тебе страж или нет. Пока ты будешь испытывать к нему хоть какое-то чувство, он останется неизменным — чудовищным, красивым или каким-то там еще. Но если у тебя не будет никакого чувства в его отношении, страж станет ничем, по-прежнему находясь перед тобой.
В утверждении, что столь грандиозное явление, как страж, может превратиться в ничто, оставаясь тем не менее перед глазами, не было никакого смысла. Я подумал, что это — одна из алогичных предпосылок системы знания дона Хуана. В то же время я не сомневался, что он сможет объяснить мне это, если захочет. Поэтому я настаивал на объяснении того, что он имеет в виду.
— Ты думал, что страж является чем-то, что ты знаешь, вот что я имею в виду.
— Но я не думал, что он что-то, что я знаю.
— Ты думал о его омерзительности. Он был жутких размеров. Он плевался. Он был чудовищем. Ты знаешь, что подразумевается под всеми этими понятиями. Поэтому для тебя страж все время являлся чем-то таким, что ты знаешь, и, поскольку он был чем-то, что тебе известно, ты не видел его. Я уже говорил тебе — страж должен превратиться в ничто, оставаясь неизменным перед тобой. Он должен оставаться на месте и в то же время быть ничем.
— Ну как это? Дон Хуан, это же — абсурд.
— Да. Но таково видение. О нем невозможно говорить. Видению учатся с помощью видения. С водой у тебя явно нет проблем. Тогда ты ее почти видел. Вода — твой «конек». Тебе осталось только отработать технику. Кроме того, у тебя есть могучий помощник — дух источника.
— Кстати, о духе источника. Этот вопрос меня очень интересует.
— Тебя может интересовать все что угодно, но говорить о духе источника, находясь на его территории, не стоит. Здесь о нем лучше даже не думать. Иначе дух поймает тебя в ловушку, и никто уже не сможет тебе помочь. Так что помалкивай и думай о чем-нибудь другом.
На следующий день около десяти часов утра дон Хуан вытащил из чехла трубку, набил ее смесью, дал мне и велел отнести на берег канавы. Держа обеими руками трубку, я умудрился расстегнуть рубашку и засунуть трубку за пазуху. Дон Хуан нес две циновки и поднос с тлеющими углями. Мы сели на циновки в тени деревьев бреа на берегу у самой воды. Дон Хуан положил в трубку уголек и протянул ее мне. Я не испытывал ни опасений, ни воодушевления. Почему-то вспомнилось редкостное чувство интереса и благоговения, возникшее у меня во время второй попытки увидеть стража, уже после того, как дон Хуан объяснил, кем страж является на самом деле. Но сейчас не было никаких эмоций, кроме любопытства, хотя дон Хуан и предупредил меня, что на этот раз я, возможно, по-настоящему увижу воду.
Дон Хуан заставил меня выкурить не одну, а две трубки подряд. В какой-то момент он наклонился ко мне и в самое ухо прошептал, что собирается научить меня использовать воду для перемещения. Он наклонился так близко, что почти касался губами моего уха, и велел смотреть не вглубь воды, а сосредотачивать внимание на ее поверхности до тех пор, пока не появится зеленый туман. Снова и снова он повторял: