Действительно, прыжок этой леди через шоссе был явлением умопомрачительным. Причем я видел это своими собственными глазами — в мгновение ока она перелетела на другую сторону довольно широкой трассы. Деться от этого факта было некуда. Начиная с этого момента, вся история с ведьмой крепко засела в моей памяти, и мало-помалу у меня накопились доказательства того, что она и впрямь меня преследует. В итоге все это вылилось в то, что под давлением иррационального страха я оставил ученичество.
Через несколько часов, сразу после полудня, я вернулся к дому дона Хуана. Тот явно уже поджидал меня. Когда я вышел из машины, он подошел и начал с любопытством меня рассматривать. Обойдя вокруг меня пару раз и не дав мне раскрыть рта, он спросил:
— Откуда нервозность?
Я объяснил, что утром меня что-то испугало, и я уехал, так как чувствовал невидимое присутствие. Я чувствовал, что что-то бродило вокруг, как это бывало и в прошлом. Дон Хуан сел и, казалось, погрузился в свои мысли. Лицо его было необычно серьезно. Он казался уставшим. Я сел рядом и стал разбирать свои записи.
После длинной паузы лицо его просветлело, и он улыбнулся.
— Утром к тебе приходил дух источника. Это его ты почувствовал. Но я же предупреждал тебя, что нужно быть готовым к неожиданным встречам с силами. Мне казалось, ты понял.
— Я понял.
— Тогда почему боишься?
Я не мог ответить.
— Дух источника стоит на твоем пути. Он уже коснулся тебя в воде. И, уверяю тебя, коснется еще. И если ты не будешь готов к этой встрече, тебе настанет конец.
Слова дона Хуана весьма меня обеспокоили, однако ощущение было довольно странным: я был встревожен, но не напуган. Слепой страх, который охватывал меня раньше, теперь уже не возникал, что бы ни происходило. Я спросил:
— Что мне делать?
— Ты очень легко все забываешь, — сказал он. — Мы не по своей воле становимся на путь знания — нас на него загоняют и постоянно пришпоривают. На этом пути нам постоянно приходится с чем-то бороться, чего-то избегать, быть к чему-то готовыми. И это что-то всегда непостижимо, всегда мощнее нас, всегда нас превосходит. Непостижимые силы придут к тебе. Сейчас это — дух источника, потом будет твой собственный союзник. Поэтому сейчас тебе нечего делать, кроме как приготовиться к борьбе. Несколько лет назад тебя пришпорила Ла Каталина, но она — всего лишь колдунья, это была хитрость для начинающих.
В мире действительно множество устрашающих вещей, а мы — беспомощные создания, окруженные непостижимыми и неумолимыми силами. Обычный человек по невежеству своему полагает, что их можно объяснить или изменить. На самом деле он не знает, как это сделать, однако надеется, что человечество рано или поздно сумеет объяснить их или изменить. Маг, с другой стороны, не думает об их понимании или изменении. Вместо этого он учится использовать эти силы, перенаправив себя, приспособившись к направлению их действия. В этом заключается его хитрость. В магии нет ничего особенного, достаточно лишь эту хитрость узнать. Маг лишь немногим лучше обычного человека. Магия не избавляет его от проблем. В действительности она ему даже мешает, потому что усложняет жизнь и делает ее опасной. Открываясь знанию, маг становится уязвимее обычного человека. С одной стороны, его ненавидят и боятся люди. Естественно, они стараются всяческими способами сократить ему жизнь. С другой — непостижимые и неумолимые силы. Они окружают нас, и нам никуда от них не деться уже только по той причине, что мы живы. Для мага они представляют собой даже более серьезную опасность, чем люди. Если мага пронзит человек, ему больно, по-настоящему больно. Но это ничто по сравнению с тем, что бывает, если его заденет союзник. Открываясь знанию, маг попадает в лапы сил. Единственное средство, позволяющее ему уравновесить себя — это воля. Поэтому он должен чувствовать и действовать как воин. Я еще раз повторяю: только воин выживает на пути знания. Сила того, что он воин, является тем, что помогает магу жить лучшей жизнью. Я обязан научить тебя видеть. Не потому, что мне этого хочется, а потому, что ты избран, на тебя указал мне Мескалито. Однако научить тебя действовать и чувствовать как воин — лично мое стремление, потому что я уверен, что быть воином — это наиболее подходящий способ жить. В связи с этим я стараюсь представить тебе эти силы так, как их воспринимает маг, потому что только под их ужасающим воздействием человек может стать воином. Если бы ты научился видеть, не став предварительно воином, это ослабило бы тебя ложным смирением и желанием отступить. Тело твое разрушилось бы, потому что ты бы сделался безразличным. Так что сделать тебя воином — мое собственное намерение. Тогда ты не разрушишься.
Ты неоднократно повторял, что всегда готов к смерти. Я считаю, что чувствовать себя всегда готовым к смерти не обязательно. Это бесполезное индульгирование. Воин должен быть готов только к битве. Ты говорил, что родители искалечили твой дух. Я думаю, что дух человека есть нечто такое, что легко искалечить, хотя и не теми действиями, которые ты считаешь калечащими дух. Я полагаю, что твои родители искалечили тебя, сделав индульгирующим, мягким и склонным цепляться за вещи.
Дух воина не привязан ни к потаканию, ни к жалобам, как не привязан он ни к победам, ни к поражениям. Единственная привязанность воина — битва, и каждая битва, которую он ведет, — его последняя битва на этой земле. Поэтому исход ее для него практически не имеет значения. В этой последней битве воин позволяет своему духу течь свободно и ясно. И когда он ведет эту битву, зная, что воля его безупречна, он смеется и смеется.
Я перестал писать и поднял глаза. Дон Хуан смотрел на меня. Он покачал головой и улыбнулся:
— Ты что, и правда все это записываешь? Хенаро говорит, что не может серьезно вести себя с тобой, потому что ты все время пишешь. Он прав — ну как можно быть серьезным, если ты все время пишешь?
Он опять усмехнулся, а я попытался защищаться. — Да ладно, брось, это не важно, — сказал он. — Я полагаю, что если ты когда-нибудь научишься видеть, то сделаешь это каким-то собственным чудным способом.
Он встал и взглянул на небо. Было около полудня. Он сказал, что еще не поздно отправиться в горы на охоту.
— На кого?
— На особого зверя — скажем, на оленя, или на дикого кабана, а может, и на горного льва.
Он помолчал и добавил:
— Или даже на орла.
Я встал и пошел за ним к машине. Он сказал, что в этот раз мы будем только наблюдать, чтобы обнаружить, на кого следует охотиться. Он уже почти залез в машину, как вдруг остановился, как бы что-то неожиданно вспомнив, улыбнулся и сказал, что охоту придется отложить. Сначала мне следует изучить кое-что, без чего наша охота невозможна.
Мы вернулись и снова уселись под рамадой. Я хотел о многом его расспросить, но он не дал, сразу же начав говорить.
— Теперь мы подобрались к последнему, что ты должен знать о воине. Воин отбирает то, что составляет его мир. Ты знаешь, что с тобой случилось в тот день, когда ты видел союзника и мне дважды пришлось тебя купать?
— Нет.
— Ты растерял свои щиты.
— Какие щиты? О чем ты?
— Я сказал, что воин отбирает то, что составляет его мир, отбирает осознанно, потому что каждая вещь, которую он отбирает, является щитом, защищающим его от атак тех сил, которые он старается использовать. Щиты, например, используются воином для защиты от собственного союзника.
Обычный средний человек точно так же, как и воин, живет в окружении тех же самых непостижимых сил. Но он их не замечает, так как защищен особыми щитами другого типа.
Он замолчал и вопросительно взглянул на меня. Я не понимал, что он имеет в виду. — Что это за щиты?
— Все, что люди делают.
— А что они делают?
— Ты посмотри вокруг. Все обычные люди непрерывно заняты тем, что они делают. Это — их щиты. Когда маг сталкивается с какими-то из непостижимых и неумолимых сил, его просвет открывается. Маг становится в большей степени подверженным смерти, чем обычно. Я говорил тебе, что смерть входит в нас через этот просвет. Поэтому тот, у кого он открыт, должен быть готов в любой момент заполнить его своей волей. Конечно, если он — воин. Но ты пока что не воин. А если человек не является воином, то ему не остается ничего другого, кроме как использовать повседневную деятельность для отвлечения сознания от страха, возникающего при столкновении с этими силами, и, таким образом, дать возможность просвету закрыться. В тот день, когда ты увидел союзника, ты разозлился на меня. Своим экспериментом с твоим автомобилем я специально сделал так, чтобы ты пришел в ярость. Купал я тебя так долго для того, чтобы ты основательно замерз. Ты купался в одежде и замерз еще сильнее. Холод и ярость закрыли твой просвет, и ты стал защищен. Однако использовать подобного рода щиты так же эффективно, как их использует обычный человек, ты уже не способен. Ты слишком много знаешь об этих силах. И сейчас наконец вплотную приблизился к тому, чтобы чувствовать и действовать, как воин. Твои старые щиты более не приносят тебе безопасности.
— И что мне следует делать?
— Действовать, как подобает воину. Отбирать то, что составляет твой мир. Ты больше не можешь окружать себя вещами как попало. Я говорю тебе это самым серьезным образом. Теперь ты впервые не в безопасности при твоем старом образе жизни.
— Что ты имеешь в виду под отбором вещей моего мира?
— Воин встречает эти необъяснимые и непреклонные силы, потому что он намеренно ищет их. Поэтому он всегда готов к встрече с ними. Ты, например, никогда не готов к ней. Фактически, если эти силы явятся к тебе, они захватят тебя врасплох. Испуг откроет твой просвет, и твоя жизнь беспрепятственно ускользнет через него. Первое, что ты должен делать, — это быть готовым. Думай, что союзник собирается выскочить перед твоими глазами в любую минуту. Ты должен быть готов к этому. Встреча с