Он засмеялся и не ответил. Я настаивал на том, что он должен рассказать мне, как я мог видеть, что лист падал снова и снова, поскольку с точки зрения моего здравого смысла такого не может быть. Он ответил:
— С точки зрения моего здравого смысла — тоже. Однако ты был свидетелем того, что он падал снова и снова.
Потом он обратился к дону Хенаро:
— Что, разве не так?
Дон Хенаро не отвечал, пристально глядя на меня.
— Но это невозможно! — произнес я.
— Ты прикован! — воскликнул дон Хуан. — Ты прикован к своему здравому смыслу. Один и тот же лист падает снова и снова с одного и того же дерева только для того, чтобы ты отказался от попыток понять.
Доверительным тоном он сказал мне, что с самого начала все складывалось как нельзя более удачно, однако, как всегда, в самом конце моя мания все испортила, и я словно ослеп.
— Понимать тут нечего. Понимание — это лишь крохотная частичка. Совсем крохотная.
Дон Хенаро встал. Они с доном Хуаном обменялись быстрыми взглядами. Потом дон Хуан уставился в землю перед собой. Дон Хенаро подошел ко мне, встал напротив и начал синхронно взмахивать обеими руками — вперед-назад, вперед-назад.
— Смотри, Карлитос! — сказал он. — Смотри! Смотри! Он издал необычайно резкий свистящий звук. Звук чего-то рвущегося. В то же мгновение в животе моем возникло ощущение пустоты. Это было ужасно мучительное чувство падения, не болезненное, но очень неприятное и поглощающее. Через несколько секунд оно исчезло. Остался только странный зуд в коленях. Но на протяжении тех секунд, в течение которых я испытывал это ощущение, я пережил еще одно невероятное явление — я увидел, что дон Хенаро стоит на вершине одной из гор, до которых было никак не меньше полутора десятков километров. Это продолжалось не более нескольких секунд и случилось настолько неожиданно, что я не смог разглядеть деталей. Это была то ли фигура в рост человека на вершине горы, то ли уменьшенное изображение дона Хенаро. Я даже толком не понял, он ли это вообще. Хотя, пока длилось это видение, я был совершенно уверен, что вижу именно дона Хенаро, стоящего на вершине горы. Но в то мгновение, когда я подумал, что невозможно увидеть человека с расстояния почти в двадцать километров, видение исчезло.
Я повернулся, чтобы посмотреть на дона Хенаро, но его не было.
Мое недоумение было невообразимым — вполне под стать происходящему. Я был совершенно сбит с толку.
Дон Хуан велел мне сесть на корточки и прижать колени к груди, а руки — к нижней части живота. Какое-то время мы сидели молча, а потом он сказал, что на самом деле собирается отказаться от того, чтобы объяснить мне что-либо, потому что только действуя, человек может стать магом.
Он посоветовал мне немедленно уехать, потому что Хенаро, чего доброго, еще прикончит меня своими попытками мне помочь.
— Ты изменишь направление, — сказал он, — и ты разорвешь свои цепи.
Он сказал, что нечего было понимать в действиях его и дона Хенаро, и что маги вполне способны совершать такие необыкновенные вещи.
— Хенаро и я действуем отсюда, — сказал он и указал на один из центров на своей диаграмме. — А это — не центр понимания. И все же ты знаешь, что это такое.
Я хотел сказать, что понятия не имею, о чем он говорит, но он не дал мне на это времени, встал и сделал знак следовать за ним. Он пошел необыкновенно быстро, и я, пыхтя и потея, старался не отставать от него.
Когда мы сели в машину, я огляделся в поисках дона Хенаро.
— Где он? — спросил я.
— Ты знаешь, где он, — резко ответил дон Хуан.
Прежде чем уехать, я посидел с ним, как делал это всегда. Мне непреодолимо хотелось попросить разъяснений. Как говорит дон Хуан, объяснения — это действительно мое индульгирование.
— Где дон Хенаро? — осторожно спросил я.
— Ты знаешь, где он, — сказал он. — Однако каждый раз ты терпишь неудачу вследствие своей настойчивости в понимании. Прошлой ночью, например, ты все время знал, что дон Хенаро позади тебя. Ты даже обернулся, чтобы увидеть его.
— Да нет же, вовсе я этого не знал! — запротестовал я.
Я говорил совершенно искренне. Мое сознание отказывалось принимать воздействие такого рода как «реальность». Но в то же время, после десяти лет обучения у дона Хуана, я не мог больше полагаться на свои привычные критерии «реальности». Однако все мои изыскания относительно природы реальности до сих пор оставались чисто интеллектуальными манипуляциями. Доказательством тому служили тупики, в которые своими действиями то и дело загоняли меня дон Хуан и дон Хенаро.
Дон Хуан взглянул на меня, и во взгляде его было столько печали, что я заплакал. Слезы сами катились из глаз. Впервые в жизни я ощутил всю тяжесть и обременительность здравого смысла. На меня накатила какая-то неописуемая мука. Я непроизвольно застонал и обнял его. Он быстро ударил меня костяшками пальцев по макушке. Я почувствовал, как вниз по позвоночнику пробежала волна. Это немного меня отрезвило.
— Ты слишком сильно индульгируешь, — мягко сказал он.
Эпилог
Дон Хуан медленно ходил вокруг меня, как бы раздумывая, говорить или нет. Дважды он останавливался, но, казалось, передумывал. Наконец, он остановился и сказал:
— Вернешься ты или нет — совершенно неважно. Однако теперь тебе необходимо жить как воин. Ты и раньше об этом знал. Но в твоем нынешнем положении тебе необходимо использовать нечто, на что раньше не обращал внимание. Но за это знание тебе пришлось бороться. Оно не свалилось на тебя с неба. И его не преподнесли тебе просто так. Тебе пришлось вышибать его из себя. Тем не менее, ты по-прежнему светящееся существо. И так же, как и всякий человек, ты умрешь. Когда-то я говорил тебе, что в светящемся яйце невозможно изменить ничего.
Он немного помолчал. Я знал, что он на меня смотрит, но избегал его взгляда.
— В тебе действительно не изменилось ничего, — сказал он.