Отдельная реальность — страница 23 из 50

Дон Хуан разразился хохотом. Мои эмоции показались ему весьма забавными.

– Зачем нужно было встречаться с этим кошмаром, дон Хуан?

Он уставился на меня с серьезным выражением лица.

– Это был страж. Если ты хочешь видеть, ты должен его победить.

– Но как можно победить такую громадину?

Дон Хуан хохотал до слез.

– Дон Хуан, почему бы тебе не выслушать меня? Я расскажу тебе обо всем, что видел, и тогда не будет двусмысленности.

– Ну, если тебе этого не хватает для полного счастья – вперед. Я слушаю.

Я подробно изложил все, что смог вспомнить, но на его настроении это никак не отразилось.

– Ничего нового, – прокомментировал он с улыбкой.

– Да, но как, по-твоему, я могу одолеть такую махину? Чем?

Он немного помолчал, потом повернулся ко мне и сказал:

– Ты же не боялся. В действительности тебе не было страшно. Больно – да, но не страшно.

Он откинулся на кучу каких-то мешков и заложил руки за голову. Я решил, что тема закрыта.

– Знаешь, – неожиданно произнес он, глядя куда-то на крышу рамады, – стража может увидеть любой. Некоторым он является в виде гигантского неописуемо жуткого монстра ростом до неба. Тебе повезло – всего-то тридцать метров! Совсем крошка. Однако тайна стража до смешного проста.

Он минуту помолчал, мурлыкая какую-то мексиканскую песню.

– Страж другого мира – это мошка, – с расстановкой произнес он, как бы оценивая эффект, произведенный этим заявлением.

– Прости, не понял…

– Страж другого мира – мошка, – повторил он. – Вчера ты встретился с мошкой. Она будет стоять на твоем пути до тех пор, пока ты ее не победишь.

Мгновение я не хотел верить словам дона Хуана, но, вспомнив все с самого начала, вынужден был признать, что сначала действительно смотрел на мошку, а потом возникло что-то вроде миража и явился ужасный зверь.

– Но каким образом мошка могла так сильно меня ударить? – спросил я с искренним недоумением.

– Э-э, когда она тебя ударила, она не была мошкой. Тебя ударил страж. Возможно, когда-нибудь ты наберешься сил и победишь его. Но не сейчас. Сегодня это – тридцатиметровый летающий монстр, вибрирующий и плюющийся. Но говорить о нем бесполезно, и никакого подвига в том, чтобы стоять перед ним, нет. Так что если ты намерен узнать его получше, тебе придется снова с ним встретиться.

Через два дня, 11 ноября, я снова курил смесь дона Хуана.

Я сам попросил об этом, тщательно взвесив все «за» и «против». Я снова хотел увидеть стража, потому что интерес к нему был гораздо сильнее страха или нежелания утратить ясность.

Процедура была той же. Дон Хуан один раз набил трубку, а когда я выкурил ее, – протер и спрятал. Эффект наступил гораздо позже, чем в прошлый раз. Когда начала кружиться голова, дон Хуан подошел ко мне и, придерживая голову, помог лечь на левый бок. Он велел мне вытянуть ноги и расслабиться; повернув мою правую руку ладонью вниз, он слегка подвинул меня, перенеся на нее часть веса. Я не пытался ни помочь ему, ни помешать, так как не знал, к чему это все.

Он сел напротив меня и велел ни о чем не думать. Он сказал, что страж придет, но, чтобы увидеть его, мне нужно иметь круговой обзор. Как бы невзначай, он прибавил, что страж может причинить очень сильную боль и что предотвратить ее можно единственным способом. В прошлый раз, когда дон Хуан понял, что с меня довольно, он поднял меня в сидячее положение. В этот раз он указал на мою правую руку и объяснил, что специально положил ее именно таким образом, чтобы я мог пользоваться ею как рычагом, отталкиваясь, когда захочу подняться.

К этому времени, когда он закончил говорить, тело мое уже совсем онемело. Я хотел обратить его внимание на то, что не смогу оттолкнуться, так как не владею мышцами. Но, несмотря на яростные попытки, мне не удалось произнести ни слова. Он, казалось, предвидел это, и объяснил, что весь фокус – в использовании воли, и потребовал, чтобы я вспомнил свой первый опыт курения смеси несколько лет назад. Тогда я упал, но снова встал на ноги за счет того, что он назвал «волей», – я «поднялся с помощью мысли». Он сказал, что это – единственный способ.

Но все было бесполезно: я не мог вспомнить ничего, что тогда делал. Всепоглощающее отчаяние охватило меня, и глаза закрылись.

Дон Хуан схватил меня за волосы, резко встряхнул и приказал не закрывать глаза. После этого я не только открыл глаза, но и совершил нечто совсем уж неожиданное: я заговорил.

– Я не знаю, как вставал тогда.

Я изумился. Ритм был каким-то монотонным, но голос был явно моим. В то же время я искренне верил, что не мог этого сказать, поскольку минутой раньше был не в состоянии произнести ни слова.

Я взглянул на дона Хуана. Он смеялся, склонив голову набок.

– Я этого не говорил, – сказал я.

Я снова удивился звуку своего голоса. Но почувствовал некоторый подъем. Говорить в таком состоянии было приятно и даже как-то интересно. Я хотел попросить дона Хуана, чтобы он объяснил, за счет чего я могу говорить, но снова не смог выдавить из себя ни слова. Я старался изо всех сил, но бесполезно – мне не удавалось выразить свои мысли. Отказавшись от этой затеи, я тут же произнес:

– Кто говорит? Кто говорит?

Этот вопрос заставил дона Хуана так расхохотаться, что он даже опрокинулся набок.

Я определенно мог говорить, но только тогда, когда совершенно точно знал, что хочу сказать.

– Это я говорю? Это я говорю? – спросил я.

Дон Хуан сказал, что если я не перестану заниматься ерундой, то он пойдет отдохнуть под рамаду, а меня оставит здесь разбираться со своим шутовством.

– Это не шутовство, – произнес я.

Я говорил вполне серьезно. Мысли были очень ясными и четкими, но тела я не чувствовал. Я не задыхался, как было однажды, когда я находился в подобном состоянии; мне было хорошо, потому что я ничего не чувствовал. У меня не было контроля над своим сознанием, и все же я мог говорить. В голову пришло, что раз я могу говорить, то, наверное, могу и встать.

– Встать! – сказал я по-английски, и в мгновение ока был на ногах.

Дон Хуан недоверчиво покачал головой и вышел из дома.

– Дон Хуан! – трижды позвал я.

Он вернулся.

– Уложи меня, – попросил я.

– Уложи себя сам, – сказал он. – Похоже, ты на правильном пути.

Я сказал:

– Лечь!

Неожиданно все исчезло. Я не видел ничего. Через мгновение комната и фигура дона Хуана снова появились в поле зрения. Я подумал, что, очевидно, лежал, уткнувшись лицом в циновку и что дон Хуан приподнял мою голову за волосы.

– Спасибо! – очень медленно и монотонно произнес я.

– Пожалуйста, – сказал он, передразнивая меня, и снова захохотал.

Потом он взял какие-то листья и начал растирать ими мои кисти и ступни.

– Что ты делаешь?

– Растираю тебя, – произнес он, подражая моему болезненному заунывному тону.

Его тело затряслось от смеха, глаза светились добротой и дружелюбием. Он мне нравился. Я почувствовал, что дон Хуан – хороший, веселый и сострадательный. На душе стало тепло-тепло, и я засмеялся. Звук получился такой жуткий, что дон Хуан отшатнулся.

– Отведу-ка я тебя лучше к канаве, а то, чего доброго, еще угробишь себя своим шутовством.

Он поставил меня на ноги и заставил походить по комнате. Понемногу я начал чувствовать ступни, ноги и, наконец, все тело. Уши буквально лопались от странного давления. Это было похоже на ощущение, возникающее в затекшей части тела. Макушкой головы и затылком я ощущал навалившуюся сзади огромную тяжесть.

Дон Хуан затолкал меня в канаву прямо в одежде. Холодная вода постепенно сняла боль и давление.

Я пошел в дом и переоделся. Потом сел, охваченный какой-то прострацией, жаждой покоя и неподвижности. Однако на этот раз ясности и четкости сознания не было, скорее – что-то вроде меланхолии и физической усталости. Наконец я заснул.


12 ноября 1968

Утром мы с доном Хуаном отправились на окрестные холмы собирать растения. Около шести миль мы прошли по сильно пересеченной местности. Я очень устал и предложил отдохнуть. Мы сели, и дон Хуан заговорил о том, что он доволен моими успехами.

– Теперь я знаю, что действительно разговаривал, – сказал я, – но тогда мог бы поклясться, что говорит кто-то другой.

– Разумеется, разговаривал ты, – подтвердил дон Хуан.

– Как же вышло, что я не мог себя узнать?

– Это сделал дымок. Можно говорить и не замечать этого, можно перенестись на многие тысячи километров в пространстве и тоже не заметить. Можно проходить сквозь все, что угодно. Дымок устраняет тело, и человек становится свободным как ветер, даже свободнее ветра. Его не могут остановить ни скалы, ни стены, ни горы. Воздух может застояться в подземелье и стать затхлым, но ничто не может удержать человека, если дымок даст ему силу.

Слова дона Хуана вызвали во мне странное чувство – смесь эйфории и сомнения. Все мое существо наполнилось непонятным беспокойством и неопределенным чувством вины.

– Это что – правда? Такое действительно возможно, дон Хуан?

– А ты как думал? Или ты скорее согласишься с тем, что ты сошел с ума, не правда ли? – язвительно сказал он.

– Тебе легко все это принять, дон Хуан. А для меня – почти невозможно.

– Мне тоже не так просто. Я – такой же, как ты, и не имею никаких привилегий. И принять все это мне так же трудно, как и любому другому.

– Но ты же чувствуешь себя во всех этих вещах, как рыба в воде, дон Хуан.

– Верно, однако мне пришлось дорого заплатить. Я должен был сражаться, причем, наверное, больше, чем придется сражаться тебе. Ты каким-то непостижимым образом заставляешь обстоятельства, ситуации и силы работать на тебя. Ты представить себе не можешь, ценой каких усилий мне досталось то, чего ты шутя добился вчера. Что-то помогает тебе на каждом дюйме пути. Иначе объяснить твои успехи в овладении силами невозможно. Сначала – Мескалито, теперь – дымок. Тебе следует полностью сосредоточиться на осознании того факта, что ты – талантлив, и не обращать внимания ни на что другое.