Я мог вспомнить только то, что в моем перемещении не было точки отсчета. Но дон Хуан решил, что если сначала пузырьки двигались в основном вправо, то есть на юг, значит, следует обратить внимание именно на это направление.
Я вновь попытался вспомнить подробности.
Когда дон Хуан меня позвал и я, так сказать, «вынырнул», стена была слева. Она поднималась из воды совсем рядом, и я мог различить отпечатки опалубки, в которую заливался бетон и которая, похоже, была сделана из узких, плотно сбитых досок. Стена была очень высокой, я видел один ее конец со сглаженным углом.
Какое-то время дон Хуан сидел молча, как бы задумавшись о смысле моего переживания. Наконец он сказал, что ожидал от меня большего.
– Чего большего?
Он не ответил, а только выпятил губы.
– Ну ладно, все равно ты молодец. Сегодня ты узнал, как брухо используют воду для перемещения.
– Но я видел?
Он с интересом взглянул на меня и сказал, что я сам смогу ответить на этот вопрос, но только после того, как еще много раз побываю в зеленом тумане. Он немного изменил тему разговора, пояснив, что мне все же не удалось в полной мере научиться использовать воду, а удалось только узнать, как это делается в принципе, и что он специально велел мне посмотреть на берег потока, чтобы я мог убедиться в реальности перемещения.
– Ты перемещался очень быстро, – сказал он. – Прямо как маг, хорошо владеющий этим приемом. Мне было тяжеловато за тобой угнаться.
– Ты не мог бы мне объяснить все с начала? – попросил я.
Он засмеялся, медленно и как бы с недоверием покачав головой:
– Вечно ты все хочешь знать с начала. Но начала не бывает вообще. Любое начало существует лишь в нашем воображении.
– А мне кажется, все началось тогда, когда я курил, сидя на берегу, – сказал я.
– Но перед тем, как дать тебе трубку, я знал, что именно с тобой нужно сделать. Может, мне и следовало объяснить тебе это, но я не могу, потому что это уведет меня совсем в другую сторону. Поэтому лучше не думай ни о каком начале – тебе будет легче.
– Ладно, пусть так. Тогда расскажи, что происходило после того, как я сел на берегу и выкурил трубку.
– Но ведь ты сам уже об этом рассказал, – со смехом заявил он.
– То, что я рассказал, – важно, дон Хуан?
Он пожал плечами.
– Ты очень хорошо вспомнил все мои команды, без осложнений входя в туман и выходя из него. Потом ты слушал мой голос и выбирался всякий раз, когда я тебя звал. Это была тренировка. Дальше – все просто. Ты позволил туману себя унести, действуя при этом так, словно отлично знал, что делаешь. Когда ты забрался очень далеко, я позвал тебя и заставил взглянуть на берег, чтобы ты понял, как далеко тебя занесло. А потом я вытащил тебя оттуда.
– Ты хочешь сказать, дон Хуан, что я и в самом деле путешествовал с водой?
– Да. И притом – очень далеко.
– Насколько далеко?
– Ты вряд ли поверишь.
Я упрашивал, чтобы он ответил, но он заявил, что должен ненадолго уйти. Я настаивал, требуя хотя бы намека.
– Мне не нравится, когда меня держат в неведении, – сказал я.
– Ты сам себя держишь в неведении. Вспомни стену, которую видел. Сядь сюда, на циновку, и вспомни все до мельчайших подробностей. Тогда, может быть, до тебя дойдет, где ты был. Я знаю только одно – ты забрался ужасно далеко, потому что мне стоило огромного труда вытащить тебя оттуда. Если бы меня не было рядом, ты мог бы уйти навсегда. Тогда от тебя остался бы только холодный труп на берегу канавы. Тебе не удалось бы вернуться самостоятельно. Хотя кто знает – с тобой ни в чем нельзя быть уверенным. Так что, судя по тем усилиям, которые от меня потребовались, чтобы тебя вернуть, ты был уже где-то…
Он помолчал, дружелюбно меня разглядывая.
– Ну, если я добрался до гор Центральной Мексики, то мне даже трудно представить, куда занесло тебя. Наверное, в Лос-Анджелес, а может – и в Бразилию.
На следующий день дон Хуан вернулся только под вечер. Пока его не было, я записал все, что смог вспомнить о вчерашнем путешествии. Занимаясь этим, я тщательно осмотрел берега оросительной канавы выше и ниже по течению от того места, где сидел. Меня интересовало, нет ли поблизости чего-нибудь такого, что могло бы вызвать в моем сознании образ бетонной стены. Я подозревал, что пока я был в трансе, дон Хуан вполне мог заставить меня прогуляться вдоль канавы и по пути «зацепить» мое внимание за что-то, напоминающее виденную мною стену. За время, прошедшее между первым появлением зеленого тумана и моментом, когда я выскочил из канавы, можно было проделать путь максимум в три с половиной – четыре километра. Вряд ли он мог заставить меня передвигаться быстрее. Поэтому я тщательно исследовал берег в пределах четырех километров вверх и вниз по течению. Но это была обычная прямая оросительная канава шириной около полутора метров на всем своем протяжении, и нигде не было ничего, хоть сколько-нибудь напоминающего бетонную стену.
Когда дон Хуан появился, я схватил его за руку, усадил и потребовал, чтобы он выслушал все, что я написал. Он слушал без улыбки, глядя вдаль. Судя по всему, он думал.
– Надеюсь, ты уже понял, – слова его звучали сурово, – что смертельно опасно все. Вода – ничуть не меньше, чем страж. Если не следить за собой и не контролировать свои действия, она вполне может поймать и не отпустить. Вчера с тобой это едва не случилось. Но чтобы попасться, человек должен этого желать. В этом твоя проблема. Ты хочешь поддаться.
Я не понимал, о чем он говорит. Неожиданным разносом он полностью сбил меня с толку. Я очень мягко попросил объяснить, что произошло. Он нехотя сказал, что ходил в водный каньон, видел духа источника и теперь убежден, что свой шанс увидеть воду я упустил.
– Как? – спросил я с искренним недоумением.
– Дух – это сила, которая считается только с силой. В ее присутствии нельзя быть слабым. Ты снова индульгировал.
– Когда?
– Вчера, когда позеленел, сидя в воде.
– Я не индульгировал. Я считал это важным моментом и потому рассказал тебе.
– Кто ты такой, чтобы думать или решать, что важно, а что – нет? Ты ничего не знаешь о силах, с которыми входишь в контакт. Дух источника существует, и он мог бы тебе помочь. Более того, он тебе помогал до тех пор, пока ты не свалял дурака. А теперь я даже не знаю, что из всего этого получится. Ты уступил силе хозяина, и теперь он в любой момент может завладеть тобой.
– Что, мне не нужно было смотреть на себя, когда я позеленел?
– Ты отказался от себя. Это было неправильно. Я уже говорил тебе и повторяю вновь – в мире брухо может выжить только воин. Воин относится ко всему с уважением; он не идет напролом без необходимости. Вчера ты отнесся к воде без должного уважения. Обычно ты ведешь себя очень хорошо. Но вчера ты отказался от себя в пользу смерти; ты поддался ей, как последний болван. Воин никогда не сдается, даже перед лицом смерти. Воин ни у кого не идет на поводу; он сам по себе и всегда недоступен. Вовлекаясь во что-то, он всегда полностью осознает, что делает.
Я не знал, что сказать. Дон Хуан казался рассерженным. Меня это очень беспокоило, потому что таким он был со мной крайне редко. Я сказал, что понятия не имел, что делаю что-то не так. После нескольких минут напряженной тишины он снял шляпу и с улыбкой сказал, что мне нельзя больше здесь оставаться. Я должен уехать и не появляться в его доме до тех пор, пока не обрету контроль над своей слабостью и не перестану ей потакать. Он особо обратил внимание на то, что в течение трех-четырех месяцев вода не должна касаться моего тела.
– Но я не могу обойтись без душа!
Дон Хуан смеялся до слез.
– Ах, он не может без душа! Временами ты настолько слаб, что мне начинает казаться, что ты меня разыгрываешь. Но это не шутка. Иногда ты теряешь контроль и силы твоей жизни легко захватывают тебя.
Я возразил, что человек не может постоянно себя контролировать. Он сказал, что для воина не существует ничего вне контроля. Тогда я заговорил о роли случайностей в нашей жизни. Я сказал, что все, происшедшее со мной в воде, можно расценивать именно как случайность, поскольку я не знал о своем неправильном поведении и не осознавал его. Я говорил о различных несчастьях, происходящих с людьми, которые можно было бы объяснить случайностью. В частности, я упомянул о Лукасе, симпатичном старом индейце-яки, который сильно пострадал, перевернувшись на грузовике.
– Мне кажется, невозможно избежать случайностей, – сказал я. – Никто не в силах полностью контролировать ситуацию и управлять всем, что вокруг него происходит.
– Верно, – согласился дон Хуан. – Но далеко не всякая случайность неизбежна. Лукас не воин. Если бы он был воином, знающим о своем ожидании и о его цели, он ни за что бы не сел за руль пьяным. В скалу он врезался только потому, что был пьян, и ни за грош покалечил свое тело.
Воин всю жизнь отрабатывает стратегию – а ты хочешь найти смысл жизни. Воин не заботится о смысле. Если бы Лукас жил как воин – а у него такая возможность была, как, впрочем, она есть у любого другого, – он организовал бы свою жизнь стратегически. И если бы он даже не мог предотвратить аварию, в которой ему раздробило ребра, он смог бы смягчить удар, или избежать последствий, или же преодолеть их. Если бы Лукас был воином, он не сидел бы сейчас в своей полуразвалившейся лачуге, медленно умирая от недоедания. Воин сражался бы до конца.
Я предложил взять в качестве примера самого дона Хуана. Я спросил, что бы он делал, если бы попал в аварию и лишился, скажем, ног.
– Если бы я ничего не смог сделать и потерял бы ноги, я больше не оставался бы полноценным воином. Поэтому я ушел бы к тому, что ждет меня там.
Он обвел рукой все вокруг.
Я сказал ему, что он неправильно меня понял. Я имел в виду, что никто не может предвидеть все случайности, подстерегающие его в повседневной жизни.
– Я могу сказать тебе только одно – воин недоступен. Он никогда не стоит посреди дороги, ожидая, пока что-нибудь его пришибет. Он сводит к минимуму возможность возникновения непредвиденных ситуаций. Того, что люди называют случайностями, почти всегда можно легко избежать. Обычно такие вещи происходят с дураками, вся жизнь которых – сплошное разгильдяйство.