Старшие паладины собрались в своей гостиной, где пылал камин, окна были плотно закрыты и украшены новолетними гирляндами из веток кипариса и пихты с падубом, а на большой жаровне с огнекамешками грелись глинтвейн и чайник с чаем. Здесь были все, включая капитана, который обычно редко участвовал в вечерних старшепаладинских посиделках. Сейчас он сидел в кресле у окна, потягивал глинтвейн и лениво раскладывал на столике пасьянс. Остальные расположились в креслах полукругом перед камином, кроме Чампы, который, как обычно, устроился на диванчике со своей лютней. Сейчас лютня лежала без дела, а сам Чампа, откинувшись на спинку и положив ногу на ногу, с выражением и богатой мимикой читал вслух из толстого журнала.
Журнал назывался «Старый сказитель» и имел давнюю историю. Триста лет назад домин Паоло Марченти, вернувшись из длительного кругосветного путешествия, решил поделиться с публикой историей своих приключений, и стал печатать записки о своих путешествиях, раздавая экземпляры знакомым и клиентам. Потом он открыл целую типографию, чтобы печатать и чужие записки о путешествиях и приключениях, а его наследники перешли к изданию журнала с вымышленными историями. Так «Старый сказитель» сделался самым известным и популярным фартальским литературным журналом, в котором печатали всякие новинки.
– «И тогда атаман сказал донье Эмильес: «Ты не выйдешь отсюда, пока я не получу своё. Еще никто не уходил от Родриго Руфиано просто так!». Однако бесстрашная донья Эмильес выхватила корд и одним махом отрубила атаману похабную его руку, коей он успел схватиться за ее пышную грудь, и ответила: «Тогда я буду первой!»
– Э-э, а разве так можно? – перебил Валерио Филипепи. – Чтоб руку отрубить, надо размахнуться как следует, разве она бы успела и корд выдернуть, и размахнуться?
– М-м… – призадумался Кавалли. – При должной сноровке и хорошо поставленном ударе можно. При условии, что корд тяжелый и с хорошей заточкой.
– Да как-то все-таки сомнительно, – не поверил Филипепи. – Джудо, а что ты скажешь?
Манзони, задумчиво глядевший на огонь, пожал плечами, не оборачиваясь:
– В жизни, Валерио, случаются и куда более невероятные вещи.
– Это точно. А как по мне, так я с Андреа согласен, – махнул рукой Чампа. – К тому же, как мы знаем из предыдущих глав, донья Эмильес и не на такое способна.
Он перевернул страницу:
– «И в тот же миг разбойники окружили донью Эмильес, обнажив свои клинки. Было их пятеро против одной лишь доньи Эмильес, пятеро записных злодеев и головорезов, и они жаждали ее тела и крови!»… О, а дальше нет ничего, только картинка. И написано: «продолжение в следующем номере». А я его купить не успел до непогоды…
Старшие паладины как по команде посмотрели на большие часы на каминной полке и дружно вздохнули. Вечер был в самом разгаре.
– Эх, что ж ты так, Ринальдо. Знал же, что вьюга надвигается, еще два дня назад погодники предсказывали, – укорил его мэтр Джироламо. – А теперь мы все вместе собраться сможем только в седмицу…
– Невелика беда, – проворчал капитан. – Несколько дней перебьетесь.
Капитану, конечно, было очень любопытно, что там дальше, но он делал вид, будто совсем не интересуется приключениями доньи Эмильес. Хотя, конечно, никого этим он обмануть не смог.
Чампа пустил по рукам журнал – показать гравюрную картинку, на которой была изображена бесстрашная донья с кордом в одной руке и пистолью в другой, окруженная пятью злодеями с очень живописными разбойничьими мордами.
– А вроде бы младшие паладины тоже про донью Эмильес читают, – вдруг напомнил Роберто Ливетти, передавая журнал Джудо. – Недавно слышал, как Тонио и Алессио обсуждали. Может, у них свежий номер с продолжением есть? Наверняка ведь уже прочитали. Может, сходишь, Валерио? А Ринальдо нам пока кофейку с чайком сообразит.
Валерио Филипепи по возрасту и сроку службы был младше всех остальных, кроме Чампы, и по традиции неофициально числился «старшим куда пошлют», так что он пошел вниз, на первый этаж в младшепаладинскую гостиную. Как он и ожидал, все младшие паладины и кадеты, не занятые в караулах, были именно там. Все они расселись по креслам, диванчикам и даже подоконникам, а кое-кто вообще сидел на полу на ковре у камина. Посреди гостиной стоял Жоан и выразительно читал:
– «…увернувшись от заклятия, донья Эмильес попыталась поднять свой посеребренный меч, но некромант пинком отбросил его в самый дальний и темный угол склепа. И тогда Эмильес поняла, что полагаться ей остается лишь на божественную милость. Она отбежала к стене и, призывая всех богов, очертила защитный круг, опустилась на колени и принялась истово молиться. Некромант же поднял посох и стал плести страшное заклятие»… О, а дальше пока Микаэло еще не прислал. Пишет, что через неделю закончит и пришлет сразу три главы.
– Хорошо бы, а то ведь жуть как интересно, как донья Эмильес с некромантом разберется, – вздохнул кадет Хорхе, сидящий на ковре у камина. – И разберется ли…
– Разберется, – заверил его Жоан. – Микаэло ее еще в Мартинику отправлять собирается. Так что с некромантом она точно разберется.
– Скорее б дописал да прислал и про ее приключения в Мартинике, – хихикнул Эннио. – Интересно же. Когда фартальцы, у нас не бывавшие, про Мартинику пишут, всегда так забавно выходит! Особенно когда нашу еду описывают и обычаи.
Остальные мартиниканцы тоже захихикали. Тут Филипепи решил дать о себе знать:
– Выходит, Жоан, твой брат тебе с большим опережением свой роман присылает, а? Потому как в журнале про некроманта еще не печатали.
– О, добрый вечер, сеньор Валерио, – поприветствовали его все нестройным хором. Вставать никто не стал – в своей гостиной имели право.
Жоан кивнул:
– Само собой не печатали, это аж спустя три главы после приключений у разбойников. А что?
Филипепи вдруг почувствовал, что смущается перед младшим паладином, и постарался придать лицу выражение посерьезней:
– Ничего. Но раз ты уж дочитал, то не мог бы ты одолжить эту рукопись, хм, на неделю?
Младший паладин протянул ему толстую тетрадь:
– Пожалуйста. Только ведь она на сальмийском. Роман же сначала сальмийский «Альманах Коруньи» печатает, а потом уже для «Сказителя» переводят…
Старший паладин хотел было приказать Жоану идти вместе с ним – поработать для старших чтецом-переводчиком, но потом сообразил, что ведь единственный из старших паладинов, кто отлично знает сальмийский – это капитан Каброни, сам сальмиец. Так что он поблагодарил Жоана, взял рукопись и пошел наверх, предвкушая дополнительное развлечение в виде капитанского чтения. Особенно чтения тех мест, где в оригинале должна быть знаменитая сальмийская ругань, которую в переводе сильно смягчали или вообще заменяли довольно изысканными литературными выражениями.
Находка
Северная провинция Фартальи, Салабрия, считается глушью даже по сравнению с Орсиньей, тем еще медвежьим углом. Населения здесь мало, оно славится неприветливостью, обычаи диковатые, кухня здешняя известна как худшая в Фарталье, а вино, по мнению жителей других провинций, даже для выделки уксуса не годится. И от бестий здесь не продохнуть. Впрочем, паладин Армано Сервальо считал, что на Салабрию возводят напраслину. Ну да, народу здесь мало, в Фартальезе, к примеру, проживает людей в пять раз больше, чем во всей Салабрии, оттого городов в этой провинции раз-два и обчелся, да и сел негусто. Собственно, настоящий город тут только один – Овиеда, а остальные – села покрупнее, записанные в города для приличия. Ну да, обычаи странные, так если подумать да посмотреть, то везде какой-нибудь свой странный обычай найдется. Насчет же кухни и вина спорить было трудно, все-таки даже паладин Армано, сам уроженец Салабрии, считал, что бараний желудок, фаршированный кровью, нутряным салом и перловкой с луком – блюдо не из тех, какие можно предлагать гостям из других земель. Как и вареные свиные ножки в застывшем бульоне с хреном. Хотя самому Армано эти блюда очень нравились, а вино… да уж, кто хоть раз пил что-то помимо местного вина, местное станет пить только если совсем нечего, даже воды нет. Зато кальвадос – выше всяких похвал, кстати, и отлично идет под те же свиные ножки или бараний желудок. Или под запеченный в углях рулет из свиного подчеревка с черносливом, чесноком и барбарисом. А вот насчет бестий как раз была истинная правда – бестий здесь было полным-полно. Особенно в северной части Салабрии, известной под названием Брезалес – из-за вересковых пустошей.
Примерно об этом – и о еде, и о бестиях – и размышлял паладин, пробираясь по запутанному лабиринту карстовых промоин в большом останце с очень выразительным названием Казо Костоли, то есть Чертовы Ребра. Лазил он здесь с раннего утра, выискивая прайд мантикор, повадившихся таскать овец и свиней у здешних поселян. Овцы и салабрийские шерстистые свиньи были основным богатством местных жителей, и их тут было много, настолько много, что, как говорили, если подсчитать количество голов овец и свиней в Салабрии, то на каждого салабрийца придется не меньше чем по сорок свиней и сто овец. Здесь даже частенько между собой расплачивались не деньгами, а скотом. И в общем-то то, что мантикоры режут овец, заметили не сразу. А когда заметили, то поселяне и не подумали вызывать паладина, а попытались справиться своими силами. Но когда после попытки подсунуть им отраву бестии напали на село, даже самые упрямые согласились, что пора вызывать специалиста. Вот Армано, странствующий паладин, приписанный к Овиедской канцелярии, и выехал на это дело. В село он прибыл еще вчера и тогда же и узнал подробности. И еле сдержался, чтоб не обложить хитрожопых поселян вдоль и поперек отборной матерщиной. Эти не слишком умные люди выбрали самых негодящих овец да и накормили бедных животных отравой, которую на скорую руку намешал местный знахарь. А потом загнали овечек в Чертовы Ребра, где и гнездились мантикоры – в надежде, что бестии сожрут овец и сами потравятся. Надежда оправдалась очень частично: от отравы издохли самец прайда и самая слабая самка. Оставшиеся пятеро в тот же вечер напали на село и быстро, но очень жестоко и показательно убили и сожрали каждая по человеку, в числе которых оказался и знахарь. Видимо, мантикоры как-то догадались, что автором отравы был именно он, потому что его они убивали с особенной жестокостью. Может, просто унюхали остаточный запах отравы, как потом предположил паладин Армано, выслушав всю эту историю. Впрочем, это было уже неважно. Мантикор, сделавшихся людоедами, следовало извести, чем он с утра и занялся.