Молодой Энборсадо отвел от лица ее крепкий кулак с фигой, и неожиданно спокойно сказал:
– То есть шансы у меня все-таки есть, раз ты условия ставишь? Отлично. Ты еще увидишь, на что способен Сесил Энборсадо! Клянусь, говорю – я хочу тебя и добьюсь, чего бы это мне ни стоило!
Он пнул остатки букета к лестнице и, ругаясь, быстро ушел, не забыв, правда, на ходу поклониться донье Арсе и снять перед ней шляпу. Сеньора Мануэло он не заметил. А паладин смотрел на него очень задумчиво и даже с какой-то грустью. А потом сказал Элене:
– Влюблен он в тебя не на шутку, вот что.
– Ничем помочь ему не могу, – хмыкнула Элена. – Пусть ищет другую, посговорчивее и по мужчинам которая. Агнесса, может, еще и согласится за него выйти, все-таки она донья и ей нужен наследник. Но я – да сейчас, с разбегу прямо. Тьфу! А кстати, как думаете – он? Или я права и не он?
– Не он, – кивнул головой сеньор Мануэло, улыбаясь в усы. – У него одно на уме, то самое, о чем он и сказал.
На крыльцо вышла наконец хозяйка дома, и Мануэло пристально на нее посмотрел. Не такая уж и мартиниканка, вообще-то. Было видно, что мартиниканской крови в ней только половина: кожа не такого глубокого красно-коричневого цвета, как у куантепекцев, скорее выглядит как сильно загорелая сальмиянка, и черты лица сальмийские, а глаза хоть и темные, но разрез их не мартиниканский. Волосы, конечно, черные-черные, жесткие и прямые, в две косы заплетенные, и татуировки на лице – три волнистые линии под глазами, россыпь черных точек и черточек на скулах. Красивая, ничего не скажешь. И совсем никакого магического дара, даже спонтанной способности «проводника» в ней паладин не углядел. Равно как и причастности к языческим ритуалам, демонопоклонству, некромантии и кровавой магии. О чем он тихонько и сказал донье Арсе и Элене.
Агнесса тоже не заметила паладина. Приезду Элены и ее матери очень обрадовалась, повела их в гостиную. Паладин, привязав лошадь к перилам крыльца, пошел за ними. Конечно, когда он спешился и ушел со двора, морок перестал скрывать его коня, и скотинку сейчас точно кто-нибудь заметит, но времени должно хватить, чтоб успеть незаметно глянуть на Агнессиных слуг. Потому первым делом Мануэло заглянул на кухню, окинул взглядом кухарку и экономку, потом заглянул в комнатку, где лакей старательно чистил высокие дамские ботинки по столичной моде, затем посмотрел на другого слугу, возившегося в гостиной с камином, и на горничную, как раз подававшую гостям напитки. А потом вышел, отвязал лошадь, сел на нее и поехал в сторону старого кладбища долины Рьера. Когда-то давно он бывал здесь по делам, еще когда странствовал, потому помнил, где что здесь находится.
Кладбище расположилось на пологом склоне холма, и снизу его подпирала стенка, сложенная из крупных известняковых блоков, переходящая в простую ограду. Сторожа при воротах не было, как, собственно, и самих ворот. Проход на кладбище обозначался разрывом в ограде и двумя пилонами из всё тех же известняковых блоков, украшенных грубо вырезанными акантами. Дорожка входила в этот проем и делила кладбище пополам, упираясь в стоящий выше по склону приземистый родовой склеп донов Рьера. В левом углу кладбища виднелась маленькая часовенка, в правом – длинный каменный стол со скамьями для поминальных тризн. И всё, никакого больше порядка тут не было. Простые надгробья из известняка или песчаника торчали и поодиночке, и группами. Многие покосились, треснули, но в целом за кладбищем и могилами ухаживали, а траву косили – вдоль северной части ограды ровненько стояли четыре аккуратных стожка, но при том по кладбищу были разбросаны купины чертополоха, и над его пышными пурпурными цветами вились пчелы. Между могил бродила одинокая белая коза, позвякивая колокольчиком, и меланхолично обкусывала головки этого чертополоха, не обращая внимания на пчел. Недалеко от стожков были выставлены три улья, и в целом кладбище вид имело спокойный и мирный. И было таковым – ничего здесь нехорошего паладин не углядел. Пробормотал под нос:
– Надо же, редкость какая. Как сорок пять лет назад я тут беспокойника упокоил, так с тех пор чисто да тихо, прям на удивление.
Он спешился, и, ведя коня в поводу, подошел к первой из четырех свежих могил, еще без надгробья, только с деревянным столбиком с жестяным акантом и надписью. Наклонился, призвал силу и медленно повел рукой над насыпью. Будь он молодым паладином, пришлось бы позвать священника и при нем разрыть могилу, чтобы осмотреть непосредственно тело. Но сейчас ему это было уже не нужно, и он мог узнать всё, что требовалось, не тревожа покойника.
– Как я и думал, – пробормотал паладин под нос, выпрямился, с легким удивлением и удовлетворением отметив, что в пояснице не ноет и не щелкает, и пошел к следующей могиле. А потом осмотрел и остальные две. А после того легко забрался на коня, стронул его и сказал сам себе:
– Хорошо Мартина постаралась, надо же, я и забыл про поясницу-то. Вернусь в Корунью, куплю ей мантилью из кестальских кружев и палантин из куницы. Как раз вроде бы в последних числах ноября у нее день рождения…
Он с наслаждением прогнулся в пояснице, потом огляделся по сторонам. Людей здесь не было, только шел к кладбищу мужичок с ослом, впряженным в тележку – видимо, забрать высохшее сено. Паладина мужичок не заметил даже тогда, когда проехал мимо него. А паладин призадумался, что делать дальше. Вообще-то можно сейчас наведаться к Агнессиным ухажерам и поговорить с ними. Сесил Энборсадо из круга подозреваемых выпал – достаточно было сеньору Мануэло на него посмотреть. У этого была вполне определенная и понятная цель, и ему убивать Элену совсем ни к чему, наоборот, узнай он, что кто-то пытался ее убить – нашел бы и сам пришиб негодяя. Ему Элена нужна живая и здоровая, уж очень крепко он в нее влюблен, и, похоже, давно. А что начал кружить вокруг Агнессы – так то понятно как раз. Третий сын дона Энборсадо наследовать домен рассчитывать никак не мог, отчего бы и не попытаться сделаться владетельным доном через брак? По крайней мере так мог считать его отец, который и направил сына-раздолбая ухаживать за новоиспеченной доньей Рьера. Дон Энборсадо, видимо, надеялся, что красавчик-сын соблазнит мартиниканку и женится на ней, и тем самым прекратит раздолбайствовать и заодно излечится от безнадежной страсти к Элене Арсе. Скорее всего, поначалу Сесил приехал сюда по отцовскому приказу и ухаживал за доньей Агнессой, что называется, из-под палки, но когда увидел, что Элена закрутила с Агнессой любовь, решил не мытьем, так катаньем своего добиться – теперь через Агнессу. И, что самое интересное, сеньору Мануэло отчего-то мнилось, что на сей раз у Сесила таки что-то выйдет. Причем старый паладин и сам не мог бы объяснить, отчего ему так мнится – но вот поди ж ты, как увидел эту сценку у крыльца Кастель Рьера, так вот и стало мниться. Выйдет – вот только что и как – большой вопрос. Даже любопытно.
Усмехнувшись этим мыслям, сеньор Мануэло разжег дымную палочку и медленно поехал по дорожке вниз, в село.
Из ухажеров Агнессы теперь оставались двое – доминский сын Понсо Лульо и Рауль Ольеро. Сеньор Мануэло знал обоих. Лульо был обстоятельный и серьезный мужчина сорока лет, вот только без особых перспектив на будущее. Точнее, деньги-то у него водились, но небольшие. А его отец, несмотря на шестьдесят семь лет, глухоту и отнявшиеся ноги, всё семейное достояние держал в своих руках, сына почему-то считал бездарью и лентяем, и заявил, что тот получит наследство только когда сумеет сам получить годовой доход в двести эскудо. Понсо, изгнанный из дому без гроша в кармане, сумел-таки завести свое дело, у него была прядильная фабрика на арендованных землях в долине Рьера, и она приносила пятьдесят восемь эскудо чистой прибыли в год. Ничего удивительного, что он хочет попробовать жениться на Агнессе. Во-первых, тогда платить за аренду земли для фабрики не надо будет, и можно производство расширить, а во-вторых, этаким образом разом его годовой доход увеличится. Ему, конечно, был бы резон убивать Элену, но сеньор Мануэло знал его довольно хорошо и был уверен, что Понсо на самом деле глубоко плевать на то, с кем там будет спать его жена, лишь бы дети были от него, да дело шло как надо. Наверняка он уже приготовил обстоятельную роспись взаимных выгод от этого брака, чтобы представить ее Агнессе. И к тому же ему совсем ни к чему создавать Агнессе сомнительную репутацию ведьмы и язычницы – ведь это повредит коммерции, если он на ней женится. Так что, хорошо подумав, сеньор Мануэло и его вывел из подозреваемых. Если бы Понсо захотел избавиться от конкурентов на наследство Рьеры, он бы это сделал намного тише и аккуратнее, чтоб и тень сомнения не пала ни на Агнессу, ни на него.
Подумав еще, Мануэло и Рауля Ольеро тоже отмел. Просто потому, что тот был слишком глуп, чтобы додуматься до такой хитрой схемы. Узнай он о конкурентах, просто повызывал бы кабальерос на дуэли да и поубивал бы их (с ножом и тесаком он обращался лучше многих). А с конюхом бы разобрался еще как-нибудь, но тоже без хитростей.
Вздохнув, паладин отправился в усадьбу, а по дороге опять проехал через село, все еще отводя глаза всем, кто мог бы его видеть, но сам при этом внимательно на всех поглядывал. А возле сельской школы даже задержался, остановился у забора и долго смотрел во двор, где под присмотром учителя несколько мальчиков и девочек лет двенадцати рисовали красками на беленой стене сарая карту Сальмы. Видимо, предстоял экзамен по географии, а может, учитель решил украсить двор школы наглядным пособием.
Полюбовавшись детьми, которым это занятие явно было по нраву, паладин отправился к усадьбе, а когда доехал до ворот, морок убрал. Увидав его, сторож охнул, поклонился:
– Сеньор паладин! Вечер добрый! А по какому вы к нам делу, если не тайна?
– По делу о языческих ритуалах, – ответил Мануэло и слегка воздействовал сторожу на разум. – Донос позавчера в Коруньясскую канцелярию поступил, проверить надо.
– Проезжайте, сеньор! И уж пожалуйста, проверьте как следует, а то ведь болтают же глупости всякие… – сторож открыл ворота. – Я-то не верю этой болтовне, что дурак Тибо, экономка и трактирщица разносят. Госпожа наша добрая и набожная, не может она такой дрянью заниматься.