[39].
Когда выяснилось крестьянское происхождение Ломоносова, вопрос о том, чтобы стать священником, был закрыт навсегда. Ему грозило отчисление, но успехи в учебе были столь очевидны, что допрос остался без дурных последствий. Высказывались предположения, что его защитил знаменитый Феофан Прокопович, сподвижник Петра I, писатель и архиепископ Новгородский. М. П. Погодин даже приводит якобы сказанные им слова. «… Знаменитый Феофан Прокопович, Архиепископ Новгородский, советник Петра Великого, берет его под свое покровительство. Отличные люди узнают скоро друг друга и любят подавать себе взаимную помощь. "Не бойся ничего, – сказал Феофан Ломоносову, – хотя б со звоном в большой соборный колокол объявляли тебя самозванцем, я твой защитник!". При его содействии Ломоносов был отправлен в Петербургскую Академию наук»[40].
Ломоносова на год командировали в Киев для завершения образования в Киевской духовной академии, старейшем и лучшем высшем учебном заведении в России того времени. В Киев он был отправлен в 1734 г. но вскоре вернулся в Москву, не проучившись и года.
Судьба пошла навстречу желаниям Ломоносова: в конце 1735 г. в 24-летнем возрасте в числе 12 лучших учеников Академии он был направлен для продолжения образования в Санкт-Петербургскую Академию наук, куда его зачислили в январе 1736 г. студентом без жалованья «на академическом коште».
Ломоносов в Академии наук занимался математикой, физикой, химией, особенно любил минералогию и физические эксперименты[41]. Начал учить немецкий язык. Потребность в химиках, знающих металлургию и горное дело, заставила Академию командировать трех студентов на учебу в Германию.
Учеба в Германии
8 сентября 1736 г. М. В. Ломоносов – ему 25 лет – вместе с Д. И. Виноградовым и Г. У. Райзером отправился морем из Петербурга в Германию на учебу. Корабль из-за бури вернулся в Петербург и отплыл снова 19 сентября. Плыли четыре недели и едва не утонули в бурю. Молодым людям дали строгие инструкции: чему учиться, как себя вести, экономить деньги, они должны были присылать в Академию отчеты об успехах в науках и израсходованных суммах. На путевые расходы они получили по 300 руб. Студенты направлялись в Марбург к профессору Христиану Вольфу для занятий в Марбургском университете математикой, механикой, физикой, философией, химией. Помимо этих предметов, Ломоносов овладел немецким, французским, итальянским и английским языками. В Марбурге студенты провели почти три года. Затем еще год они изучали металлургию и горное дело у профессора И. Генкеля в Фрейберге. «Ни один период жизни Ломоносова не известен так хорошо и подробно, как учеба за границей», – пишет Б. И. Меншуткин в своей монографии[42]. И немецкие профессора, и русские студенты постоянно присылали в Академию наук письма и отчеты. В них значительное место уделено бытовой стороне жизни, конфликтам, денежным расчетам и т. п.
Общепризнанно, что лекции европейской знаменитости, профессора Христиана Вольфа, оказали огромное влияние на будущие научные труды Ломоносова. Он перевел одну из работ Вольфа по физике, курировал перевод другой.
Ломоносов учился прилежно, быстро освоил немецкий язык. Вольные нравы университетского городка Марбурга, конечно, резко отличались от атмосферы Славяно-греко-латинской академии. Академия наук отпускала по 4000 золотых руб. в год на каждого студента. Это были огромные деньги. В Академию наук постоянно шли жалобы от немецких профессоров на поведение русских студентов. Кутежи, попойки, драки, долги – Ломоносов не отставал от товарищей.
Когда настало время ехать к металлургу И. Генкелю в Фрейберг в середине 1739 г., кредиторы потребовали расплаты. Сумма долгов оказалась около 2000 талеров – примерно 12.000 золотых рублей. Профессору Вольфу пришлось расплатиться, в том числе и своими деньгами. Потом ему эти суммы вернула русская Академия наук. Вот что он написал в отчете об отъезде студентов: «… они время свое провели здесь не совсем напрасно. Если, правда, Виноградов[43], со своей стороны, кроме немецкого языка, вряд ли научился многому, и из-за него мне более всего приходилось хлопотать…, то я не могу не сказать, что в особенности Ломоносов сделал успехи и в науках: с ним я чаще имел случай говорить, нежели с Райзером, и его манера рассуждать мне более известна. Причина их долгов обнаруживается лишь теперь, после их отъезда. Они через меру предавались разгульной жизни и были пристрастны к женскому полу. Пока они сами были еще здесь налицо, всякий боялся сказать про них что-нибудь, потому что они угрозами своими держали всех в страхе… Когда они увидели, сколько за них уплачивалось денег…, тогда только они стали раскаиваться и не только извиняться передо мною, что они наделали мне столько хлопот. При этом особенно Ломоносов, от горя и слез, не мог промолвить ни слова»[44].
В Фрейберге содержание студентов урезали до 200 руб. на каждого в год, причем деньги горный советник И. Генкель хранил у себя, на руки выдавал по одному талеру в месяц. По городу он объявил, что долги студентов Академия наук платить не будет. Профессор красноречия Г. Юнкер так описал свои впечатления: «Студенты по одежде своей, правда, выглядели неряхами, но по части указанных им наук…, положили прекрасное основание, которое послужило нам ясным доказательством их прилежания в Марбурге. Точно также я, при первых лекциях в лаборатории, при которых присутствовал…, не мог не заметить их похвальной любознательности и желания дознаться основания вещей»[45]. Однако хорошие вначале отношения между Ломоносовым и И. Генкелем вскоре испортились, начались конфликты и в мае 1740 г. Ломоносов покинул Фрейберг.
Из Фрейберга М. В. Ломоносов в конце 1739 г. прислал в Санкт-Петербургскую Академию наук с очередным отчетом диссертацию по физике, оду «На взятие Хотина» и «Письмо о правилах российского стихотворства». Вот отрывок из оды, неизменно вызывавший восторг читателей:
Восторг внезапный ум пленил,
Ведет на верх горы высокой,
Где ветр в лесах шуметь забыл,
В долине тишины глубокой.
Внимая нечто, ключ молчит.
Который завсегда журчит
И с шумом вниз с холмов стремится.
Лавровы вьются там венцы,
Там слух спешит во все концы;
Далече дым в полях курится.
М. П. Погодин так описывает впечатление, которое произвела эта ода Ломоносова: «В Петербурге все, ученые и неученые, удивились новому языку, читали и перечитывали оду и не верили ушам своим, тот ли употреблен был поэтом язык, которым все они говорили и писали. При дворе Императрицы Анны ода произвела неописанное действие. И не могло быть иначе – Ломоносовский язык, в сравнении с языком его современников, например, Кантемира, Тредиаковского, представляет чудное явление, какого не имеет ни одна европейская словесность, древняя и новая»[46].
В 1740 г. Ломоносов – ему 29 лет – тайно женился в Марбурге на дочери своего хозяина-трактирщика Елизавете Цильх, у него родилась дочь. Принял ли он лютеранство для венчания? В лютеранской церкви г. Марбурга есть запись о заключении этого брака.
«Содержал жену и дочь своим жалованьем, которое получал по третям из Петербургской академии», – записал Я. Штелин об этом периоде[47]. «Между тем, живя в Германии, получая беспорядочно жалованье, женившись по любви на дочери своего хозяина в Марбурге, не имея средств содержать семейство, может быть не умея соразмерять свои расходы с приходами, Ломоносов, уже основатель русской словесности, впал в неоплатные долги, обнищал и дошел до отчаянного положения», – так, еще более конкретно, описывает последний год учебы М. П. Погодин[48].
У Ломоносова родилась дочь, он наделал долгов, ему грозили тюрьмой. Оставив семью, он решил возвратиться в Россию. Якобы ночью, никому не сказав, ушел пешком в Амстердам, чтобы оттуда вернуться на родину. По дороге Ломоносов попался прусским вербовщикам и оказался в рейтарах. Бежал из замка, где располагался полк, в болоте скрывался от погони и пешком пришел обратно в Марбург. Туда ему были присланы деньги из Академии наук, и весной 1741 г. Ломоносов снова отправился в Голландию, а оттуда – в Россию. Более двух лет жена не получала от него известий, разыскивала его с помощью русского консула. «… Он долгое время не писал ей [жене. – О. М.], вероятно потому, что его обстоятельства в Петербурге (куда он прибыл благополучно в июне 1741 г. и. получил звание адъюнкта при Академии) были такого рода, что он не мог еще решиться объявить в Петербурге о своем супружестве, которое никому не было там известно, выписать к себе жену и ребенка и содержать их своим скудным жалованьем адъюнкта в таком дорогом месте, как Петербург», – писал Я. Штелин[49].
В июне 1741 г. Ломоносов вернулся из Германии в Петербург. Сохранилось решение Канцелярии Академии наук от 1746 г. о выплате Ломоносову недоданного жалованья за годы учебы в Германии. Причем сумму задолженности – около 400 руб. – выплатили ему… книгами из академической книжной лавки. Этот жест объяснялся тем, что «Ломоносова пред прочими товарищами его ревностные труды и особливую его перед ними к пользе государственной действительно полученную науку» отметили.
«Пять лет прожил он в Германии, и благодаря гениальным своим способностям, трудолюбию и деятельности, узнал все, что узнать было можно, овладел современною наукой, и почувствовал, что может сам идти еще далее по узнанному пути, может повести за собою своих соотечественников, может учредить науку в России, в любезном своем отечестве»