При имени Москвы, передаваемом из уст в уста, все толпой бросаются вперед, карабкаются на холм, откуда мы услышали этот громкий крик. Каждому хочется первому увидеть Москву. Лица осветились радостью. Солдаты преобразились. Мы обнимаемся и подымаем с благодарностью руки к небу; многие плачут от радости, и отовсюду слышишь: «Наконец-то! Наконец-то Москва!» Мы не устаем смотреть на огромный город с его разнообразными и причудливыми формами, с куполами, крытыми свинцом или аспидом. Дворцы с цветущими террасами, островерхие башни, бесчисленные колокольни заставляют нас думать, что мы на границе Азии.
От нетерпения войти в Москву мы, не дождавшись постройки моста, вброд переходим Москву-реку. Вице-король, видя настроение войск, дает своей кавалерии приказ тронуться;, пехота следует за ней. Наше сердце разрывается от радости по мере приближения; но нас изумляет то, что все окрестные дома покинуты, как и везде, где мы только проходили. Мы всматриваемся в огромный город и не решаемся верить, что он так же пуст, как и его окрестности. Мы скорее склонны думать, что жители предместий, устрашенные нашим приближением, массами укрылись в столицу. Всякого, высказывающего предположение, что Москва покинута, сейчас же поднимают насмех товарищи. И, действительно, можно ли предположить, что столько роскошных дворцов, великолепных церквей, богатых магазинов покинуты своими обитателями?
Беседуя так, дошли мы до деревни Хорошево, находящейся в расстоянии 1½ мили от Москвы. Колонна остановилась, чтобы привести себя в порядок, надеть парадную форму и подождать возвращения адъютанта вице-короля с приказаниями от императора. Приказания эти жестоко нас разочаровали. Наше вступление в столицу царей было отложено на завтра.
Москва, 3 сентября. С зарею мы покинули это скверное Хорошево и в парадной форме двинулись к Москве. Приближаясь, мы заметили, что город открыт. Простой земляной вал служит ему единственной защитой. В то же время мы не замечаем ни одного дымка над домами, — это плохой знак. Дорога наша идет прямо в город: мы нигде не видим ни одного русского и ни одного французского солдата. Страх наш возрастает с каждым шагом; он доходит до высшей точки, когда мы видим вдали, над центром города, густой столб дыма. Сначала мы все думали, что горит какой-нибудь магазин; русские приучили нас к таким пожарам. Мы уверены, что огонь скоро будет потушен солдатами и жителями. Мы приписываем казакам все эти ненужные разрушения и опустошения. У Звенигородской заставы вместо того, чтобы итти прямо в город, мы получаем приказ двинуться вдоль окраины; мы пересекаем другую, идущую в город, дорогу и начинаем уже думать, что опять наши ожидания будут обмануты; но, наконец, дойдя до С.-Петербургского шоссе, королевская гвардия получает приказ войти в город через эти ворота..
Вице-король во главе королевской гвардии въезжает в Москву по прекрасной дороге, ведущей от предместья Петровского-Разумовского. Этот квартал, один из наиболее богатых в городе, назначен для квартирования итальянской армии. Дома, хотя большею частью и деревянные, поражают нас своей величиной и необычайной пышностью. Но все двери и окна закрыты, улицы пусты, везде молчание, молчание, нагоняющее страх. Молча, в порядке, проходим мы по длинным, пустьгн-" ным улицам: глухим эхо отдается барабанный бой от стен пустых домов. Мы тщетно стараемся казаться спокойными, но на душе у нас неспокойно: нам кажется, что должно случиться что-то необыкновенное. Москва представляется нам огромным трупом; это — царство молчания: сказочный город, где всездания, дома воздвигнуты как бы чарами для нас одних! Я думаю о впечатлении, производимом развалинами Помпеи и Геркуланума на задумавшегося путешественника; но здесь впечатление еще более гробовое.
Мы выходим на красивую и широкую площадь и выстраиваемся в боевом порядке в ожидании новых приказов. Они скоро приходят, и мы одновременно узнаем о вступлении императора в Москву и о пожарах, начавшихся со всех сторон. При таких обстоятельствах решено, что, не имея возможности обратиться к местным властям, мы разместимся по-военному. Вице-король дает приказ полкам, и назначенные для этого офицеры пишут углем на наружных дверях каждого дома указание постоя, а также новые названия улиц и площадей, так что теперь улицы будут называться только «улицей такой-то роты», будут еще «кварталы такого-то баталиона», площади Сбора, Парада, Смотра, Гвардии и т. д. Это странное распределение дает какому-нибудь офицеру возможность занять для себя одного великолепный дворец. Он размещается, как ему заблагорассудится в этих богатых покоях, с их пышной обстановкой, не встречая никого, кто бы оспаривал его права на обладание им или объявил бы себя хозяином.
Ложье, стр. 160–765.
1812 г. сентября 2. — Обращение А. Бертье (кн. Невшательского) к жителям Москвы.
Войско его императорского и королевского величества, занявши город Москву, приказано (sic!) обывателям нижеследующее:
1) Поднесть рапорт ген. гр. Дюронелю, командующему в городе, о всех русских, находящихся у них, как р раненых, так и здоровых.
2) Объявить через сутки о всех вещах, принадлежащих казне, которые унесены или о которых имеют какое сведение.
3) Объявить, где находятся мучные, ржаные и питейные припасы, как у них, так и в магазинах русского правительства находящиеся.
4) Они объявят и возвратно обратят г. ген. гр. Дюронелю все оружия, как пики, ружья, сабли и прочие, находящиеся у них.
5) Впрочем, спокойные жители города Москвы должны быть без никакого сомнения о сохранении им имущества и о собственных их особах, ежели они будут свято следовать сему положению.
По указу его императорского и королевского величества подписал кн. Невшательский Александр.
Дубровин, стр. 120.
1812 т. сентября 4. — Приказ А. Бертье об истреблении русских солдат, обнаруженных в Москве.
Москва, 4 сентября 1812 г.
Приказ
Прокламацией от 2-го числа сего месяца предписывалось всякому русскому офицеру или солдату явиться в течение 24 часов к коменданту города Москвы. Сегодня, 4-го, в 3-й день после объявления прокламации, было арестовано несколько русских солдат, расхаживающих по улицам и поджигавших дома. Вследствие сего, с получением сего приказа, всякий русский солдат, встреченный на улице, должен быть убит.
Беляев, стр. 107.
1812 г. сентября 24. — Объявление Лессепса об обязанностях Московского муниципалитета.
Временные должности предварительной московской муниципальности.
Они будут заниматься:
1) расположением квартирования войск;
2) продовольствием города;
3) надзором за госпиталями;
4) помощью, даваемою бедным;
5) содержанием улиц, дорог и мостов;
6) общею безопасностью и спокойствием;
7) наказательною полицией и мирным содействием;
8) составлением дважды в неделю муниципального совета, в котором занимательно будет средствами обеспечить продовольствие жителей, облегчить их страдание и дать оным помощь, также заниматься будет обо всем касательно администрации, безопасности общей и внутренней города;
9) собранием мастеровых, какой бы нации ни были, назначением им места, где бы им можно было вольно заниматься их рукоделием, работой и платежом за их труды;
10) имением надсмотра, чтобы церкви были почитаемы я чтобы богослужение не было чем-либо обеспокоиваемо;
11) ознаменованием средств, какие город еще иметь может для своего содержания, равномерно как и для теперешнего и будущего содержания жителей оного;
12) укротить беспокойствие обывателей, ободрять их на предбудущее время и возвратить всеобщее доверие, которое есть единственное средство, чтоб усладить их участь.
Возвращение порядка и спокойствия зависит единственно от старания, ревности и деятельности оной отечественной администрации, если муниципальность хорошо вникнет в общую пользу и свои обязанности, тогда исполнит волю его величества императора и короля. Москва, 24 сентября 1812 г. Подписано: управляющий городом и провинциею Московскою Лессепс. Одобрил московский ген. — губ-р маршал дюк де-Тревиз.
Бумаги Щукина, ч. VIII, стр. 425–426.
Из воспоминании А. Домерга о деятельности Московского муниципалитета.
…По возвращении в Москву первою заботою императора было помочь бедствию, не терпящему отлагательств. Он занялся организацией) гражданского и военного управления. Герцог Тревизский был назначен губернатором Москвы, ген. Дюронель — командующим войсками, Лессепс — генеральным интендантом или провинциальным префектом. Сами москвичи, движимые чувством человеколюбия или привлеченные выгодным содержанием, поступали в канцелярии новой администрации. Городское управление встретило, однако, некоторые затруднения в своем образовании, вследствие отказов многих лиц, призванных в состав его.
Официальное заявление о том, что муниципальное правление не имеет никакой другой цели, кроме восстановления общественного порядка и безопасности, и, быть может, страх За последствия, какие могло повлечь дальнейшее упорство, заставили некоторых из московских жителей принять новую должность. Это были по большей части купцы. Головою выбрали некоего Никотина[10]. Поведение его в этих обстоятельствах заслуживает упоминания. Представляясь в первый раз Лессепсу, Никотин явился довольно смело во главе первого муниципального собрания' и прямо обратился к начальнику с следующими словами, сказанными по-русски:. «Ваше превосходительство! Прежде чем вступить в исполнение своих обязанностей, я должен официально объявить, что ничего не стану делать против веры и моего государя. Иначе мы скорее все умрем, чем не исполним долга, который в наших глазах есть первый и священный». Несколько удивленный неожиданною речью, Лессе