[25]. Негодование проникло и в низшие классы населения: один однодворец Обоянского у., Курской губ., в октябре 1812 г., в присутствии нескольких других однодворцев, сказал: «Наш государь проспал Москву и всю Россию»[26].
Некоторые из крестьянских волнений 1812 г. вовсе не связаны с отечественной войной и вызваны были совсем иными причинами. Таково было обширное волнение крестьян, приписанных к уральским заводам Яковлева (Верх-Исетским и Николая Демидова и к казенным Гороблагодатским заводам). Император Павел пришел к убеждению, что отрабатывание податей на заводах крестьянами, приписанными к ним и живущими в расстоянии от них иногда в несколько сот верст, обходится народу слишком дорого[27] и потому повелел заменить всех приписных крестьян крестьянами выбранными ими из своей среды, «непременными мастеровыми» по 58 человек с 1.000 душ. Мера эта была осуществлена при императоре Александре иначе, и только относительно приписанных к уральским заводам. На основании Высочайше утвержденного 15 марта 1807 г. доклада министра финансов в мастеровые и непременные работники должно было зачислить жителей всех ближайших селений, а затем недостающее количество набрать с Пермской и Вятской губернии посредством рекрутского набора также не с одних приписных, а со всего крестьянского населения, с тем, чтобы частные заводы были снабжены мастеровыми и непременными работниками в необходимом для них количестве к 1 мая 1813 г., а казенные — к 1 мая 1814 г. При раскладке заводских работ на 1812 г. от них отказались приписные к Верх-Исетским заводам корнета Яковлева Калиновской волости, Камышловского уезда, Пермской губернии, считая, что эти заводы уже наполнены непременными работниками и что самое расположение работ, сделанное по числу душ пятой ревизии, несоразмерно с количеством их по шестой ревизии, по которой в этой волости оказалось меньше населения, чем по пятой. Неповиновение приписных крестьян обнаружилось в Брусянской вол., Екатеринбургского уезда, куда отправлена была под начальством офицера команда в 40 человек, а также в Ирбитском уезде и еще в девяти волостях Камышловского уезда, куда был послан отряд в 160 человек при 4-х офицерах, а также часть команд, находящихся при заводах. Пермский губернатор стал объезжать места волнений, охвативших 500 верст. Но первоначально все усилия успокоить крестьян оставались безуспешными, и для усмирения их потребовалось сначала 250 солдат, а затем понадобился еще целый батальон и, кроме того, до 200 человек служилых башкир. Некоторые крестьяне ссылались на то, что при новой переписи о заводских работах ничего не было сказано, другие были уверены, что в одной волости на просьбу, поданную государю в 1811 г., получен уже именной указ, с золотой строкой, в котором все приписные освобождены от заводских работ, а если кто будет работать, то вечно останутся при заводах. Приписанные к заводам Яковлева из поданной им просьбы о даче ему непременных работников целыми селениями, а не из рекрут, выводили заключение, что он желает удержать приписных крестьян при заводах навсегда. В одной из волостей заседатель земского суда, уговаривая крестьян, пригласил в помощь себе священника, но тот в волостном правлении сказал собравшейся большой толпе, что заседатель обманывает их, чем усилил их волнение. Местами уговаривали отказываться от работ сами волостные начальники, за что их, а также некоторых зачинщиков, арестовывали и предавали суду.
При обсуждении вопроса об этом волнении в комитете министров, в его заседание (16 мая 1812 г.) был приглашен сенатор, бывший пермский и вятский генерал-губернатор Модерах, который заявил, что приписные крестьяне, ожесточаемые различными злоупотреблениями, не раз оказывали подобное неповиновение, но успокаивались, когда начальство объясняло им их обязанности, и выразил уверенность, что и теперешние волнения могут быть легко прекращены благоразумными, кроткими мерами. Хотя, действительно, две волости уже начали работать, но окончательное приведение крестьян в повиновение было возложено на командующего войсками, расположенными по сибирской линии, генерал-лейтенанта Глазенапа, который должен был отправиться к своему посту. 23 мая был опубликован именной указ сенату о том, что крестьяне обязаны продолжать работы до вышеуказанных сроков (1813 и 1814 гг.), но через несколько дней было получено донесение пермского губернатора, что волнующиеся крестьяне, число которых в 12 волостях трех уездов доходило до 20 тысяч, успокоены «одними кроткими увещаниями и убеждениями» и отправились на заводскую работу (рубку дров и возку угля), военным же командам велено возвратиться к своим местам[28].
Почти в то же время, как среди крестьян, приписанных к уральским заводам, началось волнение и в Вологодской губернии, в имениях надворного советника Яковлева (Вологодского, Кадниковского и Вельского уездов), купленных им в 1811 г. у Щербининой, дочери кн. Екатерины Роман. Дашковой. При вводе нового помещика во владение, крестьяне (319 душ) отказались ему повиноваться, утверждая, что Щербинина не имела права наследовать их после матери и брата, которые будто бы намеревались отдать их в род графов Воронцовых (Дашкова была урожденная Воронцова) или дать им свободу.
Виды в селе Мишенском (с акв. Клара).
Губернатор послал советника губернского правления Андреева уговаривать крестьян, но они встретили его и его команду с кольями и дубинами и грозили избить, если он не уедет, а два захваченные Андреевым старика заявили, что, по завещанию Дашковой, крестьяне принадлежат казне и проданы Щербининой неправильно, о чем послали ходоков принести жалобу государю. Губернатор отправил чиновника с большей командой, а комитет министров приказал выслать крестьянских челобитчиков на родину. Так как волнение продолжалось, то велено было принять строжайшие меры. Когда Яковлев в следующем году захотел купленных им крестьян посылать из Вологодской губернии на свой завод в Вятскую губернию, то они окончательно перестали повиноваться[29], заявили: «не хотим быть за господином, хотя и отпускает с заводов», выражали желание, чтобы их взяли в казну, и изъявляли готовность внести Яковлеву уплаченную за них сумму. Посылка архимандрита для увещания крестьян успеха не имела. Администрация решила усмирить волнение военной силой. Крестьяне, у которых было до ста ружей, вооружили и женщин и два часа отчаянно защищались, но затем разбежались по лесам. Флигель-адъютант Чуйкевич, посланный сюда в 1813 г., и советник губернского правления получили несколько ударов камнями в голову; из солдат башкир 12 человек было ранено легко, 2 — тяжело, 1 — убит; крестьян убито 20 человек, в том числе 4 женщины. Крестьяне рассчитывали, что их возьмут в казну, но когда прибыли новые военные отряды, пришлось смириться. Четверо признанных зачинщиками были наказаны кнутом при собрании крестьян (из них трем вырезали ноздри) и сосланы в Сибирь в каторжную работу.
Тот же Яковлев одновременно с вологодскими имениями купил у Щербининой 1.150 душ в Череповецком уезде, Новгородской губернии. В 1812 году он взял из них на свой железоделательный Холуницкий завод, Вятской губернии, 167 человек, на один год, а управитель его начал брать у разных крестьян (он уверял потом, что брал лишь взаем) по 100, 200 и даже по 500 рублей; они были обложены оброком на 1813 г. по 25 руб. с души (а по заявлению предводителя дворянства по 15–17 р., крестьяне же соседних помещиков платили 10–14 руб.), наконец прислано было с заводов большое количество железа для выделки гвоздей за плату, которая, однако, своевременно выдана им не была. Возвратившиеся с завода крестьяне сообщили, что некоторые из их товарищей там умерли[30]. Все это, а также влияние волнения крестьян того же господина в Вологодской губернии вызвали в 1813 г. волнение череповецких крестьян Яковлева. Они, как и вологодские его крестьяне, желали быть взятыми в казну и готовы были возвратить помещику то, что он за них уплатил. Крестьяне были вооружены рогатинами, косами, привязанными к длинным жердям; по уверению понятых, у них были и две пушки, которые крестьяне тщательно скрывали: здесь также в вооружении участвовали и женщины. Для усмирения волнения послан был из города Устюжны отряд башкирского казачьего полка. Крестьяне требовали именного указа государя, говорили, что, пока они кого-либо из команды или из членов земского суда не застрелят, дело не дойдет до сведения государя, и действительно, они тяжело избили управителя, исправника и стряпчего. Когда прибыл полковник Чуйкевич (тот же, что потом усмирял и вологодские имения Яковлева), произошло 1 июня настоящее сражение; крестьян было убито 24 человека, а некоторые, тяжело раненые, попрятались по мхам и лесам. Башкир было ранено 11 человек и 1 инвалидный солдат, советник новгородского губернского правления сильно избит, другой чиновник и сам полковник Чуйкевич подстрелены дробью в ноги. Башкирский полк был оставлен в селениях крестьян до наказания виновных. Дело закончилось, как обыкновенно, жестокими карами на месте преступления. Комитет министров запретил Яковлеву переселять крестьян на заводы, если он желал владеть этими крестьянами на крепостном праве, и взятых туда приказал немедленно возвратить[31].
12 марта 1812 года Высочайше утвержденным мнением Государственного Совета было разрешено дворянам представлять, сверх обыкновенных ревизских сказок, особые посемейные списки с обозначением в них крестьян обоего пола. Объявление этой правительственной меры вызвало недоразумение в селе Верхняя Добринка, имении помещицы Волковой, Камышинского уезда, Саратовской губ.: крестьяне подумали, что этим распоряжением им дается «вольность — быть барскими или нет», и единогласно решили (в августе месяце), что стали вольными. Бурмистр убеждал их, что они ошибаются, но принужден был ночью уехать вместе со старостой и старшиной, которых сход сменил.