Она надула губы. Он присел перед ней на корточки:
– Завтра я вас заберу, Роми. Ты пойми, в прошлый раз это был исключительный случай.
– Жаль. Было хорошо.
– Возможно, но тут уж ничего не поделаешь.
– Отправляйтесь на маслобойню, дети, я приду через пять минут, – прервала я их обмен репликами.
Кто ведает, откуда они берут энергию, но умчались они вприпрыжку. Их жизненная энергия растрогала меня. Самюэль без единого слова направился к машине.
– Подожди! – попросила я.
Он резко остановился и после секундного колебания обернулся ко мне:
– Все в порядке, я проверил. Можешь не беспокоиться за свой сад.
– Я хотела это услышать от тебя.
– Сообщи о похоронах Маши, я собираюсь быть на них.
Он сел в свой пикап и рванул с места в клубах пыли. Вот, оказывается, что такое отношения между разведенными родителями, у которых не осталось ничего общего, кроме опеки над детьми. Холодные, натянутые, сдержанные, сведенные к необходимому минимуму общения. Придется к ним приспособиться. Я больше никогда не буду смеяться вместе с Самюэлем, разговаривать с ним, прикасаться к нему. С этим покончено раз и навсегда. Слова, которые мы бросили друг другу, всегда будут стоять между нами. Самюэль присутствовал в моей жизни лишь на два года меньше, чем Джо и Маша, почти наравне с ними, и вот он покинул ее так же резко.
Глава десятая
День Д. Я лежала в кровати в ожидании звонка будильника. Чтобы сбросить напряжение, мне было недостаточно пейзажа с оливковыми деревьями, купающимися в рассветном солнце, и небом такой синевы, какой нет больше нигде. Еще одна бессонная ночь. Когда я все же ненадолго заснула, на меня навалился кошмар, и после пробуждения горечь от него еще долго сохранялась во рту.
Я блуждала в тумане, одна, закутавшись в свое длинное черное пальто, то самое, в котором явилась когда-то сюда, и тот же рюкзак опять был при мне; я совсем обессилела и волочила его за собой по земле. Я брела по узким темным улочкам, а издалека меня звали голоса Роми и Алекса. Я искала их, но не могла найти, я бросалась бежать, падала, поднималась и снова их искала, но голоса удалялись и удалялись. Я на бегу стучала во все двери, но никто не открывал мне и не откликался. Потом голоса детей смолкли, а туман сгустился, окутал меня так плотно, что я ничего не различала. Я выкрикивала их имена. Меня разбудили собственные рыдания. Вся в поту, я тряслась от холода, а сердце выпрыгивало из груди.
Как отдохнуть, когда на горизонте сплошная неизвестность? Когда через несколько часов или несколько дней меня, возможно, лишат последней опоры моего существования, единственной надежной стены, охраняющей мою жизнь? Я в тысячный раз прокрутила все в уме, безостановочно проверяя организацию работы гостиницы, управление персоналом, тарифы, рекламу и коммуникации, сотрудничество с сайтами бронирования и т. д. Я пыталась отыскать хоть какой-то прокол, но не находила, тогда как Василий – специалист другого уровня и сразу все заметит. И значит, все годы моего труда и преданности пойдут насмарку, а он укажет мне на дверь.
А еще Маша… Я старалась заглушить эту боль, и работа пока помогала мне. Но сколько простоит плотина, сдерживающая мое горе? В самой глубине души я была по-прежнему убеждена, что ее смерть – просто страшный кошмар, мы в тот раз простились не навсегда, и она вернется, наши разговоры возобновятся, а на рассвете она снова будет готовить завтрак, я подойду к ней, она, как всегда, поцелует меня в лоб и прошепчет «голубка», а еще посоветует в сотый раз перечитать «Белые ночи» Достоевского.
Я собиралась, как делала это каждый день, не более и не менее тщательно. Не буду я наряжаться или ярко краситься, а то вдруг почувствую себя не в своей тарелке. Я должна любой ценой оставаться собой. Поэтому я надела одно из своих всегдашних льняных платьев-рубашек средней длины – сегодняшнее было белым, завтрашнее будет розовым, желтым или в цветочек. Сероватый цвет моей кожи послужит доказательством того, что я не принимала солнечные ванны вместо работы. Мне пришлось надавить на Алекса и Роми, чтобы они хоть немного поели перед уходом. Как обычно в конце недели, дети разрывались между радостью новой встречи с отцом и огорчением из-за расставания со мной. Их обеспокоенные взгляды все чаще останавливались на мне, особенно напряженным был сын. В последние дни на них многое свалилось. Накануне вечером их не могла не расстроить неожиданная холодность отца. Как и глубокая пропасть между нашим вчерашним поведением и семейным ужином на маслобойне, когда мы выглядели почти влюбленными – по крайней мере, такими должно было нарисовать нас детское воображение. А тут мы разговаривали друг с другом сквозь зубы, и они перестали что-либо понимать. Я уж молчу о моем взвинченном состоянии и недостатке внимания к ним. Поэтому я старалась явить им образ счастливой мамы – не хотела, чтобы они уехали на неделю, сохранив в памяти мое грустное и испуганное лицо.
Чтобы избежать незапланированной реакции и неожиданных вопросов, я объяснила детям, что произойдет во время их отсутствия. Они ошалели. Ну да, они, конечно, слышали от Джо и Маши о Василии, но он был для них абсолютно нереальным персонажем. Сообщение о его скором приезде вызвало взрыв энтузиазма и любопытства: через Василия они как будто снова прикоснутся к Джо и Маше.
– Почему его никогда здесь не было? – спросил Алекс.
Хотела бы я знать…
– Представления не имею, возможно, у него много работы.
– Он такой же добрый, как Джо? – заволновалась Роми.
– Надеюсь.
Я не торопясь обняла и расцеловала обоих, я вдыхала их запах, дотрагивалась до них, гладила, чтобы наполниться энергией и спокойствием. Я черпала в своих детях силу и твердость для встречи с тем, что меня ожидало.
К счастью, сегодня пятница, день накануне чехарды гостей: нам повезло, что еще находились клиенты, постоянные в большинстве своем, которые останавливались у нас на всю неделю. Некоторые из уезжавших в субботу предпочитали оплатить счет накануне и пользовались затишьем на ресепшене, чтобы поболтать со мной о том, как они отдохнули и как планируют продолжить отпуск, даже не догадываясь, что дарят мне передышку. День был похож на все другие. Ближе к вечеру я пошла в кабинет, чтобы закончить бумажную работу, которая все еще копилась: не хватало, чтобы у нас были задержки с оплатой. Из-за стеклянной двери у меня за спиной доносились звуки бассейна: прыжки в воду, громкий смех и обрывки разговоров. Разливали первые аперитивы. Абсолютная обыденность этого начинающегося вечера позволила мне окончательно расслабиться и восстановить концентрацию.
– Мне очень жаль, но мне действительно пора идти, я не могу больше ждать.
Это объявилась Амели, которая, как считала я, уже ушла какое-то время назад.
– Иди. Еще насмотришься на него!
Я смогла засмеяться, она тоже.
Шарли наверняка выступил в роли вестника, а Амели умела быть деликатной, когда это требовалось. Она не приставала ко мне с вопросами о Самюэле, а ограничилась поцелуем в щеку, улыбкой и ободряющим подмигиванием.
– Я нашла, на кого оставить детей, – сообщила она. – Завтра утром буду на месте.
– Ты не обязана, у тебя выходные.
Она закатила глаза к небу, возмущаясь моей тупостью.
– Ладно! Давай, беги!
– Удачи сегодня вечером.
Я опять занялась счетами, и вечер начался. SMS от Алекса сообщало о том, что они встретились с отцом и едут на выходные к его родителям. Я подозревала, что Самюэль решил оставить Алекса и Роми у родителей на бóльшую часть недели. Почему бы нет? Дети смогут поплавать в бассейне и пообщаться с бабушкой и дедушкой.
Кто-то постучался в дверь, хотя она была открыта.
Я медленно оторвалась от экрана, четко понимая, что сейчас мир разделится на «до» и «после». Я его мгновенно узнала – он сохранил эту трудноуловимую смесь черт Джо и Маши: смуглая кожа и суховатое телосложение отца и глаза матери. В свои сорок пять он прекрасно выглядел. В последний раз, двадцать лет назад, на нем были джинсы, майка и кроссовки. Сегодня он пришел в темно-синем костюме и слегка помятой белой рубашке, пиджак он небрежно придерживал, перекинув через плечо. Он пристально смотрел на меня, расшифровать выражение его лица не получалось. Я не могла выдавить ни слова. После нескольких секунд молчания, показавшихся мне вечностью, он решился открыть рот:
– Здравствуй, Эрмина.
Я вздохнула поглубже, набираясь смелости.
– Василий… Я уже не ждала тебя.
В конце концов я встала и пошла к нему, но резко остановилась. Как я должна себя вести с ним? Мы так давно не общались, прошло двадцать лет, почти целая жизнь. Поэтому я сохранила нейтральную дистанцию, не протянула ему руку и не подставила щеку для поцелуя. Он не удивился и тоже остался на месте.
– Хорошо доехал? – спросила я из вежливости и не находя, о чем еще спросить.
– Да, спасибо.
Я вспомнила этот низкий голос, который произвел на меня такое впечатление при первой встрече. Оказывается, телефон размывал его тембр. Кабинет снова заполнился смущенным молчанием.
– Извини, что приехал так поздно, но формальности, необходимые, чтобы доставить тело матери в похоронное бюро Апта, заняли больше времени, чем я предполагал.
Я на секунду опустила веки, чтобы принять удар, нанесенный этими словами, которые зафиксировали реальность, словно выбив их на мраморной доске.
– Ты не захотел привезти ее сюда? Мы бы приготовили…
– Нет… и она не хотела.
Почему Маша отказалась вернуться к нам? Непонятно. Я все же кивнула. Должна ли я поделиться своим мнением? Скорее нет. Я отвела взгляд, чтобы скрыть обиду, увидела в холле клиентов и воспользовалась их появлением как предлогом.
– Извини, пришли люди.
Он тоже заметил их и кивнул:
– Иди, конечно, не хочу отвлекать тебя от работы.
Он отступил в сторону, пропуская меня, а я натянула на лицо улыбку и вышла в холл, чтобы встретить семью, которая только что приехала. Следующие пятнадцать минут я провела на своем месте, играя роль администратора и стараясь по возможности не думать о том, что меньше чем в пяти метрах находится Василий. Не то чтобы я ощущала на себе его взгляд, но я не сомневалась, что он тут и слышит всё: все вопросы клиентов и мои ответы. Но я делала свое дело, которое любила и в котором разбиралась до мельчайших тонкостей, я перечисляла и расхваливала великолепные условия «Дачи», и это помогало расслабиться и возвести защитный барьер, не подпускавший вихрь эмоций.