Выходные прошли практически без напряженных моментов. Василий почти все время проводил в крыле Джо и Маши. Где он спал? В их спальне или в гостиной на диване, накрытом разноцветными пледами, которые обожала Маша? Временами я видела, как он проходит по саду. Он был сама тактичность. Мы с ним не разговаривали, лишь изредка обменивались ничего не значащими вежливыми фразами. Если наши взгляды встречались, мы тут же отводили глаза. Но когда он не догадывался, что я за ним наблюдаю – по крайней мере, я на это надеялась, – меня поражала его всегдашняя озабоченность. Ситуация угнетала меня, но я все равно не могла подойти к нему и потребовать все обсудить. В том ли я положении, чтобы чего-то требовать? Тем не менее я все время задавалась вопросами об истинных причинах его приезда. Что он намерен делать? Какие решения примет? Меня все сбивало с толку – он был здесь, но как бы и не был. Это напомнило мне недели после смерти Джо. Маша тоже была здесь, но как будто отсутствовала.
Я быстро уладила с Шарли проблему официантов. Он не оценил в полной мере, что влечет за собой его инициатива. Но новая терраса имела большой успех, и посыпались заказы столиков. Значит, ужин у бассейна будет подаваться до середины сентября. Все выходные Шарли приставал ко мне, чтобы я наконец-то выяснила у Василия, какие у того планы насчет нас. Всякий раз я ему отвечала, что он сам может его спросить, если он такой смелый и нетерпеливый, потому что он каждый вечер кормит Василия ужином за столиком Джо. Шарли отвечал, что делает это, чтобы усыпить его бдительность, продемонстрировать, что в «Даче» все окей, а мы – продуктивная команда. Они говорят о всякой ерунде, и их обмен репликами касается только кухни. За кухню я была спокойна, уверенная, что Шарли делает все наилучшим образом. Но обсуждать принципиальные вопросы была обязана я, ответственность лежала на мне.
В понедельник утром я была в кабинете, когда, к моему глубокому изумлению, туда вошел Василий. Он снова надел темно-синий костюм, с которым расстался на выходных, и он был серьезен. Мне сразу стало неуютно.
– Можешь сегодня утром освободиться и поехать со мной, Эрмина? Ты мне нужна.
Нечего раздумывать, я обязана идти с ним, подталкивал меня внутренний голос, хотя все во мне противилось, поскольку я слишком хорошо понимала, что меня ждет. Это висело над нами с момента его появления в отеле.
– Дашь мне пару минут?
– Жду тебя на улице.
Он выскочил из кабинета. Я вызвала Амели и попросила подменить меня на время моего отсутствия. Она поинтересовалась, когда я буду обратно, я ответила, что не имею ни малейшего представления и пусть она притормозит с вопросами. Я схватила сумку и умчалась, забывая даже здороваться с попадавшимися по пути клиентами. Василий ждал меня у арендованной машины. Как только я вышла из отеля, он сел за руль, я села рядом. Он надел темные очки и тронулся с места без единого слова. Я не хотела, чтобы он ехал этой дорогой, но машина покатилась именно по ней, а он с осунувшимся лицом уставился прямо перед собой. За двадцать лет он не забыл, куда ехать. Часовня Сен-Веран. Мост через Калавон. Люмьер. Подъем к Гульту. Он ни секунды не колебался, знал, где свернуть, а где сбросить скорость. Через десять минут мы были на месте. Все так же молча он вышел из машины, с усилием вздохнул и двинулся вперед. Я шла в нескольких метрах позади него. Ворота были открыты. На кладбище были только мы и трое работников похоронного бюро, ожидавшие нас. Я сделала несколько шагов по аллее и остановилась, обнаружив впереди Машин гроб. Я замерла, ноги подкосились. Я отказывалась признавать, что все кончено. Она должна была приехать, должна была назвать меня голубкой. Василий обо всем догадался, когда стих скрип гравия. Он подошел ко мне. Я не обращала на него внимания, я, словно в гипнотическом трансе, видела только Машу. Она была одна. Рядом с ней никого. Никто не провожал ее. Маша не может уйти вот так, в тишине и одиночестве. Это на нее не похоже.
– Прошу тебя, Эрмина, пойдем… Она хотела, чтобы ты была… Я ей это обещал.
– Почему? – спросила я совсем жалким голосом и не глядя на Василия. – Почему так, Василий? Она заслужила большего, самого прекрасного.
– Она не хотела ничего большего… она ушла с моим отцом.
Маша умерла вместе с Джо, я не желала этого замечать или, точнее, не желала принимать. Я сделала первый шаг, потом второй. Мы прошли всю аллею плечом к плечу. Она нас ждала. Значит, это правда, Маша умерла. Умерла. Я никогда больше ее не увижу. Наконец-то я это осознала и должна буду принять. Моя рука инстинктивно потянулась к гробу, но в последнюю минуту я ее отдернула. Нет, я не могла прикоснуться к холодному дереву.
Я съежилась, заплакала беззвучно и, если вдуматься, впервые после ее смерти. Низкий голос Василия тихо произносил какие-то русские слова. Я не понимала, что он говорит, но его интонации, сам ритм слов, их звучание разрывали душу. Он не отводил глаз от матери, но видел и разверстую могилу, где уже покоились его отец и сестра. Его одиночество поразило меня в самое сердце. Джо и Маша создали семью, и вот от нее не осталось никого, кроме него. Что он мог чувствовать в этот момент? Его любили мать, отец и, конечно же, младшая сестра, а теперь их всех больше нет. Он кивнул мужчинам, стоявшим вокруг могилы, а я запаниковала. Они пропустили веревки под Машин гроб. Я мысленно кричала: «Нет, нет, не надо еще, не надо прямо сейчас». Но их ничто не останавливало. Они начали медленно опускать гроб, дерево скрипело, противилось. Я закрыла рот ладонью, чтобы не зарыдать в голос – не позволю же я себе проявить горе, когда рядом со мной Василий хоронит мать. Имела ли я вообще право участвовать в этом торжественном семейном ритуале? В ритуале семьи, частью которой я не была. Эта мысль больно ранила меня, тем более что я никогда об этом не забывала. Не совладав с собой, я отступила на несколько шагов и приготовилась сбежать. Василий удержал меня, обняв за плечи:
– Останься.
Я сопротивлялась. Он надавил сильнее, и я, не задумываясь, положила ему на грудь мокрое от слез лицо. Я слышала, как с безумной скоростью колотится его сердце. Маша исчезла в могиле. Все было кончено. Мужчины в черном отошли в сторону. Мы долго стояли не двигаясь.
– Я оставлю тебя на несколько минут, – прошептала я.
Он отстранился с тяжелым вздохом:
– Подожди меня за воротами.
Перед тем как покинуть кладбище, я обернулась. Василий стоял вытянувшись перед семейной могилой, его фигура была внушительной и скорбной. Скажи мне кто-нибудь, что мужчина, будь то он или кто-то другой, стоящий в одиночестве, в темном костюме, посреди кладбища, залитого горячим солнцем, под стрекот цикад, может произвести такое мощное впечатление, я бы ни за что не поверила. Никогда не забуду это зрелище, оно будет преследовать меня всю жизнь. Он задрал подбородок к небу и оставался в такой позе довольно долго. Потоптался на месте, устало провел ладонью по лбу, а потом решительно пошел к выходу, больше не оборачиваясь. Подойдя ко мне, он попытался улыбнуться, но у него не получилось.
– Тебе холодно? – озабоченно поинтересовался он.
Я действительно дрожала, сама того не замечая, и не могла справиться с дрожью.
– Нет… да… не знаю, на самом деле…
Мы не отрывали друг от друга глаз, как мне почудилось, целую вечность. Я была не в силах отвести взгляд.
– Давай вернемся.
Его ладонь легла мне на спину, он снова надел темные очки, и мы двинулись к автомобилю.
На обратном пути мы опять молчали, пересекли двор плечом к плечу, потом неожиданно для меня Василий ускорил шаг, взбежал на крыльцо, направился к библиотеке и заперся в ней. В подавленном состоянии я подошла к стойке и поймала озадаченный взгляд Амели. Я мотнула головой, показывая, что сейчас не время для разговоров, взяла небольшую доску, на которой мы информировали гостей об услугах в нашем отеле, и крупными буквами написала, что библиотека закрыта на неопределенное время. Затем я сообщила об этом обслуживающему персоналу и попросила предупредить клиентов, что одно помещение «Дачи» будет пока закрыто. Я никому не позволила задавать вопросы. Придя снова в холл, я нашла там Шарли. Я двинулась прямиком в кабинет и, дрожа, упала на стул, потрясенная и морально измотанная. Шарли с Амели последовали за мной.
– Эрмина! Что произошло? Мы видели, как вы с Василием уехали, а потом возвратились. Где вы были?
Я сжала ладонями виски, пробуя заговорить, но у меня не получалось. Амели присела передо мной на корточки и тронула мое запястье, успокаивая.
– Объясни нам. – Голос Шарли был ласковым.
Я собралась с духом, постаралась успокоить нервы и найти в себе достаточно храбрости. Они испуганно смотрели на меня.
– Василий попросил меня поехать с ним на похороны Маши.
Амели вскочила, Шарли побелел и ударил кулаком по столу:
– Но почему? Как ты могла не сказать нам? Мы тоже должны были быть там. Как ты позволила Маше уйти вот так, в одиночестве, без нас? Это отвратительно!
– Замолчите! – Я тоже разозлилась и вскочила на ноги, обливаясь слезами. – Это ее последняя воля, как я выяснила сегодня утром.
Шарль раздраженно скривился, отметая мое объяснение:
– Где он? Я хочу с ним поговорить, пусть он повторит это мне в лицо!
Он уже выходил из кабинета, когда я догнала его и схватила за руку:
– Шарль, не трогай его, оставь его в покое.
– Он в библиотеке?
– Да, но ты не пойдешь к нему.
– Так, теперь ты его защищаешь? – со злостью упрекнул он.
– Нет… но он только что стоял над гробом матери и могилой отца и сестры… Честное слово, на твоем месте я бы тоже впала в бешенство, кинулась все крушить и набросилась на него с кулаками. Мне в некотором роде повезло, что я там была. Но можешь мне поверить, было очень тяжело, и это еще мягко сказано. Так что давай на время оставим Василия одного, пока он сам не выйдет из библиотеки.
День закончился, но он так и не вышел. Я выполняла свою работу словно окутанная ватным туманом. Мое тело двигалось, губы улыбались клиентам, голос оживленно отвечал на их вопросы, но я действовала как робот… Мое сердце и мысли были не здесь, они были далеко, затерялись в воспоминаниях и постоянно обращались к библиотеке. «Дача», которую я знала, похоронена, она ушла вместе с Джо и Машей. Я только что попрощалась с ней навсе