лась с ним, сделала свое дело, и он пошел себе, затрусил к лифту, на ходу заправляя рубашку в штаны.
Полночь. Она поправила макияж, посмотрелась в зеркало и снова вышла на улицу. В своих парадных туфлях она казалась неестественно высокой.
По голосу сразу было слышно, что третий мужчина пьян: могла бы сразу сообразить, что толку от него не будет. Когда Жасмин вытаскивала этого типа из дружеской компании, он шумел и похвалялся, но в такси сразу притих, у нее в комнате покорно и растерянно рылся по карманам и сразу же выложил почти две сотни. Потом она долго мучилась с ним, он никак не мог кончить, а она боялась, что клиент заснет у нее в комнате — такой здоровенный мужик, как его отсюда вытащишь? Она растолкала его и хорошенько обругала. В довершение всего он попытался ее поцеловать и этим еще больше обозлил.
Проще иметь дело с опытным человеком, который знает, чего хочет, зато новичка легче запугать. Четвертый клиент разбирался, что к чему, но позволял себе привередничать, так прямо и сказал: «Подавай сюда свою задницу», — а она ему ответила: «Задницу мою никто не получит». Когда же он завздыхал, глядя, как она вскрывает упаковку с презервативом, Жасмин заявила: «Без презерватива ничего делать не стану».
Этот человек заплатил ей сверх условленного. Она легла, раскинув ноги, глядя в сторону, и, когда он вошел в нее, слегка вздрогнула, словно ей укол делали.
У этого мужчины изо рта тянулась ниточка слюны, глаза остекленели, он шарил по ней руками, и Жасмин неприязненно ежилась. Она выждала еще секунду: клиент явно получал удовольствие и торопиться не собирался, — и, отрезав: «Все, хватит!» — заставила его кончить побыстрее.
— Сука! — сказал мужчина, одеваясь, но она так хлестко ответила, что он опрометью выскочил за дверь.
После этого к ней на улице подошли два солдата. Одеты в штатское, но она угадала их принадлежность к армии по коротким стрижкам и тому, как располагались татуировки — высоко на руках, чтобы из-под рукавов футболок не было видно, — да и ботинки у них были тяжелые и чересчур заботливо начищены. Солдаты проявили настойчивость.
— По одному, — сказала она.
Нет, они хотели пойти вместе. Один уже распахнул рубашку, сдвинул вниз пряжку ремня, чтобы она могла прочесть у него внизу живота: «Трахай до смерти!»
По одному они не соглашались, и она им отказала: вдвоем мужчины становятся опасны, они больше зависят друг от друга, чем от нее. И вообще это извращение, она терпеть не может, когда подглядывают, да еще солдаты.
Последним в эту ночь — она подобрала его около четырех часов утра — стал мужчина лет пятидесяти. Он не произнес ни единого слова — иностранец, наверное, — но тяжело вздыхал и ворчал, расставаясь с деньгами. Он тоже полез с поцелуями, и она снова сказала: «Я не целуюсь», и «Не трогай руками», и «Ой, больно!»
— Я только зря время теряю.
Эта реплика была адресована мне: Жасмин вновь насторожилась, прикидывалась хозяйкой положения, как порой делают испуганные люди. Она хотела получить больше денег за свои откровения. Я подумал: она называет свой товар «сексом», но это враждебно сексу, это даже не нагота, а нечто скелетообразное, лишь костлявая, словно когтистая лапа, рука, протянутая за деньгами.
Никто не знал, кто она, откуда, и мне она ничего не сказала — с материка, и все. У нее не было имени, только прозвище, и на вид ей было лет двадцать с небольшим. Она становилась воплощением любой фантазии, какая посещала воображение ее благодарных клиентов.
Жасмин хотела денег и ничего, кроме денег. Попросив у меня еще, она довольно неубедительно попыталась кокетничать, но я и так уже чересчур много от нее услышал.
— Я никогда не платил за секс, — сказал я ей.
— Мне платят не за секс, — возразила она. — Мужчины платят, чтобы уйти от меня поскорее.
29. Миссис Банни Аркль, вдова
Однажды утром, когда проститутка по имени Жасмин ела свой завтрак в нашем кафетерии — вскоре она исчезла неизвестно куда, — Бадди Хамстра сказал мне:
— Посмотри на эту женщину. Кошмарная баба!
Я оглянулся на Жасмин, как всегда одетую в облегающее белое платье, но Бадди уточнил:
— Да нет, вон та, — и кивком указал на хрупкую женщину лет шестидесяти, с изящными чертами лица, с виду ласковую и нетребовательную. Она как раз садилась за столик. Наш новый флорист Палама, занявший место Амо Ферретти, украшал холл, распределяя по вазам высокие стебли геликоний и райских птиц.
— Миссис Банни Аркль, — это прозвучало как одно слово, «Банниаркль», и в дальнейшем я мысленно называл ее этим двойным именем, хотя на самом деле наша гостья имела множество имен. Она четырежды побывала замужем.
Она была не местная, родом откуда-то из Калифорнии, никто не знал в точности, откуда. На Гавайи приехала со своим первым мужем, биржевым маклером, и решила, что жить будет здесь. Они купили дом в Блэк-Пойнте — роскошное местечко даже по тем временам.
— У нее в доме сейчас ремонт, так что она несколько недель поживет в гостинице, — пояснил Бадди.
— Куда подевался маклер?
— Она дала ему отставку много лет назад, вскоре после того, как они приехали на остров.
Я было подумал, что к этому и сводится вся история миссис Банни Аркль, но то было лишь вступлением к сюжету, деталью, не имевшей особых последствий, если не считать того, что в результате эта неизвестно откуда взявшаяся женщина сделалась владелицей большого особняка в Блэк-Пойнте. Я начал расспрашивать настойчивее, и Бадди буркнул, что, насколько ему известно, честолюбивая выскочка-мать вырастила будущую миссис Банни Аркль где-то на юге, научила ее, как угодить мужчине, и пристроила замуж за маклера.
— У нее вышел бурный роман с одним из наследников Коултера. Им принадлежит много земли на Большом острове. Развелась с маклером, получила приличные алименты. Сохранила за собой дом. Можно сказать, в качестве своего офиса, — съехидничал Бадди. — Жена Коултера что-то прослышала, покончила с собой, оставив предсмертную записку, в которой прокляла обоих.
— И на том конец?
— Как ни смешно, только начало, но эта записка вроде как придала красоты их роману. Коултер женился на ней, а когда они развелись — проклятие все-таки подействовало, — миссис Банни Аркль отхватила большой кусок земли. Часть земли пустили под жилье, другую — под коммерческие проекты. Участок купил человек, занимавшийся туристическим бизнесом, построил курортный отель. Он отчасти расплатился с владелицей наличными, а другую часть выдал акциями. Отель на самом берегу. Она проснулась миллионершей.
Теперь ей не требовался муж, она носила имя Коултера и чувствовала себя в безопасности. Два мужа, один богаче другого, придавали своей бывшей жене респектабельность, даже неуязвимость — по крайней мере, так она думала. Она играла в поло в Мокулее и позировала местному фотографу.
После второго развода набежали мальчики-альфонсы. Она не сразу поняла, что это за пиявки. Один, австралиец по имени Кит, показался ей приличным человеком. Австралийский акцент смахивал на британский, Кит без конца пил чай, слегка грассировал, растягивая гласные, и даже ругательства в его устах звучали деликатно: «убюдок», выговаривал он, или «сюка». Улицу он называл «проспектом», вместо «я думаю» неизменно говорил «полагаю», словно прибыл из мира получше, чем тот, который был знаком ей. Она поселила его у себя в доме, и в один прекрасный день он сбежал, прихватив с собой ее драгоценности.
Другой авантюрист — ну и дурой же она оказалась! — был на десять лет моложе, прекрасно одевался, гонял в спортивном автомобиле. Тоже просился жить у нее, и она уже подумывала согласиться: ей было так одиноко, а он говорил, что любит, и хоть пользовался ее деньгами, но скромно, по мелочи. Однажды она решила поглядеть, где и как он живет. Выяснилось, что он ютится в Калихи в многоквартирном доме для самоанцев. Со всех сторон сбежались босоногие ребятишки, окружили ее машину. Ее дружок служил в пожарной охране! С этим покончено раз и навсегда, зареклась она, с омерзением вспоминая, как угождала ему в постели, как он ликующе вопил при этом.
Сплетни только повышали ей цену. Одиночества мадам не переносила. Ее познакомили со вдовцом, издавна враждовавшим с кланом Коултеров, и она, зазывно улыбаясь ему, про себя решила: «Я выйду за него замуж».
Через несколько дней после первой встречи он позвонил ей, словно и его осенила та же мысль, пригласил в оперу. В концертном зале «Блейзделл» шла «Богема». Миссис Банниаркль надела самое красивое из своих платьев, он был в смокинге. Он отвез ее домой, она пригласила его зайти выпить, держалась строго, но проявляла достаточно внимания к гостю, каждый ее жест был тонким намеком: и бокал шампанского, и сигара, и то, как нежно она приняла и сложила его смокинг. Гость приободрился, даже раздухарился. Ту ночь они проспали в одной постели, хотя наутро он едва мог припомнить, как добрался до спальни. Через полгода они поженились, объединив два состояния. Третьего мужа звали Джордж Гидеон Райт, он был потомком того человека, в честь которого назван Райтс-Пойнт.
— Есть у нее один приемчик, — прокомментировал Бадди. — Только такие приемчики и помогают достичь успеха, сколько бы там ни рассуждали, дескать, мозги нужны. Уоллис Симпсон сделалась герцогиней Виндзор[28] потому, что умела сжимать мышцы влагалища. Вот принц Уэльский на нее и запал.
Я прожил в Англии семнадцать лет, но мне понадобилось поселиться в маленькой гостинице на Сандвичевых островах, чтобы узнать секрет, оказавший столь существенное влияние на судьбы британской монархии.
— Памела Харриман[29] имела трех богатых мужей и кучу крутейших любовников. Конечно, дамочка что надо, но разве умение держать себя обеспечило ей успех? Держи карман шире! Она умела работать в постели, проделывала этот старый трюк: «пакетик чая», знаешь, когда жмыхают яйца, словно они из мармелада. У мужиков от этого крыша едет. И пожалуйста, она — посол США в Париже. — Бадди отхлебнул из стакана и добавил: — Джекки Кеннеди выглядела так, словно она — высший класс, а на самом деле она была жуткая выжига. Знаешь, какой брачный контракт она заключила с Онассисом