— Я столько времени провожу в сети, даже забыл, что я — Карл.
И это тоже настораживало: он воспринимал себя как «жаворонка-22», тупорылого робота из «Звездного пути»[47], и не пропускал ни одного повторного показа. Собственно, он ведь предупреждал: «Я звезданутый».
Чтобы помешать ему подойти вплотную, девушка поспешно села, и Карл тоже сел — грудой рухнул на ближайший стул, эдакое неодушевленное препятствие на ее пути.
— Ты сюда на мотоцикле приехал? — поинтересовалась она.
Что за скверная привычка — кусать пальцы! За эту минуту он уже второй раз впился зубами в костяшки.
— Я его продал, — ответил он, скривившись — так усердно грыз. — Хочешь куда-нибудь пойти?
Дейзи хотела уйти домой, но опасалась обидеть его, так быстро дав от ворот поворот. Лучше сперва задобрить его, а потом уйти и никогда больше с ним не встречаться.
— Можно и тут посидеть, — предложила она. — Тут есть бар с верандой.
Ей казалось, на людях будет безопаснее. Она прошла в «Потерянный рай», ощущая — или воображая, будто ощущает, — его дыхание у себя на затылке. Поспешно миновала отдельные кабинеты и направилась к столикам снаружи, уселась побыстрее, избегая его прикосновения.
— Я знаю, ты не пьешь, — сказала она, — но место тут приятное.
— Свидания обходятся мне дешево, — он всегда повторял этот комментарий, упоминая, что не пьет спиртного. — Не стесняйся, закажи себе ледяную «Маргариту».
Вот бы, назло ему, отказаться, но официант уже крутился рядом, подхватывая на лету каждое слово, и Дейзи подумала, что алкоголь поможет ей пройти через это испытание. Сделав глоток — он тем временем наслаждался диетической пепси, — она спросила:
— Разве ничего нельзя сделать? То есть больная печень — это навсегда?
— Хронически, — подтвердил он и вновь пустился в объяснения насчет своего гепатита и как он подцепил его, когда праздновал Новый год на Мауи.
Не могу поверить, что я беседую с чужим человеком о его печени, думала она. Так и видишь эту пурпурно-лиловую печень, колышущуюся на большом белом блюде.
— И тебе приходится принимать всякие дурацкие таблетки?
— Я тебе только что об этом сказал.
Она не слушала. Карл продолжал расписывать свои недуги, а Дейзи, делая вид, будто внимает ему, мыслями была далека. Чтобы закрыть от него лицо, она высоко подняла широкий стакан с коктейлем, отпила немного.
— Я просто ненавижу его.
— Кого?
— Джимми Баффета[48].
Это она уже знала, просто не уловила, о чем идет речь. И «Грейтфул Дэд» он тоже терпеть не мог. Он любил гавайскую музыку и Филиппа Гласса, которые и Дейзи были по вкусу. Она получила сертификат по дайвингу, он якобы тоже увлекался подводным плаванием. А еще мотоциклы — она-то размечталась, как он будет ее катать. Однажды Карл написал ей: «Ненавижу этих мотоциклистов-мачо». Дейзи тогда подумала, что сам он небольшого роста, изящный, во всяком случае, худенький, в легких шортах в обтяжку, в сандалиях и свободной гавайской рубахе. Выходит, можно не любить мачо, а самому быть толстым, расплывшимся, да еще и с серьгами в обоих ушах.
— Как тебе под водой?
— Давно не нырял. Обычно мы ездим на северный берег.
Это она помнила. На Халейва-Бич, вместе с приятелем по имени Микки.
— Гидрокостюм рвется. Нужно делать на заказ. Превысил кредит в банке.
Речь его была так похожа на электронные послания, что девушка невольно улыбнулась, рассеянно притронувшись к своей руке чуть ниже локтя.
— У тебя привычка — трогать руку в этом месте, — заметил он, и она машинально глянула на его обгрызенные костяшки. — Последствия того несчастного случая, да?
Он потянулся к ней, но она успела отдернуть руку, откинулась к спинке стула. Он знал, как она навернулась на скутере посреди Беретания-стрит. Склонив голову, он высматривал следы от ожога, который оставил на ее лодыжке горячий выхлоп из трубы. Дейзи убрала ногу.
Она могла бы отплатить ему той же монетой — напомнить, как он прищемил палец дверью. Он говорил, палец «пульсирует», когда устает печатать. Иногда он так прощался: «Палец задергался». Можно поговорить о его ногах, о супинаторах, которые он подкладывает под плоские ступни. Теперь она убедилась, что ходит он с трудом. У него аллергия на моллюсков и синдром кистевого сустава.
— Как твоя мать? — поинтересовался он.
Мучительно слышать от постороннего такой вопрос.
— В порядке.
— Я там почти каждый день прохожу.
Зачем, зачем она написала ему про «Аркадию», дом престарелых, куда ее мать переселилась после инсульта? Дейзи, младшая из четверых детей, единственная, кто оставался жить на острове, не могла взять на себя заботу о матери. «Аркадия» была единственным выходом, весьма недешевым — все братья и сестры платили свой взнос. Он знал об этом, этот чужой, толстый человек — он проходил по Пунаху-стрит и думал о ее матери. Вот расплата за виртуальную болтовню по ночам, в одиночестве…
— Мне пора, — сказала она.
— Мы же только пришли!
Так она и думала: уйти будет нелегко. Он питал какие-то надежды. У нее иллюзий не оставалось.
— Кстати, у меня с отцом скверно.
Несколько месяцев назад в нескончаемой ночной беседе Дейзи призналась, что все еще горюет об отце, и «жаворонок-22» проникся сочувствием, процитировал строку из стихотворения, заученного еще в школе, что-то вроде: «Отец мой ушел под своды любви». Как же теперь его отшить?
— У него «химия», — сказал он, прибегнув к гавайскому термину.
Она ничего больше не хотела знать.
— В Интернете существуют группы поддержки, — сказала она. — А мне пора.
— До новостей еще почти два часа, — возразил он.
Это было похоже на игру в шахматы. Он был сильным игроком, сражался с компьютером и подчас даже выигрывал, одним ходом умел достигать нескольких целей. Вот и сейчас Карл, помимо прочего, хотел ей напомнить: он знает, что она каждый вечер смотрит новости в десять часов.
— Я планировал посмотреть новости вместе, у меня.
Она так испугалась, услышав о подобных планах, что даже не нашлась, что ответить.
— Как твоя гимнастика? — спросила она. Он упоминал гантели. Беговую дорожку. Кардиотренажеры.
— Взял выходной.
Он лгал ей. Прикидывался, будто занимается спортом, потому что ее это интересовало. Она не требовала от парня мускулов, но он же должен следить за своим здоровьем? И насчет подводного плавания — все вранье.
Он звучно высосал через соломинку остатки колы со дна, кинул кубик льда себе в рот, принялся катать между зубами, норовя раскусить, точно орех.
Она запрещала себе относиться к нему с неприязнью. Просто нужно раз навсегда понять, что электронные послания обычно шлют такие вот типы с сальными пальцами, большие и неуклюжие, одинокие, изголодавшиеся. Она жалела его за неудачный брак — застал жену в постели со своим лучшим другом, — жалела за то, что потерял брата, а у отца «химия», рак простаты. Карл очень дорожил воспоминаниями о рыбалке с отцом. Мать занималась рекламой. Она была немкой и чувствовала вину за ту войну, хоть и была тогда маленькой девочкой. «Когда я вспоминаю, как она умирала, я и сейчас плачу и не могу остановиться». Боже, она знает о нем все!
Но пусть поведает все это кому-нибудь другому, кто приголубит его. Сама Дейзи была бы рада взять назад каждое сказанное ему слово. Она едва не взвизгнула, когда Карл прикоснулся к ней обкусанными пальцами, и засуетилась больше прежнего: надо уйти, прежде чем он вновь дотронется до нее изжеванной рукой. Под его взглядом она чувствовала себя обнаженной.
Молча — не могла выдавить из себя ни слова — она поднялась и на негнущихся ногах двинулась к двери. Он выставил ногу, преградив ей путь.
— Ты принимаешь меня за неудачника и очень ошибаешься. От меня ты не уйдешь.
Она тихо заплакала, напуганная его словами, его голосом. Из его уст человеческий голос звучал, как рык чудовища. Я же ничего о нем не знаю, твердила она про себя. Карл внушал ей непреодолимый страх.
— Я тебя всюду найду, — он прижался коленом к ее ноге, подчеркивая свои слова, снова впился зубами в костяшки пальцев. Смутно угрожающий жест. — Я кого угодно могу разыскать в Сети.
Дейзи выскочила из-за стола и кинулась ко мне в офис, попросила вывести ее из отеля потихоньку, убедиться, что никто не идет следом. Она рассказала мне, что произошло между ними, но это было только начало. Карл нашел ее, разузнал, где она работает, выяснил домашний и рабочий телефоны и принялся постоянно названивать. Девушка обратилась в полицию, но это не помогло.
Он преследовал ее тупо, упорно, словно для него она была единственной женщиной на земле. А в ее глазах «жаворонок-22» превратился в какую-то уродливую глыбу, гораздо крупнее и страшнее любого мужчины.
Она пригрозила подать на него в суд, а он ответил, что, в свою очередь, подаст иск о диффамации. Целый год он не давал ей покоя, пока Дейзи не сбежала на материк, но и тогда, сменив электронный адрес, получая почту до востребования, она то и дело натыкалась на дурацкое прозвище, которым Карл подписывал истошные, истерические послания. Ей приходилось загружать их в свой компьютер, чтобы представить в качестве доказательства полицейским, а те не собирались ее защищать — ведь не мог же он достать ее на материке.
Карл явился на похороны ее матери. Дейзи не приехала, но просила сходить меня, и тогда я впервые увидел этого человека: высокий, мускулистый, совсем молодой, едва ли не самый красивый мужчина, какого я видел в жизни.
50. Рейн
Свою кузину с материка Рейн Конрой Бадди представил Ройсу Лайонбергу в том же стиле, в каком прежде представил меня:
— Авария, Рой-бой!
Кто-то из родственников, оставшихся в городке Пресная Вода, узнав, что Рейн собирается на Гавайи, сказал: «Не забудь повидать Бадди», и с тем отправил ее, зная, что Бадди не будет против. Однако новая жена Бадди, Мизинчик, взревновала. Сначала она отказалась есть — «Я не голодная», — потом укусила Бадди за руку, еще один шрам прибавился к множеству уже подживших.