Видеокамера, CD-плеер, шезлонг, водяной матрас — все это она купила ему и еще много, много всего и новую одежду. Он вроде бы приободрился. Одежда ему понравилась, он стал чаще одеваться и выходить из дому — то к букмекеру, то в игровой зал. Иногда жена возвращалась вечером домой, а мужа не было. Она сидела и напряженно ждала, пока он не являлся, расплывшись в улыбке.
— Я уж боялась, ты променял меня на другую.
— Ни за что. Такой, как ты, нигде больше нет.
Именно это она и хотела услышать от любимого, а потому не вполне верила, но позволяла себе надеяться, что, трудясь изо всех сил и все ему отдавая, сумеет ему угодить. Странная, трудная вещь — семейная жизнь. Удалось ли ей достичь своей цели? Будет ли вознаграждена ее жертва?
Однажды ночью, на работе, она подняла голову и увидела среди гостей своего мужа.
Это заведение на Мауна-Кеа-стрит представляло собой отнюдь не ресторан и даже не бар. Жена работала в большом помещении на десятом этаже хозяйкой частных вечеринок, которые происходили там ежедневно. «Хозяйка» — так, и только так называлась ее работа, даже мысленно. На вечеринку (плату за вход собирала кореянка, которой принадлежало заведение) являлись преимущественно туристы из Японии. «Хозяйка» предлагала им напитки, потом они какое-то время болтали, а потом «хозяйка» звала: «Не желаете ли пройти внутрь?»
Ее задача заключалась в том, чтобы выставить клиента достаточно быстро, но без обид.
— Мы работаем на поток, — с самого начала объяснила своим работницам начальница-кореянка, деловая, резковатая женщина.
Секс чистый, безопасный, без затей. Нужно поспевать, или тебя выгонят. Плата высокая. Вот почему эта женщина приносила мужу столько денег, но по этой же самой причине она порой так уставала, особенно в последнее время, что не могла заниматься с ним любовью.
Не потому ли он пришел сюда? Вон он стоит в своей красивой одежде посреди пыхтящих, что-то бормочущих японцев.
— Что ты здесь делаешь? — окликнула его жена.
— Это я-то? — фыркнул он.
Но он не рассердился, ему стало смешно, и жена, видя это, тоже рассмеялась с облегчением. То была прекрасная минута — одно из лучших мгновений в их супружеской жизни. Он заказал дорогой коктейль, сел рядом с ней, а потом они пошли в комнату и занялись любовью с таким пылом, какого прежде не ведали. Вернувшись домой, муж разорался: «Они потребовали с меня деньги! Две сотни!»
На следующий день он смотрел, как жена собирается на работу. Теперь, зная, куда она идет, он был заинтригован, возбужден — это оказалось лучшим из ее подарков. Он живо представлял ее себе в том месте, и его охватило желание. В тот вечер муж снова надел свою красивую одежду и пошел на Мауна-Кеа, разыскал жену, выпил с ней и заставил удовлетворить его таким способом, о котором он прежде лишь мечтал — ему потребовалось зеркало, повязка на глаза, ее белье и чтобы она все время повторяла определенные слова, подсказанные им команды. Он выложился без остатка и что-то бормотал, словно пьяный, когда она трясла и будила его.
— Будь осторожнее, — попросила она, — если узнают, кто ты такой, меня уволят.
Но он снова вернулся, они занимались любовью, и ему пришлось заплатить, несмотря на громкие, злобные протесты.
— Это наша цена, — заявила ему кореянка. — Если у тебя нет денег, незачем сюда приходить.
— Это моя жена! — чуть не сорвалось у него с языка.
Он продолжал посещать заведение на Мауна-Кеа — приходил только к своей жене, другие «хозяйки» его не интересовали. Он превратился в наркомана, страсть полностью поработила его, лишив сдержанности, устранив все запреты. Прежние азартные игры казались ребячеством — вот настоящая игра, и тут выигрыш обеспечен. В прокуренном, убогом помещении его брак достиг кульминации, секс дарил неведомое прежде наслаждение. Он очень любил свою жену — сильнее любить невозможно. Каждый день муж приходил на частную вечеринку на Мауна-Кеа-стрит. Страсть поработила его.
Роли супругов чудесным образом поменялись. Более того: однажды он не смог заплатить — попросту кончились деньги. Их за него внесла жена. На следующий вечер произошло то же самое. Он не давал ей ни цента — то есть она платила вдвойне и меньше стала приносить домой. Мужу эти встречи были не по карману, но никогда еще он так отчаянно не нуждался в своей жене.
В результате жену, оказавшуюся в столь странном положении, обвинили в мошенничестве и сговоре с клиентом (партнерши порой заключали такого рода соглашения с японцами, искавшими себе в Гонолулу постоянную любовницу). Она не могла признаться, что клиентом был ее муж, и потеряла работу.
— Тебе еще повезло, что я просто отпускаю тебя, — сказала ей кореянка, — я могла бы нанять людей, чтобы тебя покалечили.
Но женщина и так была искалечена — это было похуже физической травмы. Ее ославили воровкой, и работать теперь она могла только на панели, а это небезопасно, приносило мало денег и к тому же не нравилось мужу.
Она нашла работу платной партнерши в ресторане, однако не хватало даже на квартиру. Муж утратил к ней интерес, и они расстались, хоть она и твердила, что по-прежнему любит его. Потом она забрала свою дочь от приемных родителей и вырастила ее в отеле. Друзья предоставляли ей заработки от случая к случаю, иногда кому-нибудь требовались уроки хулы… ну и всегда можно добыть немного денег за секс.
60. Собаководы
Пока я не стал управляющим отеля «Гонолулу», мне не приходилось иметь дела с заезжими журналистами, самоуверенно выпрашивающими неделю бесплатного проживания в обмен на несколько строк в толстом глянцевом журнале. Стивену Палфри требовался номер на неделю, полный пансион, место в гостиной для некурящих, и не делают ли у нас массаж, и не могу ли я устроить ему прокат автомашины со скидкой? Эти всемогущие визитеры всегда желали вести разговор лично с управляющим. «Я пишу о путешествиях» — для меня это означало, что они описывают свои впечатления в тех пышущих псевдоэрудицией пестрых брошюрах, которые кладут в кармашек самолетного кресла рядом с пакетиком для блевотины. Эти люди умели получать от жизни лучшее и специализировались на рекламе. Палфри, как и все прочие, обещал, что напишет восторженный отзыв о нашей гостинице.
— Почему мне так трудно в это поверить?
Ирония до него не доходила. Он посулил, что туристы валом повалят к нам. Достаточно даже «простого упоминания», снисходительно пояснил он мне. Эти путешествующие писатели деликатностью не отличались — что в своих произведениях, что в личном разговоре. И все-то они хмурились, сосредоточиться на одной мысли могли не дольше, чем годовалый ребенок, и, как годовалый ребенок, принимались жаловаться, если их не баловали, а их «восторженные отзывы» о великолепно проведенном отпуске казались не только неискренними, но и вздорными.
«Лучшее, что может найти путешественник» — так написал один об отеле «Гонолулу».
Лучшее, что может найти путешественник, согласно моему опыту, часто оборачивалось неприятностями, а порой и кошмаром, но не это имел в виду автор.
Я бы отвадил Палфри, однако Бадди все время твердил, что нам недостает «пиара», мы никогда не размещали рекламу и не поддерживали отношений с прессой. Теперь Бадди считался больным, что-то его томило, и он все чаще вспоминал, какой он колоритный персонаж, и мечтал о широкой известности.
Палфри без экивоков предложил в обмен на неделю бесплатного пребывания «осветить» отель в своей колонке, а заодно написать о нашей кухне.
— Я много пишу о еде и выпивке. Могу расписать ваши обеды.
Наши обеды не представляли собой ничего особенного: Пи-Ви готовил локо моко, мусуби из колбасного фарша и чили «Симптомы гриппа». На любом бутерброде, который подавали в нашем кафе, обнаруживался отпечаток большого пальца официанта.
Палфри добавил к своему предложению довольно загадочное примечание: если у кого-нибудь из постояльцев отеля имеется собака, нуждающаяся во внимании («а природа собак такова, что они постоянно нуждаются во внимании»), то он, Палфри, всячески готов услужить — будет гулять с собакой, кормить ее, приводить в порядок, даже блох вычесывать.
— Я несколько одинок, — признался он. Он скучал по своей собаке, лабрадору. Из-за суровых правил карантина на Гавайских островах пришлось оставить ее дома, на материке.
— Я знаю, Царица сейчас тоже страдает.
Брошенные дома питомцы — одна из излюбленных тем среди постояльцев гостиницы: я скучаю по моему песику, мой котик тоскует без меня; хотите взглянуть на фото? Туристы начинают стенать и хлюпать, упиваясь жалостью к себе, а я готов наорать на них: меня до белого каления доводит эта дешевая сентиментальность, и хочется намекнуть, что филиппинцы, скажем, собак едят. По желанию Бадди я предоставил Палфри номер на неделю, но предупредил, что собак мы не держим. Я предложил ему поиграть с Попоки, котом Пуаманы, но он содрогнулся, как всегда содрогаются любители собак при одном упоминании о кошках. Я попросил его оставить данные кредитной карточки в качестве страховки.
— На какой случай?
— Бой посуды, кража из номера, неоплаченные напитки из мини-бара и другого рода ущерб.
Он в очередной раз вздохнул, покоряясь судьбе, и передал мне свою кредитную карточку, а также и визитку: «Стивен Палфри, бакалавр искусств», а пониже приписано: «Экстремальные путешествия, Ассоциация американских писателей-путешественников, Американская ассоциация журнальных фотографов, Американская ассоциация собаководов».
— У меня не одна Царица, я лабрадоров развожу, — пояснил он. — А вы мне дадите свою визитку? — И он отталкивающе ненатурально подмигнул мне, искривив лицо. — Я постараюсь упомянуть вас в статье.
И что же он прочтет в моей карточке?
— Чем-то ваше имя мне знакомо, — призадумался Палфри.
— Вот уж не знаю почему, — пожал я плечами, давая понять: тут он дал маху.
Мой невозмутимый тон заставил его отступить:
— Мне кажется, есть довольно известный писатель с таким именем.