– Полиция уже едет, но дорога плохая, ее размыло, и потому на их быстрое прибытие надеяться не стоит, – сказал Владимир Леопольдович. – Как вы тут вообще оказались в пять утра? – добавил он, недовольно кутаясь в ветровку. – Это очень подозрительно, не находите?
– Можно подумать, если бы я спала, труп бы не появился.
Ей был неприятен этот человек, но как только она поняла, что произошло, то направилась именно к нему. Еще вчера на совместном ужине управляющий заявил гостям, что всегда к их услугам, и даже рассказал, как его можно найти в любое время суток.
– Вообще-то, это ваш подопечный, значит, вы не уследили, – возмутился он, но уже вполголоса. – Вот чего ему надо было это делать именно здесь, что дома не устраивало?
– Ну, во-первых, – Зина еле сдерживала раздражение, – он не мой подопечный, я просто везла группу ученых-экологов, и все, а во-вторых, вы проснитесь и мозги включите, пожалуйста – где вы видите хоть какое-то основание, ну там стул или табуреточку?
– Он вполне мог спрыгнуть и с лавки, она хоть и немного в стороне, но теоретически подошла бы для этого, – ответил тот. – Только вот как он к столбу веревку-то привязал, это с лавки точно не сделаешь.
– Прибавьте к этому еще надпись на груди, которую человек, совершивший суицид, вряд ли сам бы себе повесил, и у вас сам по себе случится правильный вывод.
– Его убили, – признал Владимир Леопольдович, и казалось, что он и без Зининых нотаций все понимал, просто не хотел в это верить.
– Может, его надо убрать? – спросил он Зину растеряно, опять оглянувшись по сторонам.
– Нет, – ответила она категорично, и Владимир Леопольдович понял, что сглупил.
– А что вы тут раскомандовались? – спохватился он и грозно сдвинул брови для пущей убедительности, но управляющий отелем не знал, что от этого его лицо становилось еще комичнее. Зина невольно хмыкнула. – Что смешного я сказал? – Владимир Леопольдович добавил в свой голос рык и попытался сдвинуть брови еще сильнее, но так как это был предел, то лицо и вовсе превратилось в смешную гримасу. – Вам не кажется, что место неподходящее для смеха, вот молодежь.
– А вы меня зачем смешите? – взяла себя в руки Зина. – Вы чересчур, просто до неприличия пытаетесь казаться солиднее, это раздражает и смешит одновременно.
Владимир Леопольдович сразу сдулся, как воздушный шарик, и, перестав мучить лицо яростными выражениями, стал даже симпатичным.
– Что, сильно заметно? – спросил он и оглянулся, словно бы боялся, что кто-то еще станет свидетелем его слабости. – Меня просто по знакомству сюда назначили, и вот я, чтоб подчиненные восприняли серьезно, и пытаюсь.
– Мой вам совет, – сказала Зина, – никогда не пытайтесь доказать людям свою значимость, ваши попытки лишь уменьшат ее. Если вы хотите, чтоб люди чувствовали вас и уважали, просто уважайте в первую очередь их. Поступайте с ними так, как хотели бы, чтоб поступали в ответ с вами. Не кричите о себе, а подчеркните в общении с подчинёнными уважение. Каждый человек на энергетическом фоне чувствует это. Знаете, есть даже такая поговорка: захотите нажить себе врага, унизьте человека, и он вам этого никогда не простит. Именно поэтому те, кто получают от других людей одолжения, так не любят своих благодетелей. Казалось бы, должно быть наоборот, человек же сделал тебе добро, но на самом деле все не так. Своим вроде бы благовидным поступком он обесценил значимость просителя. Тому, конечно, в данный момент необходимо его одолжение, и он, вроде бы, даже благодарен, но навсегда, поверьте мне, навсегда у него останется гадкое ощущение униженной самооценки. Проявите к своим подчинённым такт и увидите, что это сработает быстрее, а ваша борода и гримасы тут абсолютно не при чем.
– Спасибо, я подумаю, – сказал управляющий и улыбнулся. У него оказалась очень широкая и обаятельная улыбка.
– Вам больше идет улыбаться, и очень не идет борода, сбрейте ее наконец, – посоветовала Зина. – Ну, и раз мы с вами теперь практически друзья…
– Это почему вы так решили? – опомнился Владимир Леопольдович и перестал улыбаться. – Мне кажется, вы немного торопите события, я вас практически не знаю.
Зина видела, что он шутит, и ей такой он даже нравился.
– Я знаю вашу тайну, это уже повод подружиться. Так вот, скажите мне, пожалуйста, что вы делали вчера у моей двери. Только честно, не врите.
Слишком много эмоций прочитала Зина в глазах управляющего за те несколько секунд, пока он решал, что ответить, и даже облегчение, когда они услышали окрик сзади, и вновь поставила напротив него жирный вопросительный знак, который уже хотела стереть.
– Владимир Леопольдович, – к ним подошел начальник охраны, – проверили камеры, никто на территорию отеля не проходил, и никто не уходил. Периметр не тронут даже животными.
– А здесь? – Зина оглянулась.
– У нас в отеле камеры только по периметру, на остальной территории их нет, потому что мы уважаем право гостей на приватность. За этим к нам и едут, люди хотят спокойно отдохнуть, – ответил ей вместо начальника охраны Владимир Леопольдович.
– Вы могли это сделать в целях безопасности, – сказала Зина расстроено. Она была уверена, что в отеле такого уровня должна быть уйма камер. – А для приватности просто стирать запись через сутки, и все.
– Везде и всегда может быть форс-мажор, а также человеческий фактор, поэтому проще вообще не ставить камеры и не бояться, что записи кто-то сольет в интернет, – аргументировал он обиженно. – Я распорядился поставить лишь одну камеру на кухне, точнее, в той части, где складируются продукты, потому что подозревал, что предыдущий повар ворует.
– Что за чушь, он что воровал и ел? – сказала Зина, пытаясь поддеть нерадивого управляющего – как он вывозил-то их?
– Не знаю – смутился Владимир Леопольдович – но продукты перестали пропадать.
– Что насчет обходов территории? – поинтересовалась она уже на прямую у начальника охраны. – Хотя бы это не противоречит политике вашей гостиницы.
– Конечно, обижаете, – ответил тот ей радостно. – Каждый час.
– И? – поторопила его Зина. – Что видела охрана?
– Так сегодня шторм сильный был, ливень, мы ночные обходы и отменили, – пожал тот плечами.
– Когда был последний обход? – Владимир Леопольдович, словно бы вспомнив, что он, а не Зина должен здесь задавать вопросы, и взял инициативу на себя.
– Так ведь перед штормом группа обходила, часов двенадцать было, надо в книге посмотреть, мы записываем для точности, когда группа уходит на обход и когда приходит, а также какие были замечания.
– Вот полицейским и передадите эту запись, как они приедут, – довольно скомандовал управляющий.
– Так не приедут они быстро.
– Да знаю я, но что поделать, будем ждать. Оцепите место и поставьте дежурных, чтоб никто близко не подходил, – сказал Владимир Леопольдович.
– Нет, вы не поняли, они в ближайшие два дня не приедут. Дорогу смыло полностью в одном месте у озер, пока приедет техника, пока насыплют, я, наверное, даже с двумя днями преувеличил, тут и неделя может быть.
– Это плохо. Надо что-то делать, что-то предпринимать, – вздохнул управляющий, но ему никто не спешил ничего советовать, все стояли в растерянности.
– Ну, вот и началось, – услышали они за спинами и обернулись. Там с бледным лицом стояла Алина Николаевна, в которой Зина по-прежнему видела Тиару, и, не отводя взгляда от трупа, тихо повторяла: – Вот и началось, уже началось, так быстро, я думала позже, а оно началось…
– Накиньте что-нибудь на висельника, сейчас люди просыпаться начнут. А мне надо немного подумать, – распорядился управляющий и, схватив Зину за руку, направился прямиком в ресторан.
Глава 13
Слезы и плач – важная психологическая разгрузка нервной системы. Иногда просто необходимо заставлять себя плакать. Значение плача и слез масштабнее, чем кажется, они позволяют, вылив эмоции, принимать взвешенные решения.
Анна сидела в ресторане и смотрела в одну точку. Перед ней стояла чашка с черным кофе, а рядом сидел Максим. После того, как она узнала от него о произошедшем, прошло уже два часа.
– Знаешь, – сказала она Максу, устав молчать, – когда умер мой отец, мать просто заходилась в горе, и ничто не могло ее заставить остановиться, ни таблетки, ни уговоры. Тогда мой четырехлетний сын подошел к ней и сел на руки. Они просидели так около трех часов, и мать успокоилась, ну, конечно, как может успокоиться женщина, потерявшая мужа. Потом я спросила у сына, что тот ей говорил, а он знаешь, что мне ответил?
– Что? – спросил Максим. Он не был убит горем, не был расстроен, он был чем-то очень озабочен.
– Сын сказал мне, что просто помогал ей плакать. Представляешь, мы все взрослые люди пытались словами что-то объяснить, а надо было просто помочь человеку поплакать.
– Ты к чему это?
– К тому, что мне тоже надо поплакать, а я не могу. Никак. Как-будто разом высохли все слезы.
– Глупости все это, – очень серьезно сказал Максим. – Ты не плачешь, потому что тебе страшно, и ты знаешь, на миллион процентов уверена, что он не сделал бы это сам. Никогда. Ты видела, что написано на табличке, хотя нет, когда ты пришла, они уже накрыли тело, чтоб не травмировать людей. Как будто людям не понятно, что под тряпкой труп.
Анна вздрогнула и оглянулась, боясь, что кто-то мог услышать. Сейчас в ресторане находились почти все постояльцы отеля. И хоть было время завтрака, и повара как ни в чем не бывало выкладывали на шведский стол яичницу и бекон, никто к еде не прикасался. Люди просто жались друг к другу, как испуганные щенки. Так бывает, когда приходит беда. И хоть никто не ел, но никто и не уходил, одни шептались, другие просто молча пили кофе, не спеша к себе в комнаты.