Пробежав еще несколько метров, Альберт споткнулся о круглый голыш и упал. Он заткнул руками уши и вжался животом и грудью в камни. Гул стал затихать и отдаляться. Но лишь спустя минуту Альберт решился приподнять голову и оглядеться.
От смерчей (а теперь уже Альберт не сомневался, что это обыкновенные смерчи, по странному стечению обстоятельств принявшие облик человеческих фигур) не осталось и следа. По всей вероятности, они пронеслись мимо и, добежав до края бухты, снова ушли в море.
— Альберт? — услышал он девичий голос.
Альберт взглянул вверх и увидел перед собою Настю.
— Вы чего тут? — удивленно спросила она.
— А?
— Что вы тут лежите?
Альберт поднялся на ноги, надел на голову упавшую шляпу и отряхнул костюм.
— Ты их видела? — спросил он.
— Кого?
«Смерчи», — хотел сказать Альберт, но вовремя остановился. Что, если смерчи видел он один? Пожалуй, эта девочка может поднять его на смех. Альберт совершенно не выносил, когда над ним смеялись.
— Я заметил тут редких птиц, — сказал он, импровизируя.
Настя вздохнула:
— Я ничего не понимаю в птицах.
— Зря. — Альберт осмотрелся. — Не скажу, что птицы — совершенные создания, но одно знаю наверняка: они гораздо симпатичнее большинства людей.
— Может быть. — Настя с любопытством вгляделась в смуглое лицо продюсера и вдруг спросила: — Альберт, а вы цыган?
— Почему ты так решила?
— У нас в классе учился мальчик по фамилии Алмазов. Он был цыган.
Альберт улыбнулся, сверкнув безукоризненно белой полоской зубов.
— Видишь ли, в моем происхождении есть много таинственного. А тайна потому и тайна, что не станешь раскрывать ее каждому встречному-поперечному. Но если мы с тобой подружимся… — Альберт вынул из кармана портсигар. — Хочешь сигариллу?
— А что это? — заинтересовалась Настя.
Альберт достал из портсигара две черные сигареты, одну протянул Насте, а вторую вставил в рот.
— Сигарилла — это маленькая сигара, — объяснил он.
Настя взяла сигариллу и повертела ее в руках.
— Красивая, — сказала она.
Альберт усмехнулся и чуть прищурил черные глаза:
— Попробуй.
— А вы маме не расскажете?
Альберт покачал головой:
— Нет. Давай так: я никому не скажу, что ты курила, а ты — о том, что видела меня ползающим на брюхе по пляжу. Идет?
Настя улыбнулась и кивнула:
— Идет.
— Ты отличная девушка! — сказал Альберт и чиркнул зажигалкой.
Настя прикурила от дрожащего на ветру язычка пламени, втянула в себя дым и закашлялась. На глазах у нее выступили слезы.
— Крепкие!
— А ты не затягивайся, — посоветовал Альберт. — Наслаждайся вкусом и ароматом.
— Хорошо. — Настя набрала дым в рот и снова закашлялась. — Не получается.
— Ничего, натренируешься. Держи! — Альберт протянул ей еще две черные сигареты и улыбнулся. — Выкуришь, когда будет возможность.
— Ох, ты! Здорово! — Настя спрятала сигареты в карман джинсовой курточки. — Спасибо!
— Не за что. Прогуляемся?
— Давайте.
Манеры Альберта были столь ненавязчивыми, голос столь мягким, а улыбка столь обворожительной, что уже через пять минут Настя раскрывала перед ним душу.
— Она сказала, что собирается воевать с богатыми, понимаете? И что для этого идет во власть!
— Возможно, так и есть, — заметил Альберт.
Настя фыркнула:
— Вранье! Как она собирается воевать с богатыми, если у нее самой на пальце кольцо с бриллиантом в четыре карата?
Альберт выпустил облачко бледно-голубого дыма.
— Четыре карата — это много, — согласился он. — Но даже если она продаст кольцо, вырученных денег все равно не хватит, чтобы накормить всех городских бродяг.
— Как раз хватит! — возразила Настя. — Это старинное кольцо. Один мамин приятель предлагал ей за него новенькую спортивную машину.
— Вот как? — Альберт поежился. — Становится холодно. Знаешь что, ты иди в отель, а я еще немного поброжу.
— Зачем?
— Во время прогулок мне в голову приходят дельные мысли.
Настя улыбнулась:
— Даже если вам на голову сыплется град?
— Тем более когда сыплется град, — тоже улыбнулся Альберт.
Они остановились возле мыса.
— Мы еще увидимся? — спросила Настя.
— Конечно.
Настя улыбнулась, махнула ему ладошкой и зашагала к отелю. Альберт посмотрел ей вслед, затем перевел задумчивый взгляд на море. В голове у него вертелись две мысли. Первая была связана со странными смерчами, вторая — со старинным кольцом, о котором рассказала ему девочка.
Вторая мысль была приятнее и перспективнее, поэтому он остановился на ней.
Глава 2Странности
В висках стучало, затылок ломило, к горлу подкатывала легкая тошнота. Опять эта чертова мигрень. Теперь до самого вечера покоя не будет.
Татьяна Михайловна Быстрова взяла со столика глиняную бутылку с испанским джином, плеснула в стакан и залпом выпила. Затем посмотрела на часы, чтобы определить, сколько же она проспала. Полчаса. Всего-то.
Скрипнула входная дверь, и секунду спустя в комнату вошла Настя.
— Где ты была? — хрипло спросила ее Татьяна Михайловна.
— Ты сама знаешь. Наверняка подглядывала за мной из окна.
«Боже, и когда эта маленькая стерва перестанет мне хамить?» — с тоской подумала Татьяна Михайловна. А вслух сказала:
— Что это за парень торчал у твоего стола?
— Новый постоялец.
Настя рухнула в кресло, сбросила туфельки и положила ноги на журнальный столик. Быстрова взяла стакан и поднесла его к губам. Натолкнувшись на пристальный взгляд дочери, нахмурилась и поставила стакан обратно на столик.
— Мне он не понравился, — сказала Татьяна Михайловна. — Мне не нравится, что ты болтаешь с незнакомыми мужчинами.
— Он не незнакомый. Его зовут Альберт. Он тебе понравится, когда ты с ним познакомишься.
Быстрова фыркнула.
— С чего это я буду с ним знакомиться?
— Он красив и молод. К тому же жгучий брюнет. А ты всегда неровно дышала к жгучим брюнетам.
Татьяна Михайловна взяла стакан и посмотрела поверх него на дочь.
— Почему бы тебе не заткнуться, милая? — проговорила она.
Настя пожала плечами:
— Да пожалуйста. Ты сама устроила допрос.
Татьяна Михайловна допила джин и поставила стакан на столик. Потом она откинулась на спинку дивана и простонала:
— Боже… Эти головные боли меня когда-нибудь доконают. Настя, будь добра, принеси из ванной аспирин.
Настя вздохнула и поднялась с кресла.
— Вечно ты меня гоняешь, — пробурчала она, шлепая босыми ступнями по паркетному полу.
В ванной Настя сполоснула лицо, посмотрела на свое отражение в зеркале и процедила сквозь зубы:
— Ненавижу ее.
Настя оглянулась на дверь и достала из кармана крошечный стеклянный флакончик с белым порошком… Когда дело было сделано, девочка запрокинула голову и блаженно прикрыла глаза.
«Она ведет себя отвратительно, — проговорил недовольный голос у нее в голове. — Тебе должно быть за нее стыдно».
Настя нахмурилась.
«Но она моя мать».
«Тем более. Ты должна помочь ей. Если не ты — никто не поможет».
«А если она НЕ ВЫЖИВЕТ? Если она УМРЕТ?»
«Пока будешь колебаться, время уйдет. И тогда ты точно потеряешь ее навсегда».
— Настя! — окликнула мать из гостиной.
Настя вздрогнула.
— Нельзя ли побыстрее?
— Да, мама!
Настя достала из кармана джинсов комочек из свернутой в несколько раз салфетки и развернула его. Три белые таблетки. Совершенно безобидные с виду. Выглядят как заурядный аспирин.
«Настюха, никогда не принимай больше половины таблетки за раз. Снесет крышу напрочь — на место уже не встанет».
Как же они называются? Какой-то тринитрогидрострихнин… Или еще чего похуже. Хотя Глеб, знакомый студент с химфака МГУ, называет их просто и красиво — «таблетки радости».
— Дочь, ты оглохла? — донесся из комнаты капризный голос матери. — Тащи сюда этот чертов аспирин!
— Сейчас!
Настя спрятала «таблетки радости» в кармашек джинсов, схватила с полки аспирин и вышла из ванной.
Выйдя из номера, Анна захлопнула дверь и повернулась, чтобы идти к лифту. Вдруг глаза ее широко распахнулись. На углу коридора она увидела высокую, худую фигуру в длинном мокром плаще. Мужчина стоял в профиль, но Анна узнала его. Бледное, изможденное лицо, черные волосы.
— Простите! — окликнула Анна.
Незнакомец вздрогнул и быстро повернул голову.
— Мне нужно с вами поговорить! — сказала Анна и, сжав в пальцах ключ от замка, зашагала к нему.
Взгляд парня стал недовольным, почти сердитым. Он отвернулся и быстро свернул за угол.
Анна дошла до угла коридора и тоже свернула. На лице ее отразилось недоумение. Никакого парня в коридоре не было. Впереди маячил белый фартук горничной, катившей по коридору тележку.
— Чертовщина какая-то, — растерянно прошептала Анна. Она хлопнула себя по пустым карманам курточки и горько усмехнулась. «Ни таблеток, ни спиртного. Этот «здоровый образ жизни» доконает меня раньше, чем коктейль из веронала и мартини».
Она повернулась, чтобы идти, и вдруг услышала голоса, звучащие за углом. Анна подошла поближе и прислушалась. Говорили двое. Женский голос, судя по всему, принадлежал горничной, второй — хозяину отеля.
— Я много раз просил не вступать в разговор с клиентами. Неужели это непонятно?
— Я не вступала.
— Осторожнее, милая. Я терпеть не могу, когда мне врут.
— Но я не… — Горничная всхлипнула. — Этого больше не повторится. Честное слово.
— Надеюсь, что это так. Иначе мне придется подвергнуть вас жестокому наказанию. Вы все поняли?
— Да. Я поняла, но…
— Что еще?
— Рувим Иосифович, на вашем месте я бы тоже была осторожнее…
— Что это значит? О чем ты говоришь?
— Я говорю о… некоторых ваших родственниках. И о вашей большой любви к ним. И о том, что вы заплатили мэру, чтобы он не сносил старый маяк.