Взглянув на обивку сомнительной чистоты, Эрика осталась стоять. Помимо этажерок, столов и офисной техники, в комнате имелась дверь с табличкой «Главный редактор». Повесив трубку, секретарша повернулась к Эрике.
– Вакансия закрыта.
– Что?
– Вакансия закрыта!
– Но я не…
– Вы насчет должности внештатного корреспондента?
– Нет. Мне нужен главный редактор.
– Вам назначено?
– Нет, – повторила Эрика. – Но, если он на месте, я бы хотела с ним поговорить.
Секретарша прошла в соседнюю комнату. Через минуту она вернулась и сказала:
– Проходите.
Кабинет главного редактора разительно отличался от приемной – и не порядком как таковым, а отсутствием всего лишнего (скорее даже, всего необходимого). Голые стены, голое окно, пустые книжные шкафы и пустой письменный стол, на котором, за исключением лампы и стаканчика с отточенными карандашами, ничего не было.
Из-за стола навстречу Эрике поднялся худой лысеющий мужчина лет шестидесяти, в потертом твидовом пиджаке и джинсах.
– Мы, кажется, не знакомы? – спросил он, пристально глядя на Эрику.
– Меня зовут Эрика Трейси.
– Тезеус Ксенакис. Прошу, располагайтесь.
Эрика опустилась в кресло напротив стола. Она нервничала и надеялась, что это не сильно бросается в глаза.
– Чем могу служить, кирия Трейси?
– Я совладелица отеля, который раньше назывался «Вергопуло». Теперь у него новое название: «Персефона».
Лицо кирие Ксенакиса осталось невозмутимым, лишь в глазах промелькнуло странное выражение. Он молча смотрел на Эрику, ожидая, что она скажет дальше.
– Я прошу вас рассказать, что случилось в отеле двадцать лет назад.
– Почему вы решили, будто я что-то знаю об этом?
– Вы были ответственным редактором в год, когда произошла трагедия. Я видела вашу фамилию в составе редакционной коллегии за июль 1993-го.
– Что ж, в логике вам не откажешь. Позвольте задать вам встречный вопрос, кирия Трейси. Если вы знали о трагедии, зачем купили отель?
– Покупкой занимался мой муж. В любом случае мы ни о чем не догадывались, пока не приехали сюда. Роберт и сейчас не знает. Точнее, я пыталась ему рассказать, но…
– Но он не поверил, – главный редактор кивнул. – Мужчины крайне неохотно верят в подобные вещи, особенно если речь идет о недавно приобретенной собственности. Хотите чего-нибудь выпить? Могу предложить минеральную воду, чай, кофе.
Эрика вспомнила запах дешевого кофе в захламленной приемной и поспешно сказала:
– Минералку, пожалуйста.
Кирие Ксенакис достал из мини-холодильника запотевшую бутылку газированной воды, открыл ее и, наполнив два стакана, поставил один перед Эрикой.
– Значит, вы решили провести маленькое расследование. И начали, по всей вероятности, с городской библиотеки, где хранится подшивка «Вестника Коса».
– Вначале я пыталась расспросить местных жителей.
– Вряд ли они смогли – или захотели – вам помочь.
– Одна пожилая женщина рассказала, что в отеле погибли две ее внучки.
– Кажется, я понимаю, о ком вы говорите, – кирие Ксенакис кивнул. – Да, я определенно ее помню. Она не могла смириться, что расследование замяли. Долго лежала в больнице, потом пропала.
– Она по-прежнему живет в поселке неподалеку от отеля.
– Так что вы от меня хотите, если вам уже всё известно? – немного нетерпеливо спросил главред.
– Подтверждение, что это произошло. В тот день действительно погибли люди?
Эрика была уверена, что кирие Ксенакис, подобно большинству своих соотечественников, с которыми она успела пообщаться, уйдет от ответа. Какой резон ему отвечать на расспросы незнакомой иностранки, тратить на нее свое время? Эрика удивлялась уже тому, что он не закончил разговор сразу, узнав о цели ее визита. Она совсем не ожидала того, что последует дальше, а именно – что кирие Ксенакис кивнет, подтверждая ее слова, и спокойно скажет:
– Порядка восьмидесяти человек, насколько я помню.
– Они… были отравлены?
– Отравлены или отравились – я не знаю. На этот вопрос полиция так и не нашла ответ.
– Ваша газета успела написать об этом до того, как информацию засекретили?
– Да, – главный редактор с любопытством взглянул на Эрику. – Откуда вы… Хотя, понимаю. Вы не нашли в подшивке нужный выпуск и сделали соответствующие выводы.
– Вы почти угадали. Почти – потому что подшивки двадцатилетней давности уже сданы в архив. Но остались фотокопии всех выпусков за 1993 год. Номер от 16 июля отсутствует, как и в подборке «Ежедневных новостей». Трагедия произошла именно в этот день? Или накануне?
Кирие Ксенакис молча подошел к сейфу, набрал код и извлек папку из пожелтевшего картона с обтрепанными завязками. Положив папку на стол, он вынул из нее газету.
У Эрики перехватило дыхание.
– Это… та самая? – ее губы пересохли от волнения.
– Единственный сохранившийся экземпляр. Когда пришли изымать то, что не успело разойтись по точкам продаж, он лежал на моем столе – еще пахнущий типографской краской, только из печатного станка. Я сунул газету в ящик, а потом переложил в сейф. Там она и пролежала все эти двадцать лет.
– Можно мне…
– Конечно. – Главный редактор небрежно подвинул газету к Эрике, словно это была ничего не значащая бумажка. – Статья на первой странице.
Дрожащими руками Эрика развернула сложенную пополам газету – ссохшиеся от времени страницы захрустели, словно пергамент. На верхнем колонтитуле была напечатана дата: 16 июля 1993 года. В глаза Эрике бросился кричащий заголовок: «Массовая гибель людей в отеле «Вергопуло!». Ниже помещалась фотография отеля – нечеткий, но вполне узнаваемый снимок: подъездная аллея, центральный вход и улыбающиеся постояльцы в купальных костюмах, вернувшиеся с пляжа или только собиравшиеся туда идти.
«Сегодня утром в отеле «Вергопуло» на дальней оконечности острова произошла страшная трагедия. Многие постояльцы и сотрудники отеля стали жертвами загадочного отравления. Большинство отравившихся скончались еще до того, как были доставлены в госпиталь. К прискорбию, среди жертв немало детей. По неподтвержденным сведениям, владелец отеля, известный греческий бизнесмен Арес Вергопуло, также скончался. Предположительно, причиной отравления стала проточная вода, в которую необъяснимым образом попали химикаты или неустановленное ядовитое вещество. Ведется расследование, причины устанавливаются. Мы будем следить за развитием событий. Подробности – в нашем специальном выпуске!».
– Специальный выпуск так и не вышел?
– Разумеется. Военные оцепили издательство, с каждым сотрудником провели индивидуальную беседу: что можно говорить, а что нельзя. Фактически, нельзя было ничего. Не то что обсуждать с друзьями или родственниками, а даже и друг с другом. Нам приказали забыть. Это, как сказал их главный, в наших интересах. С ним никто не спорил.
– Но мне вы все-таки рассказали.
– Прошло двадцать лет. Власти сменились, отель перешел к новому владельцу. Кроме того, лично меня земные заботы скоро перестанут волновать.
– Вы хотите сказать…
– Врачи отводят мне максимум полгода. Поэтому, если хотите, это моя исповедь. Я должен был кому-то рассказать… и тут появились вы, весьма кстати. Значит, не зря я хранил номер от 16 июля.
– Мне очень жаль.
– Я готов повторить свой рассказ вашему мужу. Вам нужно только позвонить мне и договориться о новой встрече. Я не каждый день бываю в редакции.
– Как получилось, что в тот день вы так быстро узнали о трагедии? Ведь номер уходит в печать рано утром, и если вы написали о случившемся в тот же день, значит, должны были получить информацию, так сказать, по горячим следам…
– Мы и получили ее по горячим следам. А насчет ранней печати – не совсем верно. Да, номер верстается заранее, но мы всегда оставляем временной зазор на случай неожиданных сенсаций, поэтому фактически тираж печатается не раньше одиннадцати. У нас формат еженедельника, а не утреннего дайджеста. Мне сообщили о массовом отравлении около десяти утра, через полчаса после того, как в госпиталь начали доставлять пострадавших. Мы срочно заменили статью на первой полосе, и номер ушел в печать. Спустя два часа выпуск от 16 июля прекратил свое существование. За исключением этого экземпляра, – кирие Ксенакис кивнул на газету.
– Вы рисковали, – заметила Эрика. – Если бы информация не подтвердилась, репутация газеты…
– Репутации «Вестника» ничего не угрожало, – перебил главный редактор. – Наш информатор был человеком проверенным, надежным на все сто процентов. Кроме того, в городе началась такая свистопляска – завывание сирен «скорой», полицейских машин, пожарных расчетов, – что не осталось сомнений: произошло нечто из ряда вон выходящее. Мы незамедлительно отправили в госпиталь нашего человека, и, пользуясь всеобщим замешательством, он получил подтверждение первоначальных сведений. Запрет на нераспространение информации ввели не сразу.
– Ваш информатор работал в отеле «Вергопуло»? – прямо спросила Эрика.
Она понимала, что кирие Ксенакис имеет право не отвечать. Если он решил быть с ней откровенным, это отнюдь не означало, что в ореол его откровенности должны попасть другие люди, которые даже сейчас предпочли бы умолчать о том, что им известно. Ими руководил извечный страх, заставляющий хранить молчание независимо от того, сколько лет прошло с того страшного дня, когда их принудили подписать бумаги о неразглашении.
– На момент трагедии уже нет.
В ответ на удивленный взгляд Эрики главный редактор пояснил:
– Тем летом к нам в редакцию устроилась Хестия Сифакису, вести колонку спортивных новостей. Перед этим она уволилась из «Вергопуло», где работала инструктором по плаванию.
– Почему она уволилась?
– По веской причине.
Кирие Ксенакис посмотрел на Эрику с таким видом, словно тщательно обдумывал формулировку ответа.
– Дело в том, что за несколько дней до этого Хестия едва не погибла.
Эрика молча ждала продолжения. Ее ладони взмокли от напряжения, сердце колотилось.