— Держи! — закричали откуда-то. — Держи-и! Убегаю-у-ут!
— Ты смотри, что делается!..
Убегали какие-то двое с ее сумкой. Надежда видела, как она болтается на ремне, и тот, кто украл, на ходу деловито перехватил сумку поудобнее.
Господи, сумка! В ней все — ключи, паспорт, права, записная книжка, кошелек, все на свете!
Неуклюже, держа на весу руку, она перевалилась на колени и поднялась, чтобы мчаться за грабителями, которые, конечно же, были уже далеко, куда там мчаться!
Грязной рукой она вытерла нос, с которого капали то ли слезы, то ли сопли, то ли кровь.
Пусть бы деньги, пусть все, что угодно, но только не ключи и не документы! Ведь чтобы все это восстановить, нужно жизнь положить!..
Она не понимала, что происходит, но люди со всех сторон поднимались с лавочек и смотрели в ту сторону, куда большими прыжками уносились грабители, словно там какое-то представление начиналось.
Приставив руку козырьком к глазам. Надежда тоже уставилась туда и поняла, в чем дело!..
Представление шло полным ходом. В скверике перед Адмиралтейством давали боевик «Коммандос онлайн».
Каучуковый американский полковник, которого она только что поносила последними словами, никуда не спеша, с некоторой даже ленцой, с оттяжкой как будто, продвигался вовсе в другую сторону, чем двое с ее сумкой. Он перепрыгнул парапет и оказался на мостовой почему-то значительно раньше их, но они-то бежали от него, а не к нему!..
Карабкаясь, как обезьяны, они тоже перелезли через парапет, довольно далеко от Уолша, огляделись и вдруг, вместо того чтобы бежать в другую сторону, двинули прямо на него!..
Он просто стоял и ждал, когда они до него добегут.
И они добежали.
Весь сквер, все лавочки до одной дружно ахнули, когда они поравнялись с американцем, и какая-то бабуся сказала громко: «Господи Иисусе!», и какой-то мужик гаркнул во все горло: «Давай, действуй!», и…
И.., и.., и…
Надежда зажала руками уши и зажмурилась на всякий случай, но тут же открыла глаза.
И ничего.
Такое впечатление, что те двое со всего маху впечатались в скалу. Или увязли в болоте. Или провалились в незастывший цемент.
Несколько секунд они стояли возле американца, вытянувшись в струнку, и потом пошли за ним в сторону Надежды. Они не сопротивлялись, не вопили, и только странно вытягивали руки — один правую, другой левую, будто перед аналоем, а американец словно батюшка собирается их обвести вокруг иконы!..
Шли они долго и все тянули руки. Американец повел их в обход, через парапет не полез, и процессия, по мере приближения к Надежде, обрастала любопытствующими, сочувствующими и праздношатающимися. Все вышепоименованные приблизиться не решались, а двигались в некотором отдалении от троицы и громко обсуждали друг с другом чрезвычайное происшествие.
— А че он сделал? Шкаф-то?
— Да откуда я!..
— Не, а ты видел, как они сначала туда рванули, а потом прямо на него! Умора!..
— Он-то откуда взялся?!
— Первый раз вижу, чтобы уличных воришек с поличным поймали!
— Да надо еще разобраться, может, они никакие и не воришки! Ишь, этот, морду разъел! Небось сам народные деньги прожирает! А эти ху-у-уденькие! Че-е-ерненькие!
— Да чего разбираться, когда весь сквер видал!
— Они вон у той девки сумку вырвали, она упала, ну, они и понеслись!
— А этот?
— А этот как знал! Он за ними не побег, а прямо на асфальт вылез, а они и тут как тут!..
— На ловца и зверь бежит!..
Процессия приблизилась и остановилась.
— Возьмите вашу сумку, — приказал американец Надежде.
— А.., где она?
— Вот, тетенька, — заскулил один из двоих. — Вот же она у меня! Да возьмите вы ее, сдалась она мне, и вообще это не я, это он хватал!..
И швырнул сумку на гравий.
— Подними, — по-русски четко и тихо выговорил американец. Надежда чуть не упала в обморок. — Подними немедленно.
Пацаненок опасливо взглянул на него, нагнулся — второй почему-то нагнулся вместе с ним — и нехотя поднял сумку.
И тут Надежда поняла, почему они шли, как к алтарю, и почему вместе нагибались. Они оказались прикованными друг к другу. Все как в боевике — одними наручниками.
— Это не я! Это все он!! Он мне сказал, что вон лохушка толчется, и мы ща у нее сумку подрежем. Он ее еще рядом с собором приметил! Только он думал, лохушка иностранная, а не наша!
— Заткнись, падла!
— Сам падла! Это ты мне сказал про сумку! Отпустите, дяденька, отпустите, я ведь больной, психический, и мне четырнадцати нету, все равно не посадят меня! А его заберите, он сумку резал!
— О чем они говорят? — осведомился Дэн Уолш у Надежды.
— Вы же понимаете по-русски!
— Не все.
Она вздохнула.
— Они говорят, что давно меня заметили и собирались отобрать сумку. Вот этот, — и она кивнула на правого, — говорит, что все придумал вон тот, — и она кивнула на левого.
— Да он че? Иностранец, что ли?! А лохушка? То есть вы, тетенька? Вы русская, да? Вы тута в скверике работаете, да?
— Она под Фазилем, что ль, ходит? — спросил приободрившийся второй и сплюнул в гравий. — Тогда пусть ему звонит, он нас хорошо знает!.. И слышь, ты, скажи этому, чтобы нас того.., расцепил! Фазиль очень недоволен будет!..
— Не мучил бы детей, боров откормленный, — сказали из толпы сочувственно. — Па-а-адумаешь, сумка!.. У ней таких сумок небось не считано! На деньги, которые одним местом заработала!..
— Теперь они думают, что я проститутка, работающая в сквере, — деловито сообщила Надежда Уолшу, и тот вытаращил глаза. — Раз я гуляю с иностранцем, значит, так оно и есть. Публика утверждает, что вы мучаете детей. Дальше переводить?..
Историю с Робин Гудом, спасшим прекрасную Джейн от разбойников, как будто перекосило в некую непонятную сторону.
Вроде Родин Губ — вот он. Вроде и Джейн имеется. И толпа сочувствующих пейзан тоже присутствует. А красоты картины — никакой.
— Слышь, мочалка! А мочалка!..
Надежда не поняла, что обращаются к ней.
— Ты че, оглохла?
— А?!
— Ты скажи ему, чтобы нас.., того… А мы тебя другой раз не тронем. Тебя и хахаля твоего. И остальным.., того.., скажем. Ты ему передай, мочалка, а?
— Мочалка? — переспросил по-английски Дэн Уолш.
Надежда вдруг захохотала и сморщилась от боли в руке.
Ситуация зашла в тупик.
— Отпустите их, Дэн, — сказала она. — Все равно нам некуда их девать. Если им нет четырнадцати, мы ничего не сможем поделать. У нас такие законы, и судебная система работает еще недостаточно хорошо.
— Совсем отпустить? — осведомился Дэн Уолш.
— Совсем.
— О'кей. Как хотите.
Странным движением, вывернув кисть, он открыл наручники, но убежать злоумышленникам не дал, хотя они было порскнули в разные стороны.
— Я приехал сюда надолго, — медленно и очень четко сказал он по-русски. — Очень, очень надолго. Если я вас увижу, я утоплю вас обоих в реке. Мне нет дела до того, как работает ваша судебная система. Я офицер федеральной службы безопасности Соединенных Штатов. Это понятно?
Злоумышленники смотрели на него, как обезьяны на удава, готовясь отправиться к нему прямо в пасть исключительно по собственной воле. Толпа тоже притихла.
— Это понятно?
Злоумышленники вразнобой покивали.
Американец разжал стопудовую длань, и их как ветром сдуло.
— Насилу выпустил, поганец, — сказали из толпы и послышался плевок. — Впору милицию вызывать! Такая образина детей обижает! А еще иностранец!..
— Да чего ему, иностранцу, милиция-то сделает! У нас любой немец важнее русского! Понаехало сволочей иностранных! Небось на органы собирался их сдать, мальчишек-то!
— Да они вон у той бабы сумку отобрали!
— И поделом ей! Нечего рот разевать! И чего, из-за поганой сумки живых людей на органы резать?
— Это когой-то тут зарезали?! Может, «Скорую» надо?
— Молодец мужик! Как он — раз, и готово! В первый раз вижу!
— Да он из английской морской пехоты, слыхал, сам же сказал!..
— Не из пехоты, а из спецназа!
— У вас юбка сзади порвана, — шепнул Дэн Уолш Надежде на ухо. — Отступаем по плану. Вы впереди, а я сзади, но плотно.
Надежда ахнула и немедленно начала ощупывать себя сзади.
— Вы привлекаете внимание, — тем же шпионским шепотом продолжал американец. — Вперед, я прикрою.
И они двинули — впереди Надежда с сумкой на ремне, деревянной походкой, за ней вплотную американец. За спиной у них обсуждали международную политику и еще то, что в Голландии разрешена проституция.
— Мы так далеко не уйдем, — выговорила Надежда, скосив рот в сторону.
— Далеко и не нужно. Вон моя машина.
— А там.., сильно порвано?
— От начала до конца, — доложил американец. — Это, наверное, значит сильно.
— Как.., как от начала до конца?! — в панике пробормотала Надежда, схватила себя за попу и начала шарить.
К своему ужасу, она нащупала голое тело, трусы, а вовсе никакую не юбку, и в соответствии с самой женской из всех известных логик стала судорожно вспоминать, какие именно трусы нацепила сегодня утром, и, вспомнив, пришла в совершенное отчаяние. Трусы никуда не годились, хлопчатобумажные, заслуженные, в ромашку. Ромашки раньше были веселенькие, но от многочисленных стирок повыцвели и посерели.
Надежда полвечера ругалась с человеком, который ближайшие несколько месяцев будет руководить жизнью отеля, где она работает. Ее дальнейшая карьера в известной степени зависит от того, что именно этот человек напишет в краткой характеристике, которую американская сторона даст каждому русскому сотруднику. Потом у нее отобрали сумку, и этот человек гнался за воришками и настиг их, а потом вынужден был отпустить. Теперь он идет сзади и любуется на ее целлюлитную попу в вытертых хлопчатобумажных ромашках.
Красота! То что нужно для первого дня знакомства с таким большим начальством!..
— Мы уже почти пришли, — сказал американец, когда они переходили площадь. — Сейчас сядем в машину, и все будет о'кей.