Жемчужины спускались до самого конца. Двумя редкими тропками добегали до черного гладкого наконечника, венчающего его. Спрятались под темную кожу, выпирая гладкими бугорками, сейчас покрытыми ее же смазкой. И она все поняла, видя надувшиеся вены и легкое подрагивание.
Его руки мягко подтолкнули ее. Мало ли что. Им лучше укрыться от посторонних глаз.
Она послушно нырнула в полумрак салона, на широкий кожаный диван сиденья, уперлась руками и коленями, прогнувшись кошкой, желавшей своего огромного черного кота. И он не заставил ждать долго. Совершенно не заставил. Вошел быстро и резко.
И ей осталось лишь принимать его, вскрикивая, ныряя в бушующую бездну удовольствия и тягучий темно-красный мед наслаждения. И ее жалобная, почти кошачья песня смешивалась с тяжелым жадным дыханием из-за спины и мерными сильными звонкими ударами-шлепками.
Она ощущала, как внутри нее, касаясь горячей плоти, скользят бусинки, спрятанные под кожей. Вцеплялась ногтями в кожаную обивку почти до боли и стонала. Места даже в таком просторном салоне для ее партнера было маловато, поэтому, чтобы не упираться головой в потолок, он наклонялся ниже, обжигая ее жаром своей кожи. Он скользил в ней жадно и требовательно, с силой притягивая к себе и сжимая ладонями ягодицы. Сильнее. Сильнее.
Очки давно спрыгнули с переносицы Арины и уже валялись под сидением. Ее это не беспокоило. Внизу живота рос горячий пульсирующий клубок.
— Еще, — жадно ловя ртом воздух, попросила она, — быстрее…
Она не знала, чего просит. Он стал двигаться все энергичнее и быстрее, часто дыша. Почти разрывая ее напополам от сильнейших толчков. Его ладонь скользнула по ее бедру вниз и звонким шлепком опустилась на ягодицу. Девушка взвизгнула от боли, резанувшей на мгновение искрами, и ощутила горячую волну, скручивающую мышцы. Место удара жгло огнем, но она уже чувствовала другое.
Горячее и упругое, натягивающее кожу, прошитую шариками бусин, врывалось теперь в нее с невероятной силой. Дикарь отпускал ее и вновь притягивал к своим бедрам, грубо, жестко, будто вбивая себя в нее. Он больше не был нежным и ласковым, он проникал в ее полыхающую жаром мягкую влагу глубже, глубже и глубже.
Заставляя чувствовать самым-самым кончиком себя изнутри, до боли упираясь в расходящиеся перед ним нежные и подающиеся напряженные ласковые мускулы. Сжимающие, охватывающие и старающиеся коснуться всей длины напряженной мужской твердости. Он наливался внутри нее толщиной, касаясь каждого миллиметра гладких мокрых стенок, упруго дрожащих вокруг него. Сильнее. Быстрее.
И он дал ей огня. И тот разросся, угрожая спалить их обоих. Мышцы Арины натянулись, как канаты. Живот напрягся и сладко задрожал.
Когда внутри вдруг взорвалось обжигающее жидкое пламя, она закричала, не смущаясь, сплетая себя с его низким рычанием. И уже не видела, как слетели его непроницаемо-черные очки. Как вспыхнули линии тату, как в глазах зажглось безумное белое пламя…
5
Медея протянула руку к вычурному, из меди и латуни, ретро-телефону. Взяла в руку и нажала на кнопку коммуникатора.
— Лонни, зайди, пожалуйста. Надо познакомить Елизавету с местом работы и коллегами. — Она положила трубку на рычаг и поправила очки. — Сейчас он придет. Думаю, тебе у нас должно понравиться.
— Спасибо, — Лиза решила, что можно встать. Вскочила и хотела подать ей руку, но, быстро передумав, зачем-то кивнула головой. Почти отвесила поклон и, краснея, мысленно обругала себя. — Спасибо вам за доверие.
— Пока не за что.
В дверь постучали, через секунду в проеме показалось довольное лицо Лонни. Девушка еще раз кивнула в сторону Мисс Смоук и направилась к нему.
Когда они выходили, Лиза вдруг ощутила неприязненный взгляд Медеи, скользнувший по ее спине. Обернулась — так и есть. На лице женщины блуждала странная ухмылка.
Что такое? Неужели она смогла выдать свое волнение из-за господина Деймона?
Дверь за ними закрылась.
— Сейчас я быстренько проведу тебя по отелю. — Красавчик ласково приобнял ее за плечо. — И передам в руки Поли, она обрисует тебе фронт работ.
— Здорово! А кто такая Поля?
— Апполинария. Горничная. Она твоего возраста, так что вы должны подружиться.
Лизе было все равно, с кем работать, лишь бы он никогда не убирал руку с ее плеча.
— Отлично. — Она поспевала за ним, быстро перебирая ножками по зеленому ковру. — Значит, ты покажешь мне здесь всё?
— Да. Правда, меня ждут на ресепшене, — Лонни виновато улыбнулся, — но ради тебя я готов немножко задержаться.
Она чуть не захлопала в ладоши! Нет, кажется, захлопала. Вот ведь… Лиза опустила руки и сцепила ладони в замок. Нужно постараться не вываливать перед ним напоказ свое счастье. Хотя бы сейчас. Мужчину полагается томить своей неприступностью. Подольше. Но в этом деле важно не передержать, а просто довести до готовности.
Красавчик взял ее кисть в свою (он сам взял ее за руку, тысяча чертей!) и повел по коридору. И это было так правильно и естественно, словно они вот так ходили каждый день. За руку. Может, здесь так было заведено? Или у него лично? Касаться каждого, с кем хотя бы знаком или работаешь вместе.
Но Лизе нравилось. И она не стала противиться, просто шла за ним и слушала. И смотрела на роскошь и красоту, которыми не уставал поражать ее отель в каждом из своих уголков.
На второй этаж они заглянули лишь одним глазком, зато обошли весь первый. Посетили библиотеку, где книг было больше, чем она когда-либо видела за свою жизнь. Осмотрелись там, но для чтения пока ничего не взяли, лишь потрогали корешки старинных изданий, что напугали девушку своей ветхостью и толстым слоем пыли.
Затем посидели на каменном уступе у небольшого фонтанчика в холле. Послушали журчание воды и нежные трели канарейки, что сидела на жердочке в позолоченной клетке, висевшей в углу, в тени карликовой пальмы, стоявшей рядом в деревянной кадке.
Там девушка попробовала коктейль из мякоти манго, принесенный Лонни для нее из бара ресторана. Он что-то говорил об особенных гостях, который приезжают в отель. И их особенных запросах. Она кивала в ответ, но почти ничего не слышала: тонула в его голубых глазах.
Затем экскурсия продолжилась. Лиза ощущала себя маленькой девочкой, попавшей в странную сказку. Почти Алисой в стране чудес. И ей тоже хотелось приговаривать на каждом шагу про «чудесатее и чудесатее». Охать и ахать, бесконечно указывая пальцем то на одно, то на другое. Наконец, возле большого круглого окна она остановилась и спросила:
— Посмотрим?
— Конечно, — согласился Лонни, улыбаясь.
Он подвел ее ближе и отпустил руку.
Девушка прижалась носом к стеклу и замерла от неожиданности. Ночью она не могла заметить того, что становилось таким очевидным сейчас: старинный особняк, в котором ей теперь предстояло трудиться горничной, располагался на самом краю обрыва. Море, залитое лучами света, оставалось далеко внизу. Оно было повсюду и ограничивалось лишь линией горизонта.
— Ух, ты! Постой, а как…
— К отелю можно подъехать только с обратной стороны.
— Я и не видела, ночью ведь приехала.
Маяк в дневном свете теперь казался ей тоненькой спичкой на срезе берега вдали справа. Низко над водой кружили чайки.
Лиза встала на цыпочки и посмотрела вниз. Отель уходил вниз десятками окон и впивался в землю, омываемую хлесткими волнами, где-то за пределами видимости. Вроде как краешком глаза, уже уходя, она увидела какой-то не совсем камень у основания. Что-то похожее на… колонну? Как у греческих храмов? В отеле? Да ну…такое могло только показаться ее беспокойному воображению.
— Второй этаж у нас для особых гостей, третий — для посетителей. Я принимаю их, помогаю заполнить документы, провожу в номер, решаю некоторые мелкие вопросы с размещением. Остальное — на тебе и других горничных.
— Что с распорядком дня?
— Все строго, после окончания рабочего дня тебе лучше находиться у себя в комнате.
— Вот как…
— Ты не переживай, у тебя будут выходные. Ты сможешь потратить это время в своих личных интересах.
Ей показалось или он подмигнул ей сейчас?
— Здорово…
— Хозяин бывает суров, но в целом он справедливый и благодушный. — Лонни толкнул дверь, и они оказались в просторном, хорошо освещенном помещении. — Просто так никого на тот свет не отправит, только за дело.
— Какой ты шутник! — хихикнула Лиза.
— Я не шучу.
Да, пожалуй, его лицо оставалось таким же серьезным, как и минуту назад. Ну, не в средневековье же они живут? У нас в стране свобода. Двадцать первый век: не понравилось, как с тобой обращаются, собрал чемодан и ушел.
Так ведь? Но Лонни отрицательно покачал головой. Он, что, и мысли ее читает? А сразу предупредить нельзя было?
— Странно все у вас тут. — Сглотнув, произнесла она. — Загадочно…
— Не переживай. Ты скоро будешь чувствовать себя единым целым с отелем.
— А ваш хозяин…
— Ты видела его?
— Да.
— Он могущественный человек. Это все, что тебе пока нужно о нем знать.
— Но я любопытная…
— Еще слишком рано. — Лонни взял ее за плечи и развернул лицом к большому старинному зеркалу, висевшему на стене. Оно было облачено в оправу из металла овальной формы с коваными стеблями и бутонами цветов по краям. И было таким большим, что можно было увидеть себя во весь рост. — Тебе просто нужно познакомиться с… особенностями этого места. И привыкнуть.
— Место, как место. Только очень роскошное.
Он стоял сзади нее и аккуратно придерживал за плечи. Сердце Лизы замерло. Именно такой она бы хотела видеть свою жизнь: красивая пара — Он и Она. Стоят на семейном портрете, слегка касаясь друг друга, но с невероятной теплотой и трепетом, и словно светятся, передавая в окружающий мир свои чувства. У них все хорошо, они созданы друг для друга. Они влюблены.
Она в красивом платье, непременно алом. Таком шикарном, что захватывает дух. Складки на пышной юбке отливают красными рубиновыми всполохами, шелк стр