Через полгода я встретился с человеком, бывшим милиционером, из первого частного сыскного агентства „Алекс“. Это агентство нанял Заславский — председатель исполкома Октябрьского района города Москвы. Он рассказал мне, что, когда они пришли в милицию для расследования убийства Александра, им ясно объяснили, что никаких материалов дела им не дадут. Дошли до заместителя министра МВД, который также не разрешил выдать им никаких документов. Таким образом, милиционеры еще тогда намекали, что убийство Александра Меня — дело рук КГБ».
«Общественное мнение свой приговор по этому делу давно вынесло: отец Александр убит по наущению КГБ. Бессмысленно упрекать общественное мнение: по отношению к Лубянке презумпция невиновности отсутствует», — пишет на своем сайте священник Яков Кротов.
В интервью изданию «Афиша-город»[359] Вячеслав Иванов привел устное свидетельство последнего руководителя КГБ СССР: «Я был близок со священником Александром Менем, убитым в 1990 году, по-видимому, сотрудниками КГБ — во всяком случае, мне это подтверждал в личном разговоре Бакатин[360], когда он стал министром на короткое время».
Следователь по особо важным делам Генпрокуратуры РФ Владимир Соловьев в интервью 5-му телеканалу упомянул, что следствием проверялась версия причастности к убийству Александра Меня спецслужб, но проверка ни к чему не привела. Это неудивительно, поскольку многотомное дело Александра Меня в архивах КГБ остается строго засекреченным. Глеб Якунин в период его депутатства в Государственной думе I созыва с 1993 по 1995 год и сын Александра Меня Михаил[361] в период его работы на высоких государственных должностях Российской Федерации с 1999 по 2020 год не смогли получить никаких существенных материалов КГБ, относящихся к последнему десятилетию жизни отца Александра. Краткую информацию в этой связи предоставил полковник КГБ Владимир Сычев, курировавший новодеревенский приход, в протоколе допроса от 18 мая 1992 года: «Мень попал в поле нашего зрения как человек, осуществлявший связь с иностранными гражданами, представителями капиталистических государств. Нас интересовало содержание и характер встреч». Была также опубликована одна из докладных записок Сычева вышестоящему руководству середины 80-х годов: «По объекту ДОН Миссионер через агентуры продолжалась работа по изучению оперативной обстановки, складывающейся в связи с выступлением по ЦТ Маркуса. Агент Никитин маршрутизировался в Загорский район к Миссионеру, где провел с ним ряд бесед. По этому вопросу получена информация, заслуживающая внимания органов КГБ. Сычев». Очевидно, что эта информация нейтральна по отношению к теме убийства. Несмотря на то, что Сычев подтвердил факт «внедрения» в приход двоих сотрудников КГБ, эти люди допрошены не были и их подлинные фамилии остались засекречены.
От внимательного взгляда историка и исследователя не может ускользнуть еще один крайне важный факт. Неудавшийся военно-экстремистский государственный переворот августа 1991 года[362], в результате которого члены самопровозглашенного Государственного комитета по чрезвычайному положению (ГКЧП) заявили о том, что вся власть в стране переходит в их руки, первоначально планировался на сентябрь 1990 года. В рядах путчистов были влиятельные политики и руководители армии, КГБ и МВД. 8 сентября 1990 года командующим Воздушно-десантными войсками генерал-полковником В. А. Ачаловым был отдан приказ командирам Тульской, Псковской, Белградской, Каунасской и Кировабадской воздушно-десантных дивизий выдвинуться в Москву «в состоянии повышенной боевой готовности»[363]. Однако вскоре организаторы изменили свою тактику и закамуфлировали готовящийся переворот. 11 сентября на заседании Верховного Совета СССР Борис Ельцин выступил с заявлением, что к Москве двигаются десантные армейские части. «Нам пытаются доказать, — говорил он, — что это мирное мероприятие, связанное с подготовкой к параду, однако есть сильное сомнение в этом». В ответ с немедленным опровержением выступил в «Известиях» генерал-полковник Ачалов, заявивший, что войска прибыли в Москву для подготовки к параду, а другие воинские части десантников направлены для… уборки картошки. Параллельно с этим была успешно проведена операция по уничтожению документов. Генерал Подколзин, тогда начальник штаба Воздушно-десантных войск, позже вспоминал в интервью газете «Аргументы и факты», что ему лично пришлось уничтожать приказы о передвижении войск в Москву.
Не стало ли убийство отца Александра акцией, запланированной организаторами путча с целью устранения человека, в значительной степени поддерживавшего демократические перемены в стране и обладавшего большим духовным авторитетом?
На панихиде по отцу Александру протоиерей Александр Борисов сказал о том, что его гибель несет в себе огромную духовную загадку: «Бог словно бы хочет сказать нам что-то очень важное — каждому сердцу: что началась битва за Россию, за народ, и в этой битве всегда есть те, кто падают первыми, те, кто идут впереди».
По итогам многолетнего безрезультатного расследования специалисты МВД и Генпрокуратуры сделали заключительный вывод о том, что убийство готовилось не один день, было тщательно спланировано и выполнено высокопрофессионально, с полным отсутствием улик. 9 сентября 2000 года следствие по делу об убийстве отца Александра Меня было приостановлено «в связи с полной исчерпанностью всех возможных следственных действий»[364]. Об этом остается только сожалеть и надеяться на то, что со временем «всё тайное станет явным» и убийцы будут названы.
Глава 7Жизнь после смерти
Смерть отца Александра потрясла Россию и весь христианский мир. В глазах огромного числа людей он был духовным лидером страны. Его нравственный авторитет в какой-то момент оказался сильнее власти. Те, кто задумал и осуществил его убийство, хорошо это понимали. Его убили именно тогда, когда он получил возможность проповедовать миллионам людей, а не узкому кругу рафинированных интеллигентов или деревенских жителей. В этом смысле масштаб его личности был оценен и воспринят его врагами раньше, чем его близкими и почитателями. Отец Александр знал и чувствовал, что силы зла сгущаются над его головой по мере стремительного роста его популярности и выхода на телевидение с возможностью проповеди для огромной аудитории. Однако он ни на йоту не изменил свой график, отказался от какой-бы то ни было защиты или сопровождения, не умерил интенсивности своих выступлений. Однажды отца Александра спросили, боится ли он смерти. Он ответил, что смерти не боится, а боится многого не успеть. А на одной из лекций сказал, что хотел бы дать слушателям как можно больше, пока работают микрофон и голос… Это было его единственной реакцией на сгущающиеся сумерки.
Для учеников отца Александра и прихожан Новой Деревни, всех, кто попал в его орбиту, в сентябре 1990 года жизнь разломилась надвое: до и после его смерти. «С годами этот рубеж всё явственней проступает некоей осью, средоточием жизни и смерти, к которому и от которого стремятся нити наших судеб, вплетенные в простое полотно истории», — пишет Ольга Ерохина.
Страшным представляется свое недостоинство, несоответствие тому высокому образу, который оставил нам батюшка… «Когда я спросил отца Александра, чем могу помочь ему, — вспоминает Олег Степурко, — отец Александр сказал: „Ничего не надо, лишь бы вы были на высоте, вы и все мои духовные дети. Это самая большая помощь“». Быть на высоте, не изменять своему нравственному долгу, как бы ни было трудно — это и есть тот завет, который оставил отец Александр всем своим последователям…
Мог ли отец Александр избежать такой трагичной, насильственной смерти? Да, мог, если бы он отказался от широкой проповеди последних лет и вместо свидетельства о живом Христе, достоинстве и свободе стал бы вести себя как обычный сельский священник, исполняющий требы и говорящий на проповеди то, что «положено», что никого не задевает и принимается людьми как само собой разумеющееся. Но отец Александр не мог изменить себе. В том, что отец Александр остался верен себе и призыву Спасителя, заключается главная его победа.
Эта смерть имела глубокий духовный и провиденциальный смысл. «Мученическая кончина является лучшим завершением святой жизни», — уверен архиепископ Михаил (Мудьюгин), с большим теплом относившийся к отцу Александру. Как истинного апостола, в конце жизни отца Александра ждал мученический венец. Христианский мученик своей кровью свидетельствует о верности Христу и несет весть о Его воскресении. «Отдать себя до конца — это и есть евангельский подвиг. Только этим спасается мир», — сказал отец Александр о матери Марии (Скобцовой) за несколько дней до своей смерти. Слова эти в полной мере можно отнести к его собственной жизни и смерти…
Он пришел в мир, чтобы выполнить свою труднейшую миссию в безбожной стране, в тяжело больном обществе, лучшие представители которого истреблялись собственным государством и войнами на протяжении нескольких десятков лет. И всё же он был счастливым человеком в несчастной стране, потому что его сердце, душа и помыслы всегда были со Христом, ради Которого он любил ближнего как самого себя и нес окружающим слово любви и надежды. Всю свою жизнь отец Александр посвятил христианизации России. Эта миссия была сопряжена с тяжелейшими испытаниями и бременами, с погружением в бездну грехов колоссального числа его духовных детей, что требовало невероятных душевных сил. Эти силы были даны ему свыше, и маленький сельский храм, в котором он служил двадцать лет, стал духовным центром огромной страны.
Все свои дары — писательский, философский и художнический, как и дар глубочайшего психолога и провидца, — он принес на алтарь служения Господу, избрав священнический путь. Говоря об истоках тоталитаризма и культа личности Сталина в нашей стране, отец Александр отмечал: «В каком-то смысле катастрофа была предопределена нравственным и духовным разбродом в интеллигентской среде начала века». Поэтому он всегда уделял особое внимание работе с интеллигенцией, помогая ей обрести твердую нравственную почву под ногами. Однако батюшка был не только «миссионером для племени интеллигентов», по меткому слову Сергея Аверинцева