Среди его духовных чад были многие представители интеллигенции, в том числе пианистка Мария Юдина. Как рассказывали об отце Николае, он проповедовал с таким горячим убеждением, мольбой, просьбой, что на его слова отзывались даже самые черствые сердца. Незадолго до смерти он крестил дочь Иосифа Сталина Светлану Аллилуеву, которая впоследствии так вспоминала об отце Николае: «Я никогда не забуду наш первый разговор в пустой церкви после службы. Подошел быстрой походкой пожилой человек с таким лицом, как у Павлова, Сеченова, Пирогова — больших русских ученых. Лицо одновременно простое и интеллигентное, полное внутренней силы. Он быстро пожал мне руку, как будто мы старые знакомые, сел на скамью у стены, положил ногу на ногу и пригласил меня сесть рядом. Я растерялась, потому что его поведение было обыкновенным. Он расспрашивал меня о детях, о работе, и я вдруг начала говорить ему всё, еще не понимая, что это — исповедь. Наконец я призналась ему, что не знаю, как нужно разговаривать со священником, и прошу меня простить за это. Он улыбнулся и сказал: „Как с обыкновенным человеком“. Это было сказано серьезно и проникновенно. И все-таки перед тем как уйти, когда он протянул мне для обычного рукопожатия руку, я поцеловала ее, повинуясь какому-то порыву. Он опять улыбнулся. Его лицо было сдержанным и строгим, улыбка этого лица стоила многого».
Отец Николай был человеком демократичным и открытым к общению, в том числе и с людьми неверующими. Несомненно, Александр Мень многое воспринял из опыта пастырства отца Николая. Более того, есть несколько видимых параллелей в их судьбах, которые очень сближают их. Оба они получили светское образование в области биологии, прежде чем стать священниками, что помогало обоим находить общий язык с широким кругом людей, и в частности с интеллигенцией. Оба были широко образованными людьми. Отец Николай, будучи сыном профессора Московской духовной академии, с детства перечитал значительную часть книг из его профессорской библиотеки, в то время как отец Александр самостоятельно собрал редкостную по качеству и разнообразию библиотеку и сам внес весомый вклад в мировую духовную литературу. Оба они часто обращались к книгам в общении с духовными чадами, предлагая им осмыслить духовный опыт Отцов Церкви и писателей разных эпох. Отец Александр и отец Николай были сторонниками открытого христианства, в котором важны личность человека и спасение его души, а не формальная, обрядовая сторона религии. Центром и смыслом жизни обоих был Христос. Оба священника избрали пастырский путь в атеистическое время «выжженной земли» в России и постоянно ощущали на себе давление со стороны власти, но при этом бесстрашно несли людям свою проповедь Христа, наставляя и укрепляя в вере. «Со студенческих лет особенное значение имели для меня пример и установки моего духовника о. Николая Г., который до самой своей смерти не оставлял меня своим попечением и дал мне еще один высокий образец „открытости“ к миру, служения в духе диалога», — указывает Александр Мень в письме к Е. Н.[72]
Впоследствии, наставляя Александра на путь священства, Николай Александрович говорил: «С интеллигенцией больше всего намучаешься (это он знал из своего опыта)». «Но он был именно пастырем этого духовно заброшенного сословия, и мне его завещал», — вспоминал впоследствии протоиерей Александр Мень.
В первый год студенчества Александр открыл для себя Флоренского. «Я никогда не забуду, — писал он значительно позже художнице-иконописцу Юлии Николаевне Рейтлингер, — то впечатление, которое произвел на меня „Столп“[73] в 53 г. Он был для меня окном в мир необычайных прозрений». На скучных лекциях Александр читал труды Флоренского, разрезанные на отдельные листки, чтобы это не было заметно, и параллельно с легкостью отвечал на вопросы преподавателей по теме лекций. На втором курсе, помимо глубокого изучения биологии и антропогенеза, он посвятил значительное время творчеству и проектам будущих работ. Вот как он фиксирует основные направления самообразования в 1954 году:
«Первый том „Исторических путей христианства“[74] (Древняя Церковь) написан. Антропогенез. Новый толчок дала лекция Я. Рогинского[75] в Политехническом музее. Много хожу на концерты. Складывается концепция шеститомника (в Приокском заповеднике, где бывал раз семь)».
Каждое воскресенье он по-прежнему ездил в церковь Иоанна Предтечи, прислуживал в алтаре, читал и пел. Здесь образовался круг духовно близких ему друзей.
В семье Кирилла Вахромеева, уже упомянутого ранее, часто звучала музыка. Его отец, представитель старой культурной интеллигенции, преподавал в Московском музыкальном техникуме имени братьев Рубинштейн, был директором музыкальной школы имени Прокофьева и автором ряда музыковедческих работ. Мать была религиозным человеком, воспитавшим Кирилла в вере. Впоследствии Кирилл строил церковную карьеру, но сохранил глубокое уважение к деятельности приходских священников и самые теплые чувства к отцу Александру. Благодаря ему отец Александр мог брать домой книги из обширной библиотеки при Московской духовной академии, что давало неоценимое преимущество в работе. Иногда Кирилл (впоследствии митрополит Филарет) привозил из-за границы важную для работы отца Александра богословскую литературу, а также помогал организовать переводческие заработки для нуждающихся из его паствы. Став в 1989 году Патриаршим экзархом всея Белоруссии, Филарет организовал публикацию ряда статей отца Александра в ежемесячном православном журнале «Stimme der Orthodoxie», издававшемся в Берлине местной епархией Московской Патриархии.
Владимир Рожков, второй товарищ Александра из прихода, был послушником Троице-Сергиевой лавры и также в те годы прислуживал в церкви Иоанна Предтечи. После окончания Московской духовной семинарии и Ленинградской духовной академии он стал диаконом в этой же церкви. Впоследствии отец Владимир был назначен настоятелем Николо-Кузнецкого храма в Москве. Он обладал проповедническим даром и принимал участие в работе Христианского церковно-общественного канала, рассказывая в своих радиопередачах о современной жизни западных христиан. С отцом Александром его сближало и то, что он был противником многих предубеждений против католичества в православной среде.
Близким Александру по духу был и третий молодой человек, прислуживавший в церкви Иоанна Предтечи в те годы и также впоследствии ставший приходским священником — Сергей Хохлов. После воскресной службы друзья часто собирались у него дома для общения.
Ранней весной 1954 года Александр познакомился со своей будущей женой — Натальей Григоренко.
«Мы учились на разных факультетах в одном институте: я на товароведческом, а он на охотоведческом, — вспоминает Наталья Федоровна Григоренко. — И у них были одни мальчики, а у нас почти одни девочки. Институт был в Балашихе, и прямо за зданием института шла дорога на Москву. Можно было пройти через лесок на станцию и доехать до Москвы на электричке, но мы обычно выходили на дорогу и голосовали, тогда было принято ездить автостопом. Нас довозили до метро, так было и быстрее, и веселее. И вот как-то мы, девочки с товароведческого, стояли кучкой, а мальчишки другой кучкой неподалеку. Остановилась машина, мы влезли в крытый кузов, и за нами мальчишки попрыгали туда же. Ну и будущий отец Александр, а тогда Алик, подошел к нам с подругой и говорит: „Девочки, вот вам билеты, у нас будет вечер охотоведческий, приходите!“ Так мы и познакомились.
Он очень чудил тогда. Никто не ходил в сапогах. А он ходил в сапогах и в галифе. В шляпе и с полевой сумкой через плечо. А потом еще и бороду к этому отрастил, что по тем временам было очень экзотично. Меня это не пугало, но ребята из нашей группы говорили мне: „Чего ты с ним встречаешься? Смотри, какой он чудак“. А он с этой полевой сумкой не расставался, у него там была Библия, и он ее за собой таскал и читал везде. Его даже прозвали в институте — „Мень сумчатый“. А еще на вечеринках, если ему там надоедало, он залезал под стол, клал под голову свою полевую сумку и спал. Он меня предупредил, что он верующий, сказал, что „в планах у меня стать священником“. Я ему сказала: „Если ты этого хочешь, то давай“».
Как вспоминает прихожанин новодеревенского храма Михаил Завалов, отец Александр рассказывал ему о том, что с юных лет очень ответственно относился к режиму: «В молодости, — говорил он, — я в любой компании, что бы интересное там ни происходило, в какой-то момент говорил: „Ну, я пошел“. Иногда я казался из-за этого монстром. Но — только благодаря этому мог многое совершить. Впрочем, был и у меня один день в неделю — для лирики, когда я ложился во сколько угодно. Это когда я ухаживал за своей будущей женой».
Семья Натальи переехала в Подмосковье с Украины перед самой войной. Ее отец стал работать агрономом в совхозе недалеко от станции Хотьково Ярославской железной дороги, где они и обосновались, мать пела в одном из московских церковных хоров. Наталья, как и все ее подруги, была тогда неверующей. Воспитание и семейный уклад Александра и Натальи были совершенно различными, но их объединила любовь. Александр увидел в Наталье верность, трудолюбие и житейскую мудрость. Он понял, что такая женщина будет хорошей матерью его детям и заботливой хозяйкой дома. В спутнице жизни он не искал помощницы в своих трудах. С глубокими религиозно-философскими вопросами бытия, творческими поисками и служением он привык разбираться самостоятельно.
Александр был убежден в том, что в момент влюбленности любой человек переживает состояние вечности, переживает встречу с Богом.
Вот как впоследствии отец Александр говорил о любви новобрачным, которых он венчал: «…Только одно важно — найти и вырастить любовь. Любовь появится у вас примерно месяцев через 16 после совместной жизни. Признак будет: спокойно, без напряжения молчите вместе. Без смущения. Просто спокойно молчите. Это значит — уже есть любовь. Любовь — это когда дышишь другим человеком, как воздухом, и даже иногда этого не замечаешь. Но когда этот воздух отнимается, ты начинаешь задыхаться. На свете нет ничего из земных вещей более стоящего, чем любовь. Все остальное — пыль дорожная…»