После окончания сборов, сидя за садовым столиком, Александр разговаривал с друзьями о том, что христианство бросило вызов многим философским и религиозным системам, но одновременно ответило на чаяния большинства из них. По словам Александра, запомнившимся Анатолию Четверикову, самое сильное в христианской духовности — это не отрицание, а утверждение, охват и полнота. В христианстве, как и в буддизме, присутствует стремление к избавлению от зла. Как и в исламе, несомненна абсолютная преданность человека Богу. Христианство не противоречит и пантеизму, утверждающему, что Бог присутствует в каждой капле мироздания. Но главное в христианстве — это Христос, в Котором явлено соединение ограниченного и временного человеческого духа с бесконечным Божественным. Александр говорил о победе христианства над злом, начавшейся в ночь Воскресения и продолжающейся, пока стоит мир. «В этот раз, — заканчивает свой рассказ Анатолий Четвериков, многие узнали, насколько глубоки его знания в вопросах религии, и еще более прониклись уважением к нему».
«Вспоминаются и смешные случаи, — пишет Валентина Бибикова. — Из института наши мальчики выходили лейтенантами запаса. Была военная кафедра, были военные лагеря в Бурятии. В лагерях на марше запевали Мень, Мамаев и Вострокнутов. Хорошо пелось, когда шли из столовой, а когда натощак — не очень».
«Старшина решил проучить нас, — продолжает Анатолий Четвериков. — Перед этим прошел редкий в это время года дождик, и на дорогах образовались лужи. Суровый старшина приказал запевать, но запели только несколько человек в строю. Тогда было приказано: „Бегом марш! Стой! Ложись!“ Все обежали лужу, но Алик не сворачивал и при сигнале „Ложись!“ плюхнулся в лужу. Больше старшина не пытался становиться против большинства, и вскоре мы стали друзьями. Он стал всегда защищать нас перед старшими офицерами. Службу Алик нес исправно, стрелял из всех видов стрелкового оружия хорошо, но броски у него не получались. Учебная граната далее полутора-двух метров у него не летела. Капитан не верил этому и заявил, что боевую-то он бросит далеко. Дошло дело и до боевых гранат. Когда Меню вручили гранату, он вежливо спросил маленького капитана: „Вы действительно хотите, чтобы я ее бросил?“ — „Бросай!“ Александр вырвал чеку и аккуратно положил гранату на край бруствера. Маленький капитан не растерялся и сбил с ног могучего Меня, закрыв его своим телом. Мы все лежали на дне окопа. Взрыв не принес никому вреда, но изрядно всем засыпал песку за воротники. Больше Алику гранат не давали, даже во время учебных боев и марша на сорок километров в расположение „противника“. Но вместе со мной Александра отправляли в разведку. Мень, как и все, дал военную присягу».
Вот как Александр рассказывал Наталье о занятиях на военной кафедре:
«Здравствуй, дорогая Наташенька! Вот уже две недели, как я действую в роли солдата. Не сказал бы, чтобы это было похоже на курорт, но не так уж это ужасно, как рассказывал Глеб. Жизнь наша примерно такого характера. В семь часов орут подъем. Нужно моментально встать, одеться, умыться и пр. Потом 45 минут бегать и на турнике. Это не доставляет мне никакого удовольствия. Счастье, что погода не очень жаркая. Потом — учения. Бесконечные маршировки по пыльным дорогам, с шинелью, лопатой, автоматом и противогазом. В кирзовых сапогах. 14-го числа приняли военную присягу. Всё время на стрельбище. Палим из всех видов оружия. Целые дни на полигоне. В долине между гор часто ночные занятия. Стрельба, ракеты, атаки, танки и пр. Это довольно интересно.
Личного времени нет. То оружие чистим, то муштра, то учения. Но я умудряюсь и читать и даже писать. Приходится урывать по 5 минут в окопах. Выроешь, замаскируешься, поставишь автомат и понеслась. Без сумки очень плохо. Даже Библию мою портативную некуда класть. Но теперь ношу ее с разрешения командира взвода под гимнастеркой. Даже ходил с ней раз пять в атаку. Атака — вещь забавная. Сначала рота ползет по полю со всем снаряжением, а со стороны противника палят холостыми. Потом окапываешься, делаешь себе ямку в полный рост. Стрельба. Потом командир орет: „В атаку вперед!“ Вылезаем с криками „Ура“, стреляя на ходу, бежим. Бежать надо быстро, кидать гранаты, а тут газы. Надо надевать противогаз и бежать, и так с километр. А потом всё снова. Танки впереди.
Кормят нас плохо. Одни каши пшенные. Несколько прижимает. Ко мне офицеры относятся пока хорошо, даже бороду не тронули. Она здесь производит даже эффект…»
Из писем Наташе о жизни вне военных сборов:
«Здравствуй, Наташенька! Сегодня у меня решающий день. Декан, видимо, сломился. Уже записал нас в Приокский. В этом случае я на этой неделе или в начале той покину Иркутск. Уже начал собирать вещи, хотя и сессия не кончилась. А на горах Хамар-Дабси еще на сотни метров снег. Очень-очень красиво выглядит. Их видно с того берега, на котором я стою. А расстояние 60 км. Они как будто в воздухе висят. Очень красиво.
Прочел изумительную книгу „Путешествие на Кон-Тики“[78]. Она прошумела по всему миру. Миллионы экземпляров. Понимаешь, один швед в 1947 году на 9 бревнах переплыл Тихий океан. За ней у нас гонялись все, но достать ее в Иркутске было невозможно. Мне ее подарила дочка Скалона. Если ты ее встретишь, прочти обязательно. У меня за этой книгой установилась очередь.
Тут у нас, наверное, реактивные самолеты будут ходить. Если их рейсы начнутся до моего срока, то обязательно полечу. Интересно попробовать. 6 часов вместо 6 суток!
В общем, куча всего интересного. Целую, твой Алик».
«Здравствуй, Наташенька! Получил твою телеграмму. Спасибо. Я сейчас прекрасно себя чувствую. Скоро уже будет мало времени, поэтому забаррикадировался дома и чрезвычайно доволен. Только раз вылез в общежитие и ходил в кино. Ты смотрела „Неоконченную повесть“? Если нет, то посмотри. Давно у нас таких нормальных и естественных фильмов не было. Живые люди, живые отношения и чувства и без лозунгов.
Между прочим, я с каждым днем всё более и более убеждаюсь, что попал лет на 25 назад. Такие здесь дикие представления, предрассудки и нравы. Даже в местных газетах появляются такие статьи, которые позднее 1930 года в Москве не могли бы появиться.
После долгих размышлений и наблюдений я принял окончательное решение: после института, приблизительно, официально посвятить себя тому делу, которое влекло меня всю жизнь. Биология остается как любительство. Если мы хотим в дальнейшем быть вместе, то возникают следующие трудности (если же нет, то всё решится само собой): во-первых, я хочу видеть в тебе и друга, который бы разделил мои взгляды, убеждения и идеалы. Во-вторых, переход мой на официальное положение естественно отразится на твоем положении. В-третьих, возможные трудности во всех отношениях, которые встретятся мне, будут касаться и тебя.
Разрешение этих трех вопросов может, по-моему, быть следующее: во-первых, или ты сразу откажешься от всего, и тогда твое ответное письмо мне будет последним, и мы больше не встретимся. Или же ты сразу будешь согласна на всё, что я себе с трудом представляю. И, наконец, третий вариант, если ты, дав предварительное согласие, постепенно разберешься сама (помочь я тебе на расстоянии могу мало) во всех вопросах и подойдешь к ним более сознательно. Это до какого-нибудь срока, хотя бы до моего возвращения этим летом. Почему я ставлю всё это ребром? Потому что я решил окончательно, а наши с тобой отношения требуют от нас каких-то обязательств, поэтому мы должны решить сразу. Я тебя очень прошу, милая, сразу же ответь мне и ясно вырази свою мысль. Жду с нетерпением. Теперь уже „посмотрим“ говорить нельзя. Целую, Алик».
Приведенное выше письмо датировано 7 ноября 1955 года. Вопрос о будущей семье Александра Меня решался в те недели и месяцы…
Наталья ответила пониманием и согласием. На четвертом курсе института в один из приездов Александра в Москву в 1956 году Александр и Наталья обвенчались в храме Иоанна Предтечи, где Александр прислуживал в прежние годы. Их венчал настоятель, отец Дмитрий Делекторский, в присутствии друзей Александра по приходу и Бориса Александровича Васильева. Вскоре последовало и официальное бракосочетание. В сентябре 1957 года у Александра и Натальи родилась дочь Елена, по-домашнему — Ляля. Жить еще некоторое время пришлось в разных городах — с семьей Алик встречался только во время студенческой практики. Переписка супругов продолжалась.
Попытаемся теперь воссоздать основные контуры внутреннего наполнения жизни Александра в этот период.
Вот краткое описание его программы саморазвития в годы студенчества в Иркутске, последовательно продолжаемой им после окончания школы и первых двух курсов института:
«1955
Иркутск. Начинаю второй том „Исторических путей [христианства]“. Пишу брошюру против баптистов (вполне ортодоксально и мирно). Нахожу Франциска Сальского. Привлекает больше, чем восточные авторы на эту тему (ближе к реальной жизни). Решаюсь найти всю книгу (были две последние части). Потом нашел у Татьяны Ивановны [Куприяновой], жены Бориса Александровича [Васильева]. Вера Яковлевна перевела, и перевод вышел в издательстве „Жизнь с Богом“ [1967]. Пишу очерк критики диамата.
1956
Продолжаю второй том. Собираю материал по шеститомнику. Читаю Вл. Соловьева, Лопатина[79], Лосского[80], массу художественной литературы (Мережковский[81] и пр.). Изучаю теософию. Учусь у одной женщины йоговским упражнениям.
1957
Заканчиваю второй том, довожу до XV в. Начинаю книгу „О чем говорит и чему учит Библия“. Изучаю библейскую критику. Велльгаузен[82]. Читаю много из русской религиозной философии. Особенно поражает Трубецкой, „Умозрение в красках“[83] — об иконах. Киприан