[225], — сказал отец Александр на одной из лекций.
Встречаясь с проявлениями неприятия «мирского» искусства якобы ради изучения духовной литературы, отец Александр был всегда готов поднять свой голос в защиту культуры: «Когда мне какой-нибудь псевдоправославный „ортодокс“ говорит: „Ну что вы читаете светскую литературу! Надо читать Святых Отцов!“ — обычно эти персонажи Святых Отцов не читают. Если бы они читали, тогда бы они знали, скажем, хотя бы книгу святого Василия Великого, одного из величайших наших Отцов, имя которого носит литургия! Специальная книга написана им о пользе для юношества чтения языческих сочинений, языческих авторов. Значит, Василий Великий думает так, а они, ссылаясь на Святых Отцов, думают совершенно иначе. И этим прикрывается не только косность мысли, этим прикрывается язычество, глубоко живущее внутри каждого из нас. Язычество в нас живет»[226].
В своих выступлениях и беседах отец Александр часто говорил о колоссальном влиянии христианства на развитие мировой культуры.
Так, рассказывая о Библии и апокрифах древности и средневековья, отец Александр сказал: «В мировую литературу всегда оказываются вовлечены самые важные, наиболее волнующие людей темы, сюжеты и образы. Поэтому неудивительно, что искусство и литература многократно обращались к Священному Писанию»[227].
Рассказывая о храмовой архитектуре, отец Александр показывает преемственность христианских традиций и в западной Европе, и в России: «Храмы с древнейших времен составляли неотъемлемую часть панорамы города. Как невозможно себе представить Афины без Парфенона или древний Рим без Капитолия, так трудно было бы вообразить Париж без Нотр-Дам, Лондон без Вестминстерского аббатства, а Москву без кремлевских соборов. Храм в городе — это пророк, говорящий о вечности, чей зов раздается среди шума современной цивилизации. <…> Облик христианского храма создавался веками, приобретая в каждой стране и в каждую эпоху свой неповторимый характер»[228].
Духовная связь отца Александра со святыми и подвижниками была несомненной и глубокой. Вот как он ответил на вопрос о том, что входит в понятие святости: «Когда человек всем сердцем посвятил себя Богу, тогда он святой. Конечно, он может пасть, он может быть грешником, но он посвящен: его сердце отдано Богу. Бывает, что человек может быть порядочным во всех отношениях, но быть не святым, а изрядным негодяем. Это святость фарисея, которая описана в Евангелии. Он же был праведник! Он пришел и сказал Богу: „Господи, не убивал, не крал, церковные взносы даю — во всем хорош!“ А кто оказался перед Богом прав? Мытарь, который сознавал свои грехи. Значит, чистым перед Богом быть нельзя. А святость есть любовь к Богу, такая, чтобы Он был центром твоей жизни. И тогда вы увидите, где счастье»[229].
На вопрос о том, зачем молиться святым, отец Александр ответил, используя наглядные примеры: «Когда ты отправляешься в дорогу, ты просишь, чтобы родные тебя помнили, чтобы близкие и друзья за тебя молились. Эта молитва поднимает человека выше обыденности, и мы оказываемся в том мире, где уже не действуют одни слепые законы. Поэтому мы все, в частности люди моего прихода, мы все молимся друг за друга ежедневно и знаем силу этой молитвы. И даже тогда, когда некоторые из нас покидают этот мир, мы знаем, что эта связь сохраняется. Мы обращаемся к ним как к нашим друзьям, как к нашим невидимым помощникам, как к людям, которые с нами духовно связаны. Мы знаем, что все святые живы, что мы — одна семья. Но у них больше духовных сил, и они наши незримые помощники».
В своих книгах и проповедях отец Александр неоднократно обращался к особо почитаемой им Пресвятой Богородице. Вот как, в частности, он ответил на вопрос о значении Девы Марии: «Каждый человек в какой-то степени несет на себе печать своей матери. И телесно, и душевно. Если бы мы с вами ничего не знали о Деве Марии, то уже один тот факт, что эта женщина Его родила, что Она передала Ему черты Своего лица и характера, что Она учила Его первым словам, что Она была Его Матерью, ставит Ее перед нами на бесконечную высоту. <…>
Быть может, глаза Его, и волосы, и голос, и походка были похожи на Нее. Она держала Его на руках Младенцем, Она стояла у Его креста, когда Он истекал кровью. Вместе с учениками Она радовалась, когда Он явился победителем смерти. И сегодня Она простирает омофор над нами, потому что из всех святых Она самая дорогая Господу и нам с вами. Из всех святых Она — самая дорогая. „В молитвах не усыпающая“ — называет Ее церковное песнопение. И мы к Ней взываем: „Пресвятая Богородица, Заступница усердная, Матерь Бога нашего, молись о нас, грешных!“»[230].
«Он говорил, — пишет об отце Александре Андрей Еремин, — что мы можем молиться Богоматери и святым, потому что такая молитва — не столько ходатайство, сколько обращение к людям более сильного духа. Это молитва связи, которая питает духовную жизнь. Обращаясь к святым (на земле они или на небе), мы в любом случае заряжаемся их светоносной энергией. „Бог ради того, чтобы мы могли ощущать Его присутствие, — говорил батюшка, — послал Сына Человеческого; так и дальше Он посылает нам святых, чтобы в них мы могли осязать Его божественность, воздействие благодати на человека, чтобы мы продолжали видеть Христа среди людей не только духовно, но и конкретно“»[231].
Отец Александр не видел необходимости в борьбе с атеизмом, считая гораздо более важной задачей борьбу христиан с собственными грехами: «…Я считаю, что одна из главных установок сегодняшних христиан есть не борьба с атеизмом. С атеизмом боролись много. Я недавно читал стенограмму диспутов двадцатых годов. Очень хорошо там Александр Введенский поносил, прекрасно разбивал Луначарского и т. д. Это была борьба с атеизмом. Но это внешняя вещь. Внешняя. А нам нужно гораздо больше бороться с лжехристианством внутри каждого из нас. Это будет гораздо более важно. Потому что атеизм приходит как продукт нашего недостоинства»[232].
Более того, отец Александр подчеркивал личную ответственность каждого христианина за его поступки, поскольку о христианстве судят по тому, как проявляют себя христиане: «Цель Христа — сделать нас причастными Себе. Приняв крещение, мы становимся Его инструментом. Он должен действовать в нас, и наша трагедия в том, что мы еще недостаточно достойны. Люди безрелигиозные или антирелигиозные правы, когда судят о нашей вере по нам самим, потому что Христос хочет, чтобы мы являли Его, представляли Его и воплощали Его во всем своем облике»[233].
«Позиция гонимого священника, в которой всегда находился отец Александр, привлекала к нему многих антисоветски настроенных людей, — пишет Андрей Еремин. — Они приходили к батюшке, ожидая увидеть в нем одного из лидеров оппозиции, а встречали человека, который говорил с ними о добросовестном труде на своем „советском“ месте, о высокой профессиональной ответственности христиан. Батюшка объяснял им простые вещи: человек морально деградирует, если плохо работает. И это в то время, когда „хорошим тоном“ среди православных считалось бросить свою основную профессию и уйти в сторожа какого-либо храма. Таким людям взгляды батюшки представлялись конформизмом»[234].
Однако отец Александр был убежден в том, что христиане должны быть образцом ответственного выполнения своего профессионального долга — так же, как долга родительского и человеческого.
Пастырское служение отца Александра было основой его деятельности — этот путь он осознал в юности как отчетливый призыв Господа и как призвание, которому впоследствии посвятил более тридцати лет с момента своего рукоположения до конца жизни.
«Литературный, ораторский, душевный, интеллектуальный и все другие его дары служили одной цели — привести человека ко Христу, помочь ему вырасти в меру зрелой духовности, дабы он мог созидать живую церковную общину. <…> Своей жизнью он доказывал реальность евангельских слов: „блаженнее давать, нежели принимать“ (Деян. 20: 35). Он был одним из тех, кто свято служил Христу, исполняя его завет: „Идите и научите все народы…“ (Мф. 28: 19)», — вспоминает протоиерей Владимир Архипов[235].
Свои богословские и литературные труды он рассматривал как еще один способ донести Слово Божие до людей, как часть своего пастырского служения. «Будучи пастырем и историком религий, отец Александр надеялся, что богословскую работу продолжат его ученики, — пишет Андрей Еремин. — В одном интервью он говорил: „У нас люди в основном требуют хлеба, простой пищи. И я работаю в этой пекарне. После меня придут те, кто будет изготовлять пирожные, но моя задача делать хлеб…“ Батюшка всегда шел туда, где нужен был хлеб, „Хлеб жизни“»[236].
«Школа его пастырства давала практические уроки благодарности, мужества, трезвения, любви к слову Божию, конкретного воплощения веры в делах любви. С первых минут общения с ним приходило понимание, что он, ведущий за собой людей, хорошо знает, что такое человек, каков реальный мир, лежащий во зле, прекрасно понимает силу и власть греха, но также знает еще большую побеждающую силу благодати. <…>
…Его пастырство включало в себя: труд рыбаря — он всю жизнь закидывал сети; труд подвижника — негде было главы преклонить; труд молитвенника — непрестанная молитва в любых ситуациях. Это было неизменное состояние благодарности; радостный труд верного раба первого часа, перенесшего зной всего дня; преданность послушного и любящего сына, исполняющего любое повеление Христа не из страха или награды ради, но по любви; несокрушимая готовность следовать словам Христа, а не человека, каким бы великим он ни был», — пишет отец Владимир Архипов.