«Мои райкомовские одноклассники, — заканчивает свой рассказ Александр Кравецкий, — рассказывали мне, что в течение нескольких дней после выступления им постоянно звонило всякое начальство и интересовалось этим мероприятием. Не обвиняло, а именно интересовалось. Даже участковый милиционер приходил и спрашивал, кто это здесь организовал выступление Александра Меня. Но, поскольку буква закона нарушена не была, обошлось без неприятностей и оргвыводов».
Публичное выступление отца Александра Меня создало прецедент, ссылаясь на который, стало возможным приглашать отца Александра для выступлений и в других местах. Приглашения не заставили себя долго ждать. С этого момента начался новый этап в жизни отца Александра — открытая проповедь Евангелия Христова, широкая просветительская деятельность, борьба за духовную свободу в сознании советских людей, против косности и предубеждений, переплетенных с атеистическими вымыслами. «Отношение к Церкви и религии в обществе меняется быстро, почти стремительно, — отмечал отец Александр. — Это ясно чувствуют все верующие. Мы хотим надеяться, что этот процесс будет продолжаться. Люди должны, однако, свободно определять свое отношение к Богу, к бессмертию, к Библии и Церкви. Никакое принуждение — в ту или иную сторону — здесь не допустимо. Несвободный человек всегда будет иметь изуродованную психику». За следующие два с половиной года он прочитал множество лекций на темы, связанные с Библией, христианством, религией, философией и искусством.
«Весной 1987 года я говорил ему о своих терзаниях в связи с тем, что в обществе нашем такой голод по настоящей Правде, а мы, христиане, молчим, — вспоминает Александр Белавин. — А он ответил: „Когда нам будет что сказать, Господь даст нам кафедру, даст телевидение“. И вот, Господь дал.
<…> Помню однажды, это было летним днем 1986 года в саду чьей-то дачи в Пушкино, кто-то спросил его, как он относится ко всему происходящему, т. е. к Гласности и т. д. Он ответил, что относится к происходящему положительно, потому что, пока охотники охотятся друг за другом, зайчик может попрыгать на свободе»[294].
Отец Александр считал, что открывшиеся в период «Перестройки» возможности нужно использовать для того, чтобы строить общину, поскольку главной задачей христианина он видел не просто жизнь по совести и дела милосердия, но построение жизни таким образом, чтобы стать соработником Бога на земле, для чего необходима Встреча с Ним через Иисуса Христа.
Батюшка трезво понимал, что возможность для открытой проповеди Евангелия может оказаться краткой по времени. «Субмарина всплыла, — говорил он, — но ведь в любой момент она снова может опуститься. Всю жизнь меня держали на коротком поводке. Неужели я могу не использовать появившиеся возможности?» И он принял новую ситуацию в стране как Божий Промысел, как новый вызов, которому он должен соответствовать, чтобы любой ценой нести людям Слово. «Чем силен дятел? — говорил батюшка. — Головой. Потому что головой он бьет в одну точку».
Отец Александр начал читать регулярные лекции в московских клубах и домах культуры. Его популярность росла лавинообразно. Если в первый раз, когда он выступил в Доме культуры Института стали и сплавов, за сутки без рекламы, исключительно за счет «сарафанного радио», набралось более тысячи желающих послушать его выступление, то теперь о его лекциях оповещали средства массовой информации, а на стендах объявлений перед залами, где он выступал, заблаговременно висели красочные афиши.
«Отец Александр не цитировал — он делился собственным опытом, — пишет Андрей Тавров. — Он свидетельствовал. Кавычки с евангельских цитат, которые он приводил, были сняты, потому что он осуществил „невозможное“ в своей жизни. Самое большое чудо, которое настигало меня в его присутствии, заключалось в том, что евангельские призывы выполнимы. Что они не невозможны. Я видел перед собой человека, который взял их и воплотил в своей жизни. Он исцелял больных, никогда никого не критиковал и не обвинял, был смирен, обладал огромной духовной силой, сдвигал горы дел, проблем, но самое главное — светился любовью. <…> Одно его присутствие было важнее тысячи цитат из Евангелия. Оно само по себе было проповедью».
Масштаб его аудитории стремительно рос, и отец Александр никогда не отказывался от новых выступлений, если предоставлялась хотя бы малейшая возможность для этого в его графике. Как вспоминает Ирина Букринская, она спросила отца Александра о том, сможет ли он выступить перед небольшой (100–200 человек) аудиторией академического Института русского языка имени В. В. Виноградова, в котором она работала. «Конечно, Ира, это — Клондайк! — ответил отец Александр. — Интеллигенция — это самая неокормленная часть общества! — Я езжу везде, куда меня зовут». Кроме академических институтов и домов культуры, отец Александр прочитал лекции во многих библиотеках, на выставке «Метасимволизм» творческого объединения «Колесо», в Московском доме техники и даже в Театре «На досках».
Большинство слушателей, привыкших к тому, что в залах читают выступления исключительно «по бумажке», были восхищены его четко построенной, свободной речью. Его обширные знания не только в области богословия и истории религии, но также в истории литературы и поэзии, биологии и антропологии, казалось, не знали границ. «Неудобных» тем для него не было — он был готов отвечать на любые вопросы и беседовать с аудиторией любого уровня. «Отец Александр посвятил первые сорок минут или час рассказу о христианстве, — рассказывает Мария Батова об организованной ею лекции в своем музыкальном училище. — Из зала прислали записку: „Как Церковь относится к проблемам секса?“ Зал расхохотался. Отец Александр, смеясь вместе со всеми, сказал: „Да, конечно, секс — это великое дело. Но…“ Дальше он сказал о христианском браке, о верности, о любви, о рождении и воспитании детей, о семье как образе Церкви. Никто больше не смеялся, слушали спокойно и внимательно. <…> От той встречи у меня осталась драгоценная реликвия — афиша. На ней — портрет и слова: „Протоиерей Александр Мень“. К слову „протоиерей“ кто-то приписал сверху букву „в“, получилось — „протоиеврей“».
В этот период батюшка впервые выехал за границу. «Летит время, — пишет Владимир Файнберг, обращаясь в своих воспоминаниях к отцу Александру. — Вас впервые выпускают за границу — в Польшу. „Батюшка, если будет возможность, побывайте в Кракове. Говорят, замечательный город“. По возвращении вы объясняете, что всё время ушло на работу в библиотеках — изучали материалы к своему словарю по библеистике. Было не до поездок». И все же отец Александр успел посмотреть, как работают в Польше воскресные школы и христианские издательства, а также преклонить колени на могиле ксендза Ежи Попелушко[295], убитого сотрудниками госбезопасности за его бескомпромиссную антикоммунистическую позицию. Планировалось, что отпуск отца Александра продлится месяц, но уже через восемь дней он вернулся. Как запомнили прихожане, он говорил, что сделать нужно много, а времени для этого очень мало.
19 октября 1988 года отец Александр впервые выступил в московской школе. Преподаватель этой школы (№ 67), литературовед Эдуард Безносов, хорошо знакомый с отцом Александром, вспоминает, что ему пришла в голову идея пригласить его рассказать детям о Библии и христианстве, и батюшка немедленно согласился, поскольку относился к этому как к своей просветительской задаче. В газете «Известия» тогда же вышла маленькая заметка под названием «Священник приходит в школу», опубликованная при содействии работавшей в издательстве «Известий» мамы одной из учениц. На следующий день после выступления в кабинете директора школы № 67 раздался звонок из районного управления КГБ: «Что у вас там происходит?» Директор, человек не робкий, спокойно ответил: «Ничего особенного. Пришел священник, чтобы рассказать детям о христианстве». На этом расспросы закончились[296].
«Я была в те годы учителем русского языка и литературы (школа № 67), где работало еще несколько ведущих педагогов, — вспоминает Каринэ Черняк, — и наш директор Е. С. Топалер решил в 1988 году пригласить в школу к детям отца Александра Меня. Это была революция! Об этом событии писали едва ли не все центральные советские газеты и некоторые зарубежные СМИ. Действительно, это было что-то, что невозможно было себе представить на протяжении 70 лет. Священник вообще-то не имел права появляться в рясе, тем более проповедовать, в публичном месте, да еще детям. А тут — свободный, радостный священник шел по нашим школьным коридорам, дети высыпали к нему навстречу. В одном из старших классов отец Александр беседовал с ребятами, отвечал на их многочисленные вопросы, отвечал серьезно, не снижая уровня разговора, но в то же время живо и свободно. Не помню деталей, но помню, что у школьников (которых набился полный класс) и учителей было ощущение большого праздника, уникального события. <…> Самое важное — это то, что многие из ребят, которые слушали тогда отца Александра, обретя веру в Бога, пришли в Церковь»[297].
В итальянском католическом журнале «Famiglia сristiana» также вскоре вышла статья, освещавшая факт первого в России посещения советской школы православным священником. В зарубежной периодической печати с этой публикации стали появляться цветные фотографии отца Александра в хорошем качестве.
Впоследствии выступления отца Александра в школе № 67 и других школах стали традицией. Несмотря на свою постоянную занятость, отец Александр в течение учебного года еженедельно приезжал в 67-ю школу и читал в ней цикл лекций «Библия и мировая литература», показывая привезенные им слайды в качестве иллюстраций к библейским и евангельским сюжетам в литературе. Первоначально занятия проходили в учебном классе, но впоследствии желающих послушать его лекции стало настолько много, что местом их проведения стал актовый зал школы. На эти лекции собирались ученики всех профилей, и зал быстро заполнялся. Однажды отец Александр опоздал на занятие на полтора часа из-за того, что, как выяснилось впоследствии, он должен был срочно ехать соборовать своего прихожанина. Как вспоминает Эдуард Безносов, через полчаса после назначенного времени начала лекции он вышел к собравшимся и сказал, что не знает причин отсутствия отца Александра, но школьники дружно ответили, что будут его ждать. Ожидание оказалось не напрасным, и лекция была прочитана.