Отец Александр Мень — страница 95 из 109

[317].

Группы «Веры и Света» готовы принять людей любого возраста. Единственным условием членства в группе для семьи и друзей движения представляется толерантное отношение друг к другу, готовность строить отношения, принимать чужую точку зрения, уважать и видеть личность в каждом. Часто участие в жизни такой группы подталкивает людей к развитию, к поиску новых путей борьбы с недугом. Доверительная и дружественная обстановка помогает сохранять надежду и не бояться трудностей[318].

«Я легко могу себе представить отца Александра в окружении глупых людей, с которыми не будешь разговаривать о Библии или философии, — говорит участник движения „Вера и Свет“ Михаил Завалов. — У нас в Новой Деревне была прихожанка по имени Зинуля из „особых“ людей. Увидев отца Александра, она всегда бежала к нему со словами: „Батюшка мой!“, — и он неизменно принимал ее в свои широкие объятия. Для меня это — картинка из будущего»[319].

Таким образом, «Вера и Свет» несет в себе радость взаимоотношений и дает умственно отсталым людям возможность раскрывать свои дары. По конфессиональной принадлежности российские общины состоят в основном из православных, но не только: например, в петербургской общине много католиков. Движение поддерживает родителей в их трудностях, помогает им лучше понять своих детей и оценить их внутреннюю красоту. Некоторые из родителей, в свою очередь, становятся источником силы и поддержки для других родителей, сломленных страданиями, с которыми им приходится сталкиваться каждый день. Благодаря умственно отсталым людям друзья начинают понимать, что существует другой мир, не похожий на мир конкуренции, денег и материальных удовольствий; слабые и обездоленные приглашают их в мир, где тебя слушают, в мир нежности, преданности и веры.

Глава 5Последний период жизни

В ноябре 1989 года отец Александр Мень был назначен настоятелем новодеревенского храма. К этому времени он стал уже совсем седым и его лицо, всегда красивое, приобрело подлинно библейские черты. «Женя, Вы видите, как мы с Вами поседели, — пошутил он однажды с приехавшим к нему на исповедь Евгением Рашковским. — Мы с Вами стали похожи на Маркса и Энгельса после того, как они развалили свой Первый интернационал»[320].

Батюшка продолжал успевать всё намеченное в его графике, уплотняя время до предела. Когда его спрашивали о том, как ему удается успевать делать так много, он отвечал, что у него есть договор с Господом, которому он отдает всё, что имеет, и всё свое время, а ему также по мере сил дается всё успевать. «Я чувствую себя подобно стреле, которую долго держали на натянутой тетиве», — говорил он. Он воспринимал время как вызов, всегда помня о том, сколько упущенных возможностей послужить Христу осталось уже позади.

6 ноября 1989 года отец Александр выступил по первой программе Центрального телевидения СССР. Ему дали 10 минут времени на «Воскресную нравственную проповедь» с условием ни разу не произносить слово «Бог». Появление православного священника на телевидении было настолько непривычно, что слово «протоиерей» редакторы программы написали с ошибкой.

Свое первое выступление на телевидении отец Александр назвал «Мысли о Вечном». Он выполнил условие, ни разу не произнес слово «Бог», но сказал то главное, что можно было сказать за отведенное время: «Нет ничего случайного во Вселенной. И то, что мы задаемся вопросом о смысле жизни, о цели жизни, о ее назначении, свидетельствует об удивительной тайне, которая присуща только человеку, об удивительном даре — даре духовности. <…> Кто ты, человек? Для чего ты существуешь на земле? Над этим надо задуматься. <…> Вечность отражается в нас. Как солнце отражается в капельках тумана, образуя радугу, — так Вечность отображается в каждой душе человека. Это и есть наша глубина, это и есть то, что может открыть человеку не только смысл его жизни, но и помочь ему найти свой долг, помочь ему найти главное — свое счастье!»

С тех пор, когда батюшка выступал с лекциями, в том числе на радио, люди звонили друг другу, чтобы не упустить шанс услышать его выступление. Прицерковный домик в Новой Деревне стал объектом частых визитов журналистов, которые приглашали отца Александра выступать на радио и телевидении и просили его написать эксклюзивные статьи для газет и журналов. Но одновременно со стремительным ростом его известности и признания в стране и в мире росло раздражение против него тех мрачных черносотенных сил, которые всегда его ненавидели.

«Вспоминаю 1988 год, — рассказывает староста новодеревенского храма Георгий Шиловский[321]. — Когда отец Александр служил и выходил из алтаря, клирос был наполнен старыми бабушками-коммунистками. И порой они ризы с него срывали при выходе, — так они выражали свое отношение к нему — еврею… Он всё терпел, всё молчал… Была на клиросе одна женщина по имени Зинаида. Вот ее слова: „пока отца Александра не выживу, жива не буду!“ И вдруг через два-три дня после этого она внезапно умирает!» Подобных эпизодов в жизни отца Александра было множество, его и его духовных детей часто поносили завистливые и невежественные люди, и самыми частыми поводами для этого были его национальность и веротерпимость.

В среде церковного руководства всегда было достаточно людей, относившихся к отцу Александру с открытой или плохо скрываемой ненавистью. Из воспоминаний Владимира Илюшенко: «Однажды (это было в июле 1988 года) он позвонил мне и спросил, хочу ли я пойти с ним на празднование 1000-летия Крещения Руси[322]. Разумеется, хочу. <…> Казалось, сюда съехалось всё московское и подмосковное священство, все епископы и митрополиты. Когда мы вошли в зал, он был почти заполнен. Мы сели сбоку, недалеко от сцены. Основной доклад был выдержан в осторожных, дипломатичных тонах — о зверствах режима по отношению к Церкви тогда еще не решались говорить открыто.

Неожиданно я ощутил какое-то беспокойство. Я оглянулся вокруг, потом взглянул на сцену. Сидевший за столом президиума импозантный и осанистый почитатель Иосифа Волоцкого[323] смотрел на нас. Но как смотрел! Никогда в жизни я не видел взгляда, исполненного такой прочувствованной, такой сосредоточенной, такой испепеляющей ненависти. Он обладал как бы физической тяжестью. Разумеется, он предназначался не мне, а отцу Александру. Для него это, конечно, не было в новинку, но я содрогнулся. Это была ненависть Сальери к Моцарту.

Вельможный пан заметил, что его сигнал принят, но взгляда не отвел — по-прежнему холодно, давяще, мрачно он сверлил отца своими оловянными глазами. Это были антиподы, живое воплощение света и тьмы.

Я наклонился к отцу и сказал вполголоса: „Старик Державин нас заметил“. Он кивнул».

Те же силы, которые жестоко поносили и критиковали отца Александра при его жизни, продолжили свое черное дело и после его смерти. Критики отца Александра во многих случаях сознательно пытаются очернить его имя, намеренно вырывая из контекста сказанное и написанное им. За рядом исключений настоятели православных храмов и монастырей в течение многих лет не благословляли продавать его книги в церковных лавках, а в отдельных случаях книги Александра Меня сжигали с одобрения правящих архиереев. Так, 5 мая 1998 года по распоряжению епископа Екатеринбургского и Верхотурского Никона из библиотеки и у студентов епархиального Духовного училища были изъяты книги протопресвитеров Александра Шмемана, Иоанна Мейендорфа, Николая Афанасьева[324] и протоиерея Александра Меня и… сожжены во дворе училища. После этого трем священникам епархии было предложено проклясть «ереси» вышеупомянутых авторов, закрепив это присягой перед Крестом и Евангелием. Двое из них это сделали, а третий, отец Олег Вохмянин, отказался, вследствие чего был запрещен в служении «за недвусмысленно высказанное перед лицом Правящего Архиерея и членов Духовной Консистории упорное нежелание способствовать развенчанию опасных и еретических заблуждений»[325]. Ответить на это можно лишь словами самого отца Александра: «Надежды мои чисто мистические, потому что я всё равно верю в победу светлых сил. Я убежден, что сила зла базируется на нашей трусости и тупости, но то, что на протяжении эры беззаконий всегда находились стойкие люди, праведники, мученики… — утешает, это залог того, что дух непобедим и черные призраки всё равно рассеются рано или поздно». Есть и евангельский ответ: «Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать, и всячески неправедно злословить за Меня. Радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда на небесах…» (Мф. 3: 11–12).

Осенью 1989 года по благословению отца Александра в Москве была открыта негосударственная средняя общеобразовательная «Пироговская школа». Первоначально она занимала в здании один этаж. Учителями были в основном духовные чада отца Александра Меня. «Собираясь создавать школу, — рассказывает ее директор Михаил Смола, — я, несмотря на то, что я музыкант по образованию, понимал, что у школы должна быть какая-то идея. С этим вопросом я обратился к отцу Александру, и он сразу предложил мне почитать Пирогова[326]. Я купил томик Пирогова из какой-то педагогической серии и в тот же вечер засел за эту книжку. Концепция Пирогова зиждилась на необходимости гуманитаризации образования и на сближении семьи и школы. То есть вопросами воспитания ребенка должны заниматься и школа, и семья.

Пирогов писал, что крепкая гуманитарная база необходима для человека любой профессии. Недополученные в детстве гуманитарные знания впоследствии получить очень тяжело. Так вот, прочитав Пирогова, я спросил у отца Александра, как бы назвать нашу школу. Он предложил назвать ее Пироговской. Так школа и получила свое имя».