<…> Храни Вас Господь. [прот. А. Мень]».
Будучи полон творческих планов, отец Александр постоянно жил ощущением скоротечности времени и возможности резкого разворота в политике страны в обратном направлении. Трудно однозначно утверждать, что он предчувствовал свой скорый трагический конец, хотя ему поступали анонимные звонки и записки с угрозами, и он, несомненно, понимал опасность, исходящую от его недоброжелателей.
Историк Олег Устинов[339] приводит свидетельство Олега Карпова[340], рассказавшего о странной встрече с отцом Александром в сентябре 1990 года. Первый раз они увиделись в Историко-архивном институте, где отец Александр читал лекции. В первых числах сентября Карпов приехал в Семхоз к своему знакомому и на дорожке, ведущей от станции электрички к дому отца Александра, заметил впереди фигуру священника. Олег Карпов решил догнать его, чтобы поздороваться, но как только приблизился, отец Александр резко отошел в сторону и инстинктивно закрыл себя портфелем. Казалось, будто он ожидал нападения. Олег Карпов растерялся от такой встречи, поздоровался и быстро пошел дальше.
Бывшие «афганцы»[341], которых крестил отец Александр, предлагали ему охрану, но он отказался. Он также категорически воспротивился предложению близких людей из числа прихожан об организации его сопровождения своими силами[342]. При этом многим духовным чадам отца Александра запомнились его исключительные по своей силе и значению для их последующей жизни слова и поступки, относящиеся к концу августа и началу сентября 1990 года. Запомнились и грустные шутки батюшки по поводу собственной смерти. Очевидно, что в эти дни отец Александр стремился дать своим духовным чадам напутствие на их последующую жизнь, довершить незавершенное в той мере, в которой это было возможно…
28 августа на исповеди во время Успенской литургии в ответ на слова Евгения Рашковского о том, что его оскорбляют грубость и нечувствие окружающих людей, отец Александр сказал то, что врезалось Евгению в память на всю жизнь: «Женя, то, что Вы сказали — естественно. Но естественное кончилось. Исчерпало себя. Будем надеяться на сверхъестественное».
«На Успенской литургии в нем чувствовалась некоторая суровость и отстраненность, — вспоминает Мария Рашковская свою исповедь отцу Александру в тот день. — Мне даже показалось, что слова мои не были ему важны. Фактически прервав меня, он сказал мне эмоционально внушительно, что я должна учиться воспринимать всё перед лицом смерти».
В субботу 1 сентября прихожане поздравили отца Александра с тридцатилетием со дня его рукоположения во священника, хор спел «Многая лета». Подходя к кресту, прихожане дарили батюшке цветы, а одна из хористок преподнесла ему написанный ею портрет отца Александра. Его реакция обескуражила дарительницу. «Вы мне это на гроб положите», — сказал батюшка[343].
5 сентября давняя прихожанка Сретенского храма детский врач Ада Тимофеева приехала в Новую Деревню вместе с мужем, чтобы присутствовать на венчании своих молодых друзей. Когда венчание закончилось, отец Александр сказал, что теперь обвенчает Аду с ее мужем, и незамедлительно сделал это, что было полной неожиданностью для супругов, проживших в браке уже 50 лет.
В тот же день отец Александр дал интервью корреспонденту испанской газеты «Эль Паис» Пилар Бонет, в котором сказал о соединении русского фашизма с русским клерикализмом и расцвете антисемитизма в современном российском обществе и, в частности, в Церкви.
Владимиру Илюшенко, который дожидался его после интервью, отец Александр со словами «Memento mori»[344] подарил книгу с «Руководством к благочестивой жизни» Франциска Сальского и несколькими приложениями, в том числе «О приготовлении себя к смерти» и «Подготовительными к смерти молитвами». Батюшка часто говорил прихожанам храма о том, что смертная память помогает людям правильно жить, помня о том, что в любой момент человек может быть призван к ответу. «На прощание он порывисто обнял меня и поцеловал, — вспоминает Владимир Илюшенко. — Я пошел к двери. Но он неожиданно вернул меня и вновь обнял, очень крепко, и вновь поцеловал».
Тогда же Владимиру Илюшенко позвонила его близкая знакомая. Она была смертельно больна и просила поговорить с отцом Александром о ее крещении. Предварительная договоренность с батюшкой уже была, и теперь женщина окончательно созрела для этого шага. На следующий день отец Александр позвонил Владимиру, но в ответ на его просьбу неожиданно резко сказал: «Нет времени», — и предложил обратиться к кому-либо из знакомых священников.
6 сентября он причащал детей в отделении гематологии Республиканской детской больницы. «Отец Александр был в нашей больнице в свой последний четверг на Земле, — вспоминает Наталия Мехонцева, работавшая тогда в больнице. — Он приехал немного уставший, но очень сильный внутренне, как всегда улыбавшийся. Сначала он причащал в отделении искусственной почки, потом зашел в игровую комнату и сказал, что хочет поговорить с детьми. Я не могу с точностью передать его слова, но могу лишь сказать, что он говорил то, что важно было услышать каждому ребенку. А потом все-таки детям пришлось уйти, потому что мамы очень просили утешения. Когда он стал говорить, то мамы плакали. Он говорил о смерти. Для нас это не было странно, потому что все понимали, что многие дети у нас погибают, ведь рак крови — это очень серьезно. И каждая мама понимает, что ее ребенка может ждать такая же судьба. Отец Александр говорил о том, что нужно быть готовым в каждый момент уйти, если позовут. „Может быть, я сам очень скоро уйду, но я молюсь, и я спокойно думаю об этом“, — сказал он. Он говорил о страданиях Христа, и лейтмотивом его проповеди были слова о страданиях земных и о жизни небесной. В конце проповеди напряжение среди присутствующих сменилось умиротворением и покоем. Когда мы вышли из игровой комнаты, он посмотрел на часы — ему пора было идти. Его спросили: „Отец Александр, почему Вы не купите себе машину, не заведете шофера?“, на что он ответил: „Да мне уже катафалк, скорее всего, нужен“. В холле стоял телевизор, по которому показывали православную передачу о Даниловском монастыре. И в этот момент необычайно красиво зазвонили колокола. Он вдруг обернулся к нам, и в его глазах было удивительное сияние, выражение радости. „Вот, уже зазвонили“, — сказал он»[345].
В тот день отцу Александру позвонила вдова отца Сергия Хохлова Вера, которая хотела приехать в Новую Деревню для причастия 9 сентября. Но батюшка отсоветовал, сказав, что в воскресенье «ничего здесь не будет», а через день после этого будет «большое торжество» и что тогда ей и надо бы приехать. Вера подумала, что он имеет в виду свои именины, день Александра Невского, но они приходятся на 12 сентября.
«В конце его жизни, когда на него обрушился поток дел и людей, я однажды зашел к нему в сторожку, — пишет Андрей Тавров. — Он поглядел на меня и улыбнулся, а руки беспомощно и вслепую шарили по столу в поисках ручки, которая куда-то закатилась. И в этом жесте были невероятная боль и предчувствие беды. Потому что с его руками такого никогда не случалось. Не должно было случаться. В него словно вошла трещина усталости. Основной его жест был — привлекающий. Обнять за плечо. Сжать дружески руку во время трудной исповеди. Привлечь к себе. Ободрить».
В пятницу 7 сентября ближе к вечеру отец Александр приехал в Библиотеку иностранной литературы. В большом зале библиотеки начинался его новый курс лекций. «Он пришел раньше, что совсем не типично для него, — вспоминает Дарья Беленькая. — Зашел в кабинет мамы и сказал, что он писал, писал все эти дни и хочет еще успеть поработать до лекции. „Что-нибудь Вам принести?“ — Батюшка встал, и такая радость была на лице. Он остановился, взглянул и спросил: „А что есть? Мне теперь всё можно…“» Дарья ответила, что есть ветчина и сыр, и батюшка согласился на предложенную еду, хотя до того дня всегда строго соблюдал постные дни… Он сказал Дарье, что пишет «очень, очень важное» и что очень много работал в эти дни. Выпив чаю и съев бутерброд, отец Александр пошел читать лекцию. Как всегда, после выступления батюшке задавали вопросы, три из которых особенно запомнились Дарье Беленькой. Отца Александра спрашивали о том, можно ли убить комара (!), можно ли убить священника (!!) и боится ли он смерти… Он ответил только на последний вопрос: «Всё в руках Божиих».
После лекции, закончив чаепитие, отец Александр с Екатериной и Дарьей вышел на улицу, чтобы направиться на Ярославский вокзал, — им было по пути. По словам Екатерины, это был единственный раз в ее жизни, когда отец Александр задал вопрос о том, нет ли у нее в этот день служебной машины. Так получилось, что служебной машины не было. Внимание Екатерины привлекла одиноко стоявшая напротив входа обшарпанная машина с сидящими в ней четырьмя «крепкими ребятами». «Запишите номер, — посоветовал отец Александр. — Вдруг они охотятся за книгами Никиты Струве» (грузовик с книгами «ИМКА-пресс» незадолго до этого прибыл в библиотеку). «Мы шли по Радищевской в сторону метро, — рассказывает Дарья Беленькая. — Мама и батюшка обсуждали общие дела и планы, которых было много. У меня была не очень легкая сумка. У батюшки тоже был не очень легкий портфель, и я не могла понять: то ли сумка такая неудобная, то ли я неправильно иду, так как всё время на пути к метро я оказывалась то между мамой и батюшкой, то батюшка меня подвигал ближе к себе. <…> Я только помню, что эта дорога к метро была для о. Александра неприятной. Он будто нас с мамой от кого-то закрывал… И когда мы вошли в метро, он успокоился. <…>
Вот мы около Пушкино, нам надо пробираться к дверям. Обернувшись, я увидела за собой батюшку. Я повернулась к нему для благословения. Он положил руку мне на голову, поцеловал и сказал: „Расти, Дашенька, ты такая красивая!“».