Но до этого было ещё далеко. Пока же предстояло обустраиваться на новом месте. Помещение в храме, где поселились о. Дорофей и о. Иоанн, сохранилось до сих пор. Это две довольно обширные, но очень скромные комнатки с низкими потолками, расположенные на втором этаже, подниматься в них нужно по узкой лесенке. В одной, разгороженной ширмой надвое, спали, в другой трапезничали. Потом жили постоем в сельских домах, а когда был закончен ремонт колокольни, перебрались туда, в обширные, ныне пустующие келии.
А почти сразу же по приезде в Троицу батюшка предпринял большую паломническую поездку в Рождества Пресвятой Богородицы Глинскую пустынь, которая в то время его особенно привлекала. Основанная в XVI веке в селе Сосновка Курской губернии (ныне Сумская область Украины, в 8 километрах от границы с Россией), пустынь уже в XIX столетии славилась на всю страну традициями старчества. В 1922-м пустынь закрыли, воссоздана она была двадцать лет спустя на оккупированной территории. Но прежний благостный дух монастыря был бережно сохранен и умножен старцами XX века. В конце 1950-х в Глинской пустыни подвизались такие подвижники благочестия, как схиархимандрит Серафим (Амелин, 1874—1958), схиигумен Андроник (Лукаш, 1889—1974), но наибольшее впечатление на о. Иоанна произвёл иеросхимонах Серафим (Романцов), с которым его, скорее всего, познакомил о. Виктор Шиповальников.
Иван Романович Романцов родился 28 июня 1885 года в курской деревне Воронок в крестьянской семье и поступил в Глинскую пустынь послушником в 1910-м, после смерти родителей. В 1914-м был призван в армию, воевал на Первой мировой, был ранен. В 1919-м принял монашеский постриг с именем Ювеналий. После закрытия Глинской пустыни в 1922-м переместился в Драндский Успенский монастырь Сухумской епархии, где четыре года спустя был рукоположен в иеромонаха и принял великую схиму с именем Серафим. Когда закрылась и Драндская обитель, о. Серафим некоторое время жил отшельником в Кавказских горах, а затем перебрался в Казахстан, в окрестности Алма-Аты, где стал сторожем пасеки. В 1930—1934 годах отбыл лагерный срок на строительстве Беломорканала, после чего подпольно жил у своих духовных чад в Киргизии. В 1946—1947 годах служил в Ташкенте, в последние дни 1947-го вернулся в родную Глинскую пустынь и был назначен братским духовником. В 1960-м, уже после знакомства с о. Иоанном, был возведён в сан схиигумена.
Безусловно, это была ещё одна живая веха на пути о. Иоанна Крестьянкина — после архиепископа Серафима, о. Георгия Коссова, о. Александра Воскресенского и иеросхимонаха Симеона (Желнина). Батюшка уже видел псково-печерских и валаамских старцев, но именно о. Серафим наиболее полно показал ему, в чём состоит суть старчества — высшего монашеского достижения. Жил он на втором этаже невысокой башни, в крохотной, три на три метра, келийке, где помещались только иконы, кровать, стол, два стула и умывальник. Поднимался в два часа ночи, исполнял келейное правило, неопустительно участвовал в богослужении, а затем занимался своими обязанностями: распределял богомольцев на жительство, исповедовал, отвечал на вопросы. Ночью переписывал для духовных чад отрывки из писаний Святых Отцов и отвечал на бесчисленные письма. И при этом глинский старец всегда был ровным, внимательным, приветливым ко всем, никогда не подчёркивал своего положения, не стеснялся признаться, что чего-то не знает. Мог быть и строгим, но только, что называется, по делу. А в письмах к духовным чадам неизменно подписывался как «Недостойный Серафим».
О. Сергий Правдолюбов, трижды встречавшийся со старцем Серафимом в 1960-х годах, так описал автору этих строк своё впечатление от общения с ним: «Совершенная простота и смирение, неброскость, спокойная тихая речь, всегда ровное и благодатное настроение, тайная постоянная молитва». О. Владимиру Правдолюбову запомнилось немногословие старца: «Отец Иоанн всегда был многоречив, а старец Серафим говорил коротко и решительно: это так, это — вот так». Выше всего о. Серафим ценил смирение. «Всего необходимее для спасения смирение истинное, внутреннее убеждение, что вы хуже и грешнее всех и всего, — писал он, — но это — величайший дар Божий, и приобретается он многими трудами и потами. Тогда человек в душе своей ощущает такое спокойствие, которое никакими человеческими словами неизъяснимо. Ищите денно и нощно этот драгоценный бриллиант. (Далее следует точная цитата из наставлений о. Симеона (Желнина). — В. Б.) Истинно смиренный всех как себя любит, никого даже и мысленно не осудит, всех жалеет, всем желает спастись, видит свою греховную нечистоту и со страхом помышляет, как будет отвечать на суде Божием, но не предаётся отчаянию или унынию, а твёрдо уповает на Создателя и Спасителя своего. Истинно смиренный если имеет от Бога какие дарования — молитву, или слёзы, пост, то всё оное тщательно скрывает, ибо похвала людская, как моль, всё изъедает».
Благодать общения с о. Серафимом о. Иоанн бережно увёз с собой, на берега Оки. Знал ли он тогда, что пройдут годы, и именно этот спокойный, строгий глинский старец совершит над ним желанный монашеский постриг?.. Может быть, и знал. А пока он начал бывать в Глинской пустыни ежегодно. Таких поездок было четыре — до тех пор, пока 13 июля 1961 -го пустынь не была закрыта вторично.
В Троице между тем ожидали хозяйственные заботы — храм был очень запущенным, давно не ремонтировался. Отцы сами чистили его, тачками вывозили изнутри мусор. А поскольку любой ремонт в храме можно было делать только с соизволения уполномоченного, священники зачастили к нему в центр Рязани, на улицу Ленина, 12. Сначала отказ шёл за отказом.
— Напротив церкви школа стоит, тоже с текущей крышей, ещё и забор надо ставить вокруг, — заявил уполномоченный С. И. Ножкин. — На это средств нет. А вы тут свой храм вздумали ремонтировать?
— Так мы можем заодно и школе крышу подлатать, и забор вокруг поставить, — предложил о. Дорофей.
— Вы что, забыли, что церковь отделена от государства?!..
В конце концов с великим трудом выбили разрешение хотя бы побелить стены. Каково же было удивление местных жителей, когда после ремонта они увидели не только побелённые стены, но и написанные в нишах новые фрески-иконы!.. Это было дело рук московской девушки-художницы, которая днём для отвода глаз делала безобидные пейзажные этюды, а ночами работала в храме. Теперь огромные живописные изображения святых в полный рост смотрели прямо в окна сельской школы. Уполномоченный рвал и метал; он выгнал священников из кабинета криком «Пошли вон!», но в итоге всё осталось как есть — а о. Дорофею и о. Иоанну того и надо было. Сейчас эти фрески уже поновлены, но одна из них, изображающая святителя Василия Рязанского, сохранилась в первоначальном виде.
Пришла очередь протекавшей крыши. Кто-то предложил для кровли авиационный алюминий, скорее всего, «уведённый» с рязанского 360-го авиаремонтного завода. И вот тут о. Иоанна разобрали настоящие сомнения. Купить металл официально не было никакой возможности, только «левым» путём. А вдруг это провокация?.. Ведь могут и посадить, а храм — закрыть (такие случаи бывали: храмы закрывали только за то, что настоятель без разрешения уполномоченного перестелил пол в сторожке). Сомнения помогла разрешить молитва. И вдвоём с помощником из Москвы Алексеем Степановичем Козиным принялись за работу. Причём по совету опытного Алексея крыли так, что новую кровлю снаружи не было видно.
Через месяц в храм явились представители МВД в поисках незаконно купленного алюминия. Батюшка коротко ответил: «Ищите». Искали, но не нашли ничего. А уже много лет спустя о. Иоанн раскрыл загадку новой крыши. Оказывается, они с Алексеем клали алюминий под старую кровлю, так что внешне храм выглядел по-прежнему убого. А проверщики не рискнули лезть на крышу по вконец гнилой лестнице. Так и убереглись. Уполномоченному же, опасаясь его реакции, просто ничего не сказали.
Хотя, если разобраться, Сергей Иванович Ножкин был далеко не самым плохим вариантом уполномоченного. О. Владимир Правдолюбов описывает его как человека «ласкового», который впоследствии сам начал посещать храм, а уходя в 1963-м на должность замначальника управления культуры Рязанского облисполкома, сказал: «Слава Богу, по моей вине ни одна церковь не закрыта, ни один священник не уволен». А вот следующего рязанского уполномоченного, подполковника КГБ в отставке Павла Савельевича Малиева, «трясло при виде священника и при одном упоминании о священнослужителе». Впрочем, так было вначале, в 1970-х Малиев начал относиться к своим «подопечным» почти сочувственно.
В скором времени приходская жизнь в селе забурлила. Умолкли скептики, иронично говорившие при виде высоко запрокидывавшего голову во время службы о. Иоанна: «Какого-то дурачка к нам прислали». В храм потянулись не только местные, но и население окрестных деревень, люди специально ехали в Троицу из Рязани. Письма о. Иоанна московским друзьям были переполнены списками того, что необходимо привезти: розовые облачения на престол и жертвенник, 15 метров золотой бахромы, краски, багет, гвозди... И вскоре Трещина платформа (так ещё с войны в народе называли железнодорожную станцию Ясаково) стала хорошо знакома батюшкиным духовным чадам.
В 1957 году в Троицком храме был восстановлен и освящён престол во имя Пресвятой Богородицы и освящены новые престолы — во имя Рождества Христова, Святого великомученика Димитрия Солунского и Святой великомученицы Параскевы Пятницы. Новая роспись, сделанная в церкви в тот год, напоминает росписи храмов Псково-Печерского монастыря. Вполне возможно, что это — своеобразный отсвет первого посещения батюшкой обители весной 1955 года.
Жители Троицы до сих пор хранят благодарные воспоминания об о. Иоанне, которые передаются из уст в уста, как предания. Мария Коровина-Попова: «Однажды к празднику убирали мы храм, батюшка подошёл и говорит: “Родные мои, убирайте чисто, Матерь Божия чистоту любит”. А потом мы уже слышим наверху, где колокольня, батюшка так красиво запел: “Воскресение Твоё, Христе Спасе, ангели поют на небесех...”, — и так запел, что нам показалось, что ангелы святые поют». Любовь Дианова: «Пройдё