для царя монахи построили специальную беседку на холме, вплотную примыкавшем к стене. Сделано это было для того, чтобы табачный дым от трубки, которую любил курить Пётр, уносило ветром за пределы монастыря.
В 1812 году во время Отечественной войны чудотворная икона Успения Божией Матери ещё раз явила свою спасительную силу. 7 октября с ней был совершён крестный ход в Пскове, и в тот же день русские войска под командованием генерала П. X. Витгенштейна в ходе тяжелейшего боя освободили от французов Полоцк, после чего окончательно отпала угроза для столицы России Петербурга. В честь этого события в июне 1827 года в монастыре был освящён храм в честь Архангела Михаила. А три года спустя после молебна перед иконой Успения на Псковщине прекратилась эпидемия холеры.
На протяжении нескольких столетий монастырь неоднократно посещали правители России. Звонницу Успенского собора украсили колокола, поднесённые монастырю Иваном IV, Борисом Годуновым и Петром I. Другие дары царей хранились в ризнице — золотая плащаница, вручную вышитая первой женой Ивана IV царицей Анастасией Романовной, её же золотой перстень с камнями и яхонтовые серьги, золотые кубки, золотой с драгоценными камнями крест 1590 года, Евангелие 1644 года в массивном серебряном окладе, Евангелие 1667 года в золотом окладе и многое другое.
В 1732 году в монастыре побывала императрица Анна Иоанновна. Причём приехала она в дорожной коляске, а уезжала уже в санях, так как выпал обильный снег и дорога стала непроезжей. Коляску же государыня подарила обители (сегодня её можно видеть в специальном застеклённом павильоне, на холме справа от Кровавой дороги). В 1744 году монастырь посетила императрица Елизавета Петровна, подарившая Успенскому собору прекрасный резной иконостас. Дважды, в сентябре 1819-го и мае 1822 года, посещал обитель Александр I. В июле 1878-го — братья Александра III, великие князья Сергий и Павел Александровичи, и великие князья Константин и Дмитрий Константиновичи. 5 августа 1903 года в монастыре побывал император Николай II, к приезду которого была выстроена специальная беседка рядом с домом наместника; позже она была разрушена, но ныне восстановлена на прежнем месте. Ширилось и паломничество в монастырь простого народа. Добраться до Печор стало просто с 1899 года, когда открылась железнодорожная станция Печоры-Псковские.
В конце XVIII века в монастыре подвизался первый в его истории великий старец — преподобный иеросхимонах Лазарь (1733—1824). Сын дьячка, он был священником в Опочке, а в возрасте пятидесяти двух лет принял монашеский постриг. Маленький, сгорбленный, очень худой и бледный, о. Лазарь постоянно носил на теле власяницу и 17-фунтовые (7,7 килограмма) вериги, был крайне воздержан в еде и питье, постоянно пребывал в молитве. Помимо этого, он работал — шил ризы, а вырученные за работу деньги раздавал паломникам. Спал на досках, подкладывая под голову камень, а в келии его стоял гроб.
В один из дней старца Лазаря нашли в его келии мёртвым. Прошло трое суток, и его уже собирались хоронить, когда он неожиданно очнулся от смертного забытья. После этого случая старец начал носить ещё более тяжёлые вериги — 25-фунтовые (11 килограммов), — почти всё время молчал, а на попытки его расспросить об увиденном во время смертного обморока отвечал словами Псалтири: «Люта смерть грешника».
29 мая 1822 года старца посетил в его келии Александр I. Они проговорили полчаса. На вопрос императора: «Какая молитва доступнее к Богу?» — о. Лазарь ответил:
— Тебе, Государь, это известно — молитва Господня есть образец молитв; а на требование Твоё от моего убожества наставления — признаю делание правды светилом для Царя пред Отцом Небесным. Жизнь Царя должна служить примером для подданных. Помни, Государь, что нам остаётся недолго жить на земле.
На прощание старец пал государю в ноги, а тот ответил земным поклоном. Когда Александр I уходил от старца, на глазах императора были слёзы. И не пример ли о. Лазаря сподвиг его на уход из мира три года спустя, когда властелин огромной страны стал скромным старцем Фёдором Кузьмичом и скрылся на просторах Сибири?..
...Минул век. С огромным трудом монастырь пережил лихолетье 1917—1920 годов. Вовремя Первой мировой войны в обители действовал госпиталь. В феврале-ноябре 1918-го Печоры были оккупированы германцами, в ноябре 1918 — феврале 1919 года заняты Красной армией, в феврале-марте 1919-го — эстонскими войсками, 11—29 марта — снова красными. С 29 марта 1919 года в Печорах прочно закрепились эстонцы. 19 мая была провозглашена Эстонская Республика, которая 2 февраля 1920-го заключила мирный договор с РСФСР. Согласно этому договору Печоры передавались Эстонии, где были переименованы в Петсери.
К этому времени в монастыре оставался 21 человек братии, включая послушников (при преподобном Корнилии число насельников достигало двухсот). Здания пришли в упадок и нуждались в ремонте, хозяйство монастыря было разорено, монашеские келии и имущество разграблены. Когда грабители пытались вскрыть гроб с мощами преподобной Вассы, оттуда вспыхнуло пламя и кощунники в ужасе бежали. Следы этого пламени можно видеть на гробе и сейчас. В хрущёвские времена гроб специально обследовала учёная комиссия, тщетно пытавшаяся найти какое-либо внятное объяснение возгоранию.
В 1920—1940 годах делами обители управляла Печерская епархия Эстонской Православной Церкви. Монастырь в эти годы был своеобразным островком старой России; его посещали многие русские, оказавшиеся в эмиграции, в частности, знаменитые писатели И. А. Бунин и И. С. Шмелёв. Княгиня Зинаида Шаховская, вспоминая посещение монастыря в начале 1930-х, писала: «Три дня провела в Печорах — в России — не скрою: почувствовала себя там больше на родине, чем в Москве в 1956 году». В 1920-х были капитально отремонтированы храмы и корпуса монастыря, в 1925-м, согласно положениям земельной реформы, монастырь лишился большинства своих земельных владений. С 1935 года в монастыре работала духовная семинария, сделавшая три выпуска. В 1936 году Эстонская Православная Церковь перешла под управление Константинопольского Патриархата, но продолжалось это недолго — летом 1940-го Эстония вошла в состав СССР, а в мае 1941-го Эстонская Церковь присоединилась к Московскому Патриархату.
С установлением в Печорах советской власти земли монастыря были реквизированы, а саму обитель ожидала ликвидация — вместо неё должен был появиться музей. Ризница, где хранились бесценные предметы церковной старины, 21 сентября 1940-го была опечатана, книги из библиотеки вывезли в Тартуский университет, Михайловский и Успенский соборы действовали как обычные приходские храмы. Дошло до того, что насельники монастыря вынуждены были платить за проживание в келиях, а сама обитель переименована в «Печерскую христианскую Успенскую мужскую трудовую общину». Но за год дело до музеефикации так и не дошло — как писала заместитель городского головы Печор А. А. Пяллинг, «уж очень много было работы по раскулачиванию и национализации земли».
10 июля 1941-го Печоры были без боя заняты вермахтом. Три с лишним года монастырь оставался на территории, где хозяйничали фашисты. Наместник, игумен о. Павел (Горшков), всеми силами старался сохранить быт и дух древней обители нетронутым, но в сложившихся условиях это была невероятно трудная задача. Монастырь неоднократно подвергался бомбардировке с воздуха, некоторые насельники при этом были убиты и ранены. 18 марта 1944 года оккупанты вывезли из обители четыре огромных ящика с древними сокровищами монастырской ризницы. А в августе 1944-го, когда фронт подошёл вплотную к городу, в монастырь пришёл представитель немецкой военной комендатуры и потребовал у монастырского начальства письменного согласия братии на её эвакуацию в Германию. Возглавлявший переговоры с оккупантом архимандрит Никон (Мико, 1874—1952) сослался на плохое знание немецкого языка и попросил прийти снова — уже утром, с переводчиком. Когда немец ушёл, вся братия во главе с иеросхимонахом Симеоном (Желниным) встала на молитву в Успенском соборе, перед ракой с мощами преподобного Корнилия и чудотворным образом Успения Божией Матери. Некоторые считали, что нужно покинуть монастырь и отступать вместе с немцами в Эстонию, другие — что следует предаться воле Божией и остаться в обители, чтобы разделить её участь. Последнее мнение победило. Иеродиакон Иона сказал тогда:
— Мы никогда не уйдём отсюда, несмотря даже на близкое пришествие «красных»; мы прежде всего монахи русского православного монастыря и хотя и погибнем, но не уйдём отсюда, не предадим своей обители.
Наутро офицер вермахта пришёл в монастырь снова, уже с переводчиком. Но переговоры завершились для визитёров безуспешно. Три присланных немцами грузовика несколько часов простояли у стен обители и уехали порожними. Выполнить приказ командования — в случае сопротивления эвакуировать монахов силой, а здания монастыря взорвать — немец не рискнул... «Столь неописуемые минуты можно понять только тому, кто был смертником, и потом его вдруг помиловали, — вспоминал иеродиакон Иона, — нас спасла любовь к обители и непобедимая помощь Неба, ибо Бог не в силе, а в правде».
11 августа 1944-го Печоры снова стали советскими. На следующий день фронтовая газета «Вперёд за Родину» писала: «В Псково-Печерском монастыре звонят колокола в честь Красной Армии. Духовенство служит молебен. Настоятель дарит нашим бойцам цветы». А ещё через одиннадцать дней город был передан из состава Эстонии в РСФСР.
О том, как выглядел монастырь сразу после окончания военных действий, вспоминал о. протоиерей Евгений Пелешев: «Никольская колокольня разбита снарядом, ограда с колоннами перед Михайловским собором разрушена бомбами. <...> В трапезной все окна были тогда забиты досками, в 1944-м бомба упала совсем рядом. <...> Братский корпус обители был изрешечен осколками; крыльцо Успенского собора разбито снарядом. На скотном дворе будто кто-то нарочно нарыл ям — это остались воронки от бомб».
В первое время сохранялась надежда на то, что монастырь не будет затронут репрессиями. Игумен Павел участвовал в митинге по поводу освобождения Печор 24 августа, через четыре дня, на Успение Божией Матери, монастырь посетил первый секретарь уездного комитета партии Овсянников. В Ленинградскую епархию было послано прошение о принятии монастыря в каноническое общение с Московской Патриархией. Всё закончилось 23 октября 1944 года, когда 77-летний игумен Павел был арестован сразу по трём пунктам 58-й статьи Уголовного кодекса. На допросах он частично признал свою вину, получил 10 лет заключения и умер в кемеровских лагерях в июле 1950 года. После ходатайства епископа Зарайского Павла (Пономарёва, ныне Патриарший Экзарх всея Беларуси, митрополит Минский и Заславский) и президента Российского благотворительного фонда международной помощи жертвам политических репрессий Н. В. Нумерова игумен Павел был реабилитирован 14 марта 1997 года.