14 ноября 1989 года в московском Центральном доме архитектора прошел вечер «Неугасимая лампада», посвященный истории Псково-Печерского монастыря, а 23 августа 1990-го в присутствии Патриарха Алексия II открылась одноименная выставка. Это были первые и последние мероприятия всесоюзного масштаба, посвященные Псково-Печерской обители. Все другие будут проходить уже в Российской Федерации… А 28 августа 1990 года состоялось очень значительное в жизни монастыря событие — после 31-летнего перерыва был возобновлен крестный ход вокруг стен обители с иконой Успения Божией Матери. Когда чудотворный образ вынесли на площадь перед Святыми вратами, у всех возникло чувство, будто икона вырвалась из заточения и наконец-то может светить всем, кто желает ее видеть…
В 1991 году совпали Светлое Христово Воскресение и Благовещение. Кириопасху (вторую в жизни о. Иоанна, первая была в 1912-м) многие восприняли как Промыслительный знак, намек на грядущие грандиозные события. Но всё же никто и предполагать не мог, что Советский Союз доживает свои последние месяцы. На референдуме 17 марта абсолютное большинство жителей страны — 113,5 миллиона человек — высказались за сохранение Союза. На 20 августа 1991 года было запланировано подписание обновленного союзного договора, согласно которому аббревиатура СССР должна была расшифровываться как Союз Советских Суверенных Республик. Но новой версии Союза появиться на свет не было суждено. После путча ГКЧП центробежные силы стали непреодолимыми, 8 декабря в Беловежской пуще лидеры России, Украины и Белоруссии подписали соглашение о роспуске СССР и создании СНГ, к которому 11 декабря в Алма-Ате присоединились другие постсоветские страны (кроме прибалтийских и Грузии). 25 декабря в 19.30. над Кремлем был спущен красный флаг, место которого занял российский триколор.
Печоры снова стали приграничным городом — независимость Эстонии СССР признал еще 6 сентября 1991 года. И если бы не изменение границы в 1944-м, то монастырь, как и после Гражданской войны, оказался бы за рубежом.
…Архимандрит Павел, по Божиему соизволению ставший «последним советским» и «первым российским» наместником монастыря, покинул его в марте 1992 года, оставив по себе добрую и долгую память. Его сменил архимандрит Роман (Жеребцов, 1929–2012), бывший насельником обители с 1990 года, а до того всю жизнь служивший в Новосибирской епархии.
28 мая 1992-го Псково-Печерский монастырь посетил Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II. До этого он бывал там трижды — вместе с родителями в 1953-м, 9 декабря 1968-го и 22 августа 1974-го. Вместе с митрополитом Псковским и Великолукским Владимиром и епископом Истринским Арсением он совершил Божественную литургию в Михайловском соборе, молился перед чудотворными иконами Пресвятой Богоматери и святыми мощами основателей монастыря. В книге почетных гостей Патриарх особо отметил, что «имел сердечную беседу с духовником и старцем обители — архимандритом Иоанном». Они были знакомы давно и относились друг к другу с искренней теплотой.
Осенью 1993 года произошел случай, раскрывший о. Иоанна с неожиданной стороны для человека, который давно знал и любил его, — о. Тихона (Шевкунова, род. 1958), ныне митрополита Псковского и Порховского. Он поступил в Псково-Печерскую обитель послушником в 1982-м, затем работал в Издательском отделе Московского Патриархата под руководством владыки Питирима, в июле 1991-го принял монашеский постриг с именем Тихон. В обитель иеромонах Тихон прибыл в смятении — испортились его отношения с наместником Донского монастыря; как правильно поступить, он не знал. О. Иоанн долго говорил со своим воспитанником в келии, потом отправил его на всенощную и сказал, что скоро подойдет и сам.
Вспоминает митрополит Тихон (Шевкунов): «Вместе с молодыми монастырскими иеромонахами мы, уже облачившись, ждали акафист в древнем пещерном алтаре Успенского собора. Вдруг к нам подошел отец Иоанн. Мы расстались с ним полчаса назад, но тут он сразу показался мне каким-то необычным — сосредоточенно-строгим. Не говоря ни слова, батюшка взял меня за руку и подвел в центр алтаря, к престолу. Здесь он сделал три глубоких поклона, с благоговением приложился к Святой Трапезе и велел мне сделать то же. Потом, обратившись ко мне, он произнес:
— А теперь слушай волю Божию…
Никогда до этого я не слышал от отца Иоанна подобных слов.
— Ты вернешься в Москву и сразу пойдешь к Святейшему Патриарху, — объявил мне отец Иоанн. — Проси у него, чтобы он благословил тебя перейти из Донского в братию Псково-Печерского монастыря. Проси Святейшего, чтобы он благословил создание подворья Псково-Печерского монастыря в Москве, и ты будешь строить это подворье.
Я не знал, что и сказать!.. С одной стороны, было отчетливо ясно, что вот сейчас, в эту самую минуту, меняется моя жизнь. И в то же время умом я понимал, что сказанное батюшкой осуществить совершенно нереально.
— Батюшка, — проговорил я, — но это невозможно!.. Святейший совсем недавно объявил, что в Москве не будет открыто ни одного подворья епархиальных монастырей. И настрого запретил даже обращаться к нему с подобными просьбами.
Здесь необходимо небольшое пояснение. К тому времени в Русской Церкви было возрождено уже триста шестьдесят монастырей, и с каждым месяцем их число увеличивалось. Немало из этих провинциальных обителей хотели иметь свои подворья в столице и так донимали патриарха, что Святейший на одном из собраний духовенства очень твердо предупредил, чтобы с подобными просьбами к нему впредь не обращались. Поскольку если начать раздавать московские храмы монастырям, то приходских церквей в столице вообще не останется.
Всё это я объяснил отцу Иоанну. Но тот даже бровью не повел.
— Ничего не бойся! — сказал он. — Иди к Святейшему и передай то, что я тебе сказал. Святейший всё благословит. А затем, — тут батюшка продолжил уже совсем по-деловому, горячо и увлеченно, — тебе предложат на выбор несколько храмов. Первый не бери! А из остальных выбирай, какой тебе приглянется, но только не гонись за большими и знаменитыми.
Пора было выходить на акафист.
— После службы жду тебя в келье! — велел батюшка.
Весь акафист и дальнейшую службу я только и переживал слова, сказанные отцом Иоанном, а после всенощной сразу примчался к нему. Батюшка еще несколько раз повторил мне то, что я услышал от него в алтаре, успокоил, ободрил и велел, не сомневаясь, поступать в точности так, как он говорит.
Отец Иоанн никогда не бросался великими и страшными словами, такими как „я скажу тебе волю Божию“. Ни раньше, ни потом я таких слов от него не слышал. Поэтому воспринял сказанное мне более чем серьезно и, превозмогая страх, решил исполнить всё точно, как сказал старец».
Каково же было изумление иеромонаха, когда Патриарх нашел мысль о создании Псково-Печерского подворья в Москве очень своевременной. Это было связано с тем, что в Печорах как раз вводился особый приграничный режим, и для паломников могли возникнуть трудности с посещением монастыря. Помня о наставлении о. Иоанна, о. Тихон отказался от первого предложенного ему монастыря, Покровского, а собор Пресвятой Богородицы в Измайлове отверг как слишком обширный и роскошный. А вот третий вариант — Сретенский монастырь — оказался тем, что надо. О. Иоанн по телефону одобрил выбор и пристально следил за возрождением упраздненной в 1925 году древней обители, воздвигнутой на том месте, где москвичи встречали когда-то икону Владимирской Божией Матери, сохранившей cтолицу от нашествия Тамерлана.
…23 ноября 1994 года в Псково-Печерский монастырь приехал первый Президент России Борис Ельцин. В книге почетных гостей он сделал следующую запись: «Через 80 лет глава государства побывал в Свято-Успенском Псково-Печерском монастыре (на самом же деле император Николай II посетил обитель в 1903 году, то есть 91 год назад. — В. Б.) Это чудо во всей России, с 5-вековой историей, пережившим все бури истории, отбивающим многие нападки врагов. Монастырь, неся волю Божью, внедрял Православие, нес духовность, образование и культуру нашему народу, воспитывал умных образованных руководителей государства и церкви. Я восхищен архитектурой и высокими знаниями его служителей. Спасибо за гостеприимство. Б. Н. Ельцин». С о. Иоанном Ельцин не встречался.
К сожалению, начало 1990-х осталось в истории России временем не менее, а может, и более смутным, чем конец 1980-х. Словосочетание «лихие девяностые», вошедшее в оборот двадцать лет спустя, звучит с ностальгическим оттенком (слово «лихой» в русском языке вызывает скорее положительные ассоциации, чем отрицательные), и ни в коей мере не отражает ужас и непонимание происходящего, царившие в то время в обществе. Мгновенный крах внешне несокрушимого государства, на строительство которого были положены десятилетия, вызвал шок у старшего поколения. На улице оказались миллионы людей среднего возраста — лишившись работы и перспектив, они не понимали, куда приложить силы, как выжить, как кормить семьи. Растерянно оглядывалась во все стороны сбитая с толку молодежь, не знавшая, кому и во что верить, к чему стремиться в жизни. Какие прямые и косвенные людские потери тогда понесла Россия и постсоветские страны, сколько людей погибло в бандитских стычках, спилось, стало наркоманами, покончило с собой от безысходности, эмигрировало, умерло от болезней, вызыванных колоссальным стрессом и перенапряжением, сколько беременностей было прервано, сколько браков не заключено — не скажет, наверное, никто. Так что девяностые были отнюдь не «лихими» — они были страшными, и последствия этого десятилетия ощущаются до сих пор.
Иеромонах Кирилл (Воробей) вспоминает общение с о. Иоанном летом 1992 года: «В летнее время я всегда поднимался на Святую горку, чтобы почитать Правило ко причастию, да и просто побродить по гульбищу с четками. В один такой день я встретил сидящего на скамейке о. Иоанна. И что самое странное — он был один. Я подсел к нему на скамейку, и так как это было начало 90-х, то батюшка стал говорить об этом времени перемен: „Сейчас время очень непонятное, смутное. Это похоже на НЭП в 20-е годы. А потом, когда они сделают свое дело, их уберут и всё прикроют. Перестройка, перестрелка, перекличка — вот как можно определить это время. Да. Поэтому сейчас особенно нужно быть осторожным в словах и осмотрительным в делах“. Мы еще немного посидели, беседуя о своем, а потом о. Иоанн попросил меня зайти к нему „часиков в 11 вечера, когда все уйдут и в келье никого не будет“. Я пришел в назначенное время, постучал. Открыл сам о. Иоанн (обычно выходила Татьяна Сергеевна). Он завел меня во внутреннюю келью, усадил за стол и дал газету. В газете батюшка указал на большую статью о введении ваучеров — приватизационных чеков. „Читай вслух“, — попросил о. Иоанн. И я долго читал, он сидел рядом, внимательно слушал и иногда покачивал головой. Потом мы проговорили чуть ли не до часа ночи…»