Идем дальше. Я утверждаю, что за одну неделю можно отключить 80 процентов своих неуспехов. Давайте-ка мы возьмем и отключим неуспех, как вам идея? Я вас уверяю, что, сделав это, вы приобретете такую скорость, что раньше и не снилась. Фактически в моменте люди всегда состоят из побед и провалов. Когда мы генерируем значительное количество минусовых значений и действий, нам кажется, что мы очень неуспешны. Так и есть, но это не плохо! Ведь ситуацию всегда можно развернуть. Как резко переключить свою жизнь? Отключить 80 процентов своего неуспеха. Если мы говорим про быстрый успех, то это и есть система требований. И название у нее такое: «требую другую комбинацию». Я проверил это на себе. Не заставлял, а именно потребовал от себя самого создать другую комбинацию. Это не действие через силу воли, как я уже писал. «Жить захочешь, не так раскорячишься», как говорили в «Особенностях национальной охоты», – это не мой вариант. Я произношу другие слова: «Требую от себя найти новую комбинацию». И знаете что? Когда так ставишь вопрос, комбинация неизменно находится.
Спортсмен постоянно хронически опаздывает на тренировки. Его вызывает наставник: «Слушай, я все понимаю – совы, жаворонки, биоритмы. Но данная комбинация приведет тебя на втором-третьем шаге к низким показателям. Проще говоря, ты заплатишь за комбинацию, в которой живешь. Готов платить тем, что тебя здесь не будет? Впрочем, ты можешь остаться, потребовав от себя другого».
Новая комбинация всегда есть. Я могу потребовать найти ее. Это работает. Ты заплатишь за то, что ты не найдешь ее, и эта цена будет высокой. Например, тебя не будет среди успешных, богатых. При этом вышесказанное не о дисциплине. Я вообще не любитель выводить ее на первый план. Но я сторонник использовать раскачку мышц, то есть дисциплину как систему инсталляции самотребований. Требование к 15-летним ребятам соблюдать дисциплину – это мощнейшая прокачка мышц к самотребованию. Дисциплина сама по себе не является ценностью, вот что я хочу донести. Но постоянная ее тренировка прокачивает мышцы самотребования.
Но почему мне импонирует риторика про «дисциплину, которая превыше всего» – это следующее. Я знаю, что для взрослых людей это все не имеет решающего значения. Тут главенствует система самотребований. Но если мы говорим о том, в какой риторике общаться с молодыми ребятами, которые пока еще как чистые листы, то мне нравятся слова Абдулманапа. Потому что начинать говорить детям о какой-то системе самотребований – это просто рано. Надо прийти к ним и перейти на их сленг. Сказать: «Дисциплина, парни!» Использовать слова, которые ребятишки способны понять. Более взрослым людям никто уже не говорит о том, что нужно приходить вовремя, – это само собой разумеется. У них уже должна быть система самотребований.
Итог. Требование – это такая штука, которая не обладает абсолютным влиянием. Это, скорее, тренировка, многократное выполнение неких правил. Но такая тренировка позволяет выработать свойства, о которых мы даже не догадывались. Почему тренеры бросают своим подопечным фразы в духе: «Ты мне мозг не компостируй, делай вот это: 20 подъемов, 30 приседаний, 50 бёрпи»? Это методология. Потом ребята становятся чемпионами. И спрашивается, неужели именно все это и привело к победе? Да, наставники уже тогда верили, что это сработает. И лишь потом подопечные понимают, что система требований и самотребований открывает в человеке то, чего раньше не было.
Это такой способ, предъявляя к себе требования или выполняя указания тренера, обрести нового себя – того, кем бы хотел быть. И кого невозможно обрести путем напряжения тела. Вот такая философия получается.
Часть V. Принуждение
Глава 13. Абдулманап Нурмагомедов
И тут мы подошли к тонкой грани. Вот она. Когда я просто беру за ухо – это пока еще требование. Принуждение начинается в момент, когда пальцем легонько так тыкаю по голове. Все, это последнее, что может быть. Это знак воспитаннику: ты, друг, меня уже постепенно выводишь из себя, я могу принять решение расстаться с тобой. Это финал, это последний барьер до того, как перестать общаться.
Итак, принуждение – заключительная фаза перед тем, как мы разойдемся с человеком. Прочувствуйте это: требование – та часть, которую он, может быть, делает даже больше, чем его сверстники. Но все равно я настаиваю на определенных действиях, потому что вижу в нем запас прочности, талант и будущее. Потому и требую с него много. Но принуждать я могу только тех, кто сопротивляется. Крайняя мера – она лишь тогда нужна, когда ничто друге не работает, кроме, условно говоря, палки и последнего окрика. Дальше уже некуда – если толка нет, продолжать бессмысленно.
Может возникнуть вопрос: а зачем тогда вообще это принуждение нужно? Ну гнал бы сразу упорствующих в шею, и все тут – оставались бы лишь те, кто достаточно адекватен и у кого слова с делами не расходятся. Есть логика в таком подходе, но я не считаю его правильным. Сразу выгнать мальчика было бы неверно. Он должен понять, что я за него борюсь, что стараюсь для него. Я хочу, чтобы он стал лучше, чтобы он учился, принес пользу себе и обществу. Я никоим образом не желаю, чтобы на него поступали жалобы из райотдела полиции. Или чтобы родители приходили и говорили: «Я уже не справляюсь с ним – совсем отбился парень от рук, что делать?!» Нет никакого желания выслушивать все это. И именно поэтому, не дожидаясь родительской ругани на сына, я сам предпринимаю еще одну попытку быть услышанным. Это тяжело, это чужой ребенок, и ребенок трудный. Вероятно, на него подействовало какое-то окружение – улица, друзья. Все может быть, истинные причины мне не всегда известны, да и времени выяснять все доподлинно, честно говоря, нет. Иногда бывает и так, что у парня просто тяжелая жизненная ситуация. И сегодня есть люди, для которых кушать всего один раз в день – привычное дело. Для таких детей я максимально стараюсь сделать что-то полезное: забрать их из неблагополучной семьи, в которой они не нужны, устроить в интернат. Там, по крайней мере, питание три раза в день, нормальный сон, учеба. У меня это получается – жизнь человека меняется к лучшему.
Или, например, ситуация, когда у матери-одиночки три ребенка. Она физически не может себя прокормить и одеть – все отдает детям, но им все равно чего-то постоянно не хватает. В этом случае я стараюсь, чтобы ей помогли. Кого можно из детей – устраиваем в интернат. В таком положении, мне кажется, я помогаю ребенку, семье в целом. Потому что сегодня три раза накормить и обеспечить одеждой для школы, для зала и повседневной – это серьезная нагрузка. Три ребенка – это минимум девять комплектов формы, иногда даже 10 надо покупать. А когда дети ходят в спортклуб, их надо не три, а четыре раза кормить. Естественная, казалось бы, вещь, но 4 раза кормить трех детей для матери действительно тяжело.
Есть еще и такие случаи, когда, может быть, всего один ребенок, но родители разошлись. Отец воспитывает по-своему, мать по-своему. В подростковом возрасте ребенок не слушается уже ни того, ни другого. В этом случае я стараюсь донести ему: «Ты же мужчина, ты должен понимать, что нужен им несмотря ни на что. А тебе самому нужны родители». Пытаюсь в период становления личности помочь ему во всем правильно разобраться. Я не вникаю в их семейные дрязги, но говорю: «Зачем тебе весь остальной мир, если ты не навел порядок в своем? Тебе сейчас надо вставать на ноги, а потом помогать родителям». Он соглашается, это модель моего воспитания.
А еще бывает, что есть избалованный ребенок, которому спорт не нужен, но родители его отправляют – звонят мне и просят с ним позаниматься. А сын-то сам не хочет. От такого ребенка я избавляюсь как можно быстрее. У него есть все, ему ничего не надо, и это большущая проблема. У паренька даже нет стимула жить – он просто слоняется из угла в угол без цели. В этом случае действует правило: ничего нельзя давать детям просто так. Если он сделал что-то полезное – соразмерно вознаградите его, для подобных ребят это действенный способ воспитания. Соответственно, за безделье ребенок не получает ничего – кроме порицания. Когда же отец и мать разбрасываются деньгами, ребенок начинает кичиться перед сверстниками, что ему все дозволено, и это опасный момент. Если дети ни в чем не нуждаются, у них нет мотивации. Появится она только тогда, когда в голове будет нормально развитый ум. А не может ум быть зрелым в младшем школьном возрасте.
С такими детьми я очень жесткий, здесь и идет принуждение. Первый вопрос: чего тебе не хватает для того, чтобы был результат? Второй: если тебе надоело, ты можешь быть свободен – уйдешь? А ему уже хочется остаться. Потому что он понимает, что оказался среди лучших. Это играет роль. Он смотрит на тебя, хлопает глазами и вот-вот расплачется. И в этот момент, конечно, ясно, что в его жизни очень мало строгости – одно баловство и поблажки. Нужно менять ситуацию.
Сплошь и рядом родители жалеют своих детей, и это их портит. Нельзя жалеть ребенка в ущерб его развитию – он должен быть занят с утра и до самого сна, то есть его действиями должно руководить расписание. А как иначе подготовить человека к взрослой жизни? Ну, представьте себе, что пришел я в зал, и у меня нет плана работы на день. Или вообще нет задач и целей на неделю, месяц, год. Как я буду работать? Ничего страшного, и без «дорожной карты» можно разобраться на месте? То, что пришло в голову, то и сделать, а потом сидеть на лавке? Очень сомневаюсь, что такому специалисту вы доверили бы свое чадо. Поэтому надо приучать ребенка с самых ранних лет к дневнику, к расписанию, к старанию. Чтобы было меньше телефона, игр, компьютера и всего в этом духе. Да, это все важно знать – не нужно растить неграмотного в техническом плане отшельника, но при этом следует знать меру. Те же игры могут быть поощрением в определенных обстоятельствах: скажем, «будешь играть в компьютер после того, как уберешь у себя в шкафу, в комнате, во дворе». Хорошую работу на школьном субботнике можно поощрить просмотром фильма.