Не все мои решения люди понимают. И раньше, в начале моей карьеры, кто-то считал меня чудаком, если честно. Отдать своих четырех бычков, чтобы застеклить окна, побелить потолки, оштукатурить стены сельского спортзала? Странная идея. Но только на первый взгляд. Потому что, когда зал был отремонтирован, люди зашли, увидели, на что потрачено время и деньги. Зал приобрел приятный, ухоженный вид. Тогда помог покойный ныне директор совхоза. У нас каждый год проходил международный турнир имени Али Алиева, на него потом дали новый зал «Спартак». А ковры после турнира передали в пользование мне. Я загрузил, привез их на «ЗиЛе» в селение, аккуратно установил. И 11 сентября 1987 года мы начали тренировать. Так стартовала работа.
В конце 1990-х, как я уже сказал, я продал дом и начал строить в горах базу. Своя квартира появилась только в 2008-м – до этого все на съемной, бывало и в общежитиях. Сейчас у меня 8 квартир, частный дом, есть база, дача, машины. Но если все вместе взять, то мне доставляет больше радости вести 2–3 одаренных детей.
Конечно, за три года я сделал уже трех своих учеников чемпионами Дагестана. А спустя пять лет у меня было два призера и один чемпион России. Когда они ушли, я переехал заниматься в Хасавюрт. Один уехал в Сирию. Я остался у разбитого корыта. Это была пора, когда хотелось бросить работу. Но время все поменяло. К счастью, всегда есть ребята, которые не могут и не хотят уйти. Племянники, родственники, твои однофамильцы, дети. Думаю – давай я их подготовлю. Тот, кто придет, будет рядом. Так и шел вместе с ними. Племянник, родственники, Шамиль, Абдурахман, Магомедов Магомед. Сейчас дерутся Осман, Умар. Все они известные бойцы. Надеюсь, что скоро, через год-два, будут на серьезных аренах выступать. Мы все семья, все друг для друга настоящие друзья.
При этом меня трудно записать в друзья сразу. Человек, который не прошел проверку длиной в 3–5 лет, не может быть другом. Скорее, это приятель, хороший знакомый, но не более. Друг – тот человек, который проверен в делах, в трудных ситуациях, в отношениях. Если каждого встречного ты будешь называть другом, тогда весь мир будет друзьями. Но так ведь не бывает, верно?
И тем не менее, у нас много друзей. Мы же знаем, с кем шли к пьедесталу, кто был рядом, кто на протяжении 3–5–10 лет переживал за нашу фамилию. Тех, и только тех людей, которым многие годы была небезразлична моя работа, мои успехи и трудности, я называю друзьями. А тем людям, которые болели и радовались за победу Хабиба, я просто говорю спасибо. Они появились, потому что переживали за него, хотели, чтобы он выиграл. Возвращение Хабиба было, наверное, и потому, что многие писали теплые слова, поддерживали, когда у него была травма.
А сегодня уже вся его работа – для болельщика. Ему уже нечего доказывать. Однажды он написал: «Тони, ты не можешь меня обвинять. У меня было 2 боя за 9 месяцев. Я выиграл пояс, я защитил его. Ты упал – тебе надо вставать, тебе надо доказывать». Так оно и есть. Сегодня нам нужны проверки – находимся ли мы в таком состоянии, в котором были? Амбициозные, голодные, которые хотят доказать, что сильнее нас, – мы будем с ними выходить. Пару раз, а может быть, три раза. Думаю, с нас этого достаточно. Это я сейчас про Хабиба. Всегда будет много людей, которые хотят его обыграть. Очень много и тех, кто хочет увидеть его поражение. Но мы постараемся не предоставить им такой возможности. Уйти на своем нуле – моя мечта. От Мейвезера даже нам ноль не меняется, если что, его бокс – не наш вид спорта. Мы просто лезем в другую дисциплину. Нам нужен октагон. Дайте нам его в клетку на пять минут, и вы увидите, во что мы его превратим. А мы рискуем, идем с ним боксировать 12 раундов и 36 минут. Поэтому ничего страшного в этом нет. А почему, к примеру, нельзя выйти, побоксировать с ним, заработать деньги, потратить их на благотворительность, отдать нуждающимся? Кто нас за это обвинит? Мы взяли у состоятельных – отдали неимущим. Это наш выбор.
Во время травмы Хабиба очень много судачили о том, что это конец карьеры. Я говорил, что надо терпеть, возвращаться. А он: «Отец, может быть, это знак сверху, что мне пора уходить?». Я настаивал на том, что так быстро сдаваться нельзя. Столько болельщиков, люди на нас надеются. Мы два раза сорвали бой с Фергюсоном – люди хотят видеть его. Дальше получилось так, что бой срывался по вине Тони, а Хабиб уже был не виноват.
В любом случае, когда мы вернулись, пошли победы, результат. Вместе с тем это было время расстройств, время нервов. Вернувшись, мы доказали, что были в обойме тогда и остаемся сильнейшими сейчас. Мы упускали шансы на пояс, когда нам могли бы назначить претендентский бой. В любое время выиграв у Фергюсона, Хабиб был бы претендентом. Это знают все. Когда мы выиграли 7–8 боев, а затем и больше, все понимали, что уже явно пора. Ждали этого поединка… и ждут до сих пор. Надеюсь, он состоится рано или поздно. Мое внутреннее убеждение, что Хабибу со временем нужен матч-реванш с Конором, плюс надо подраться с Фергюсоном все-таки.
Также я уверен, что, если Ислам Махачев выиграет еще несколько боев, он тоже должен подраться с ним. Я называю его имя всему миру, говорю об этом открыто. Следующий претендент у меня на пояс, когда Хабиб уйдет, – Ислам. Если бой состоится и Махачев выиграет, будет ясно, насколько разнится наша борьба с мировыми школами. Посмотрим. Кто-то пишет, что я ограждаю, опасаюсь. Разве просил бы Макгрегора, Фергюсона человек, который опасается? Да, мы были виноваты, когда сорвали бой два раза. Но когда у него в легких оказалась кровь, он споткнулся и упал – мы при чем? Мы же это не подстроили? В общем, это не к нам. В мире не было такого, чтобы за неделю поменяли пять бойцов. Это только Хабибу меняли. Когда Яквинта согласился, они умудрились заявить еще, что это неполноценный бой. Далее был второй матч – «Кевин Ли – Яквинта». Ну и что? Яквинта посильнее, чем Ли, оказался.
Я думаю, хороший бой будет «Яквинта – Ислам Махачев». Если Ислам досрочно выиграет у Кевина Ли, напрашивается этот поединок – Ислам – Яквинта, ну или Ислам – Фергюсон. Лучше биться, чем простаивать.
Возможен вариант, при котором будет реванш Конора с Хабибом. Ирландцу нужна серия хотя бы из двух побед, чтобы показать, что он вернулся, подготовился, что он боец и еще чего-то стоит. Если он выиграет у, скажем, Дональда Серроне – это будет для него уже кое-что.
Но это все разговоры о частном. А в общем имеем следующее: в первую очередь всегда надо развивать то, что у тебя уже есть. Великие тренеры в СССР – Михаил Федорович Евтушов, возглавляющий «Динамо», Петр Иванович Бутрий, мой личный тренер, – они говорили: «Сохраняя прежние качества, двигаемся дальше». Это не просто так, это проверенная годами аксиома.
Сохраняя прежние качества, двигаемся дальше – как же мне нравятся эти слова! То есть наращиваем, набираем обороты, не отказываясь от того, что уже имеется. Когда-то нам говорили, что у Хабиба бокс «колхозный», «никакой» и так далее. Но почему он своими ударами уронил половину людей? Бокс же «никакой» – как он тогда отправлял на канвас? Левой снизу вверх он уронил многих. Апперкотом посадил Джонсона. Попадает в Яквинту. Кроссом сверху роняет Конора. Скажите, разве не интересно, как это получается? Бой в стойке целый раунд с Конором и два раунда с Яквинтой. Разбил лицо соперникам. Что еще нужно скептикам? Была показана вся техника. Контроль, добивание, доминирование. Что еще надо, скажите? Во втором раунде бой должны были остановить. Был бы кто-нибудь другой, так и поступили бы. Окажись Хабиб на месте Макгрегора – судья бы вмешался, я утверждаю это: уже писал про двойные стандарты и то, как они работают.
Глава 15. Игорь Рыбаков
Принуждение – крайняя, исключительная мера. И на мой взгляд, она не всегда очень хорошо работает. В нашем случае это слово не означает, что действительно нужно кого-то физически принудить. Суть в том, что это пора фиксации понимания, что предыдущие этапы – убеждение, личный пример, поощрение и даже требование – не сработали. Теперь нужно завершать цикл и открывать новый. Принуждение – это как последний шанс добиться проку от человека: если он сейчас не превратит ситуацию в желаемую, то мы откроем новую историю и, возможно, уже без него.
Мой опыт принуждения приводит к перезагрузке системы. Я понимаю, что, включив его, фактически открываю на 80 процентов стадию пересборки. Было очень мало случаев, когда принуждение приводило к долгосрочным желаемым результатам. Так что даже если принуждение привело к нужной цели, то, скорее всего, все это будет краткосрочно.
По ценности это как принудить себя бросить курить: вроде поначалу есть толк, но через месяц потихоньку договариваешься сам с собой, что надо все-таки снова начать дымить, потому что «месяц не курил – это уже нормально». Фактически принуждение со стороны других и самопринуждение может быстро работать и приводить к кратковременным тактическим выигрышам, но долгосрочного эффекта ждать не приходится. Поэтому я использую принуждение «точечно», под задачу. И понимаю, что платой за это является вероятная пересборка всей системы отношений. То есть я применяю принуждение только тогда, когда в принципе готов к пересборке.
Принуждение – правильная вещь. Если требование как каркас, то здесь это уже снабжение какой-то понятной системой штрафов, нежелательных последствий, которые наступят в случае невыполнения указаний. Проще говоря, требованиями мы фактически уже подготавливаем почву для принуждения.
Очень важно использовать принуждение как фактор самопроверки. Вот ты задумывал что-то, разрабатывал правила. И что теперь? Будешь их соблюдать и идти навстречу результату – или ты просто поболтать хотел? Тут-то проверка и начинается. Если это реально твои требования, но они не выполняются, тогда включи принуждение и доделай. Если же не начинаешь принуждать, то зачем тогда вообще все затевал?
Люди обычно очень справедливы и правы, когда проверяют нарушение требований другими. Но давайте начинать с себя. Действительно ли потом пойдет принуждение – или можно не выполнять ничего?