Сергей
Россия — словно другая планета для меня, на которой я заново учусь ходить. Где совершаю импульсивные поступки, противоречащие логике и здравому смыслу, и где веду себя как зеленый сопляк, не отдающий отчета их последствиям.
Какого черта я полез к Юле? Почему просто не ушел? Ведь не двадцать мне и даже не тридцать, чтобы действовать на инстинктах. У меня сын есть, а девчонка эта — его невеста. Да и причина, которой я в момент помутнения оправдывал свои посягательства, дескать, проверю теорию Ильи, — ложь, чтобы успокоить совесть. Я хотел Юлю трахнуть. Под эти ее «Сергей», и умоляющее «Еще». Чувствую себя извращенцем, потому что не должна двадцатилетняя девчонка так возбуждать мужчину моего возраста, и не должен я хотеть делать с ней все те вещи, которые яркими кадрами продолжают вспыхивать у меня в голове: как она на четвереньках принимает мой член сзади; истекает подо мной потом, царапая спину; стоя на коленях, глотает мою сперму. Но проблема в том, что она возбуждает меня настолько, что мне сложно с собой справиться, хотя я думал, что все инстинкты я давно мозгам подчинил.
В Лондоне и, правда, проще. Проще быть отцом, созваниваясь с сыном дважды в неделю, верным любовником, трижды в неделю занимаясь сексом в Мадиной, и контролировать свою жизнь тоже в разы проще. И точно в английском меню нет того калейдоскопа эмоций, которые я испытываю в данный момент: непроходящее возбуждение от эха Юлиных стонов, упругости ее кожи и запаха; злость на себя за то, что дал слабину, тронув то, что трогать права не имел; вина перед сыном, что посмел прикоснуться к его девушке; и совершенно незнакомое гадливое чувство от того, что вызвал у девчонки слезы.
Я не знаток женских душ, но сейчас уверен: оте смущение и растерянность, которые были написаны у нее на лице, когда я ее отпустил, не были наигранными. И такое поведение снова выбивается из образа рязанки, который я себе нарисовал: расчетливой и меркантильной. Такая беззащитность была в ее глазах…Ну не сыграть такого, черт, не сыграть. Да и не пыталась она меня соблазнить. Слишком часто меня соблазняли, чтобы я не смог отличить фальшь от искренности. Девчонка меня хотела.
Одно хорошо — что все-таки сдержался. Значит, не окончательно потерял контроль. Думай, Серега, думай, что делать сейчас. Ты же сыну своему сердце мог разбить. Одно дело свадьбу расстроить, но невесте в трусы залезть — так и враги не поступают. Завтра Диму из больницы выписывают и нужно что-то решать.
Конечно, рассказать сыну, что пока он лежал в больнице я чуть на кухонной столешнице девушку его не трахнул, решило бы проблему с расстройством свадьбы, но кем тогда я буду? Сам к девчонке ведь полез, а мог просто уйти. Да и сына из-за такого поступка могу потерять. Я бы такое сам вряд ли бы простил.
А потому я решаю пустить все на самотек. Пусть съезжают, если хотят. Надо уметь вовремя остановиться — я и так столько дров наломал, что годами не разгрузить.
Чувство вины заставляет меня изменить маршрут: я разворачиваюсь на светофоре и еду к сыну в больницу.
— Привет, пап, — Дима поднимается с кровати и улыбается, и мне стоит усилий продолжать смотреть ему в глаза.
Никогда не был даже в близко отвратительной ситуации. Эх, куда ж ты, Серега, полез? Димка ребенок ведь еще совсем, жизни не нюхал. Каково ему будет узнать, что его родной отец ему такую свинью подложил?
— Как самочувствие? — подтаскиваю стул к койке и сажусь, — Швы все еще болят?
— Лучше уже. Юлька мне какое-то тибетское обезболивающее привезла, после него гораздо боль уменьшилась.
От упоминания ее имени мне становится не по себе. И снова думается: вдруг она все это время к Диме со всей душой, а тут сорокалетний мужик из Лондона приехал и ботинками от Джона Лобба по их отношениями прошелся.
— Ты денег на квартиру просил. Я тебе сегодня их перечислю. Пробуйте, я мешать не стану.
Пусть пытаются. Может, и делать ничего не нужно будет. Поживут и увидят, что брак это сложнее, чем им обоим представляется.
— Оу, пап, — расцветает Димкино лицо. — От души. Спасибо.
Такой ребенок все-таки он еще. Я в его возрасте первую фирму открывал и отцом трехлетнего сына уже был. Нет, ничего он не должен узнать.
— Тебе может нужно что-нибудь? Могу водителя к тебе из «Серпа и Молота» прислать.
— Юлька все привозит мне, пап. Мама сегодня заезжала — какие-то детокс коктейли привезла. Вряд ли мне их можно, конечно, — усмехается.
— Ну она, по крайней мере, старалась.
— Ага.
Вот и все. Пять минут, а я уже не знаю, о чем беседовать с собственным ребенком. Может, потому и откупался всю жизнь деньгами.
— Дела ждут, — я поднимаюсь со стула и протягиваю сыну руку. — Твой лечащий врач сказал, что тебя выписывают завтра в десять. Я за тобой заеду.
— Окей, пап. И Юльку тогда захвати.
Ну куда уж я без нее. А вслух говорю:
— Если захочет поехать со мной — пусть сообщит.
Я выхожу за дверь, машинально доставая телефон, чтобы сделать звонок в офис, и глаза упираются в Юлю, идущую по коридору: обнимает себя руками, лицо бледное и напряженное.
Замечает меня и, дернувшись, застывает на месте. За секунду перед глазами проносится ее искаженное оргазмом лицо: приоткрытые губы и расширенные зрачки; а пальцы ощущают твердость сосков. Нет, это просто пиздец какой-то.
— Я уже ухожу, — говорю, поравнявшись с ней.
Пряча глаза, рязанка съеживается и быстро семенит в палату.
Юля.
Я иду по длинному коридору центральной городской больницы, ощущая металлический привкус крови на языке. Пронзительное чувство вины вытащило наружу инстинкт пираньи — я не могу перестать кусать губу.
После произошедшего утром я не смогла сразу поехать к Димке. Мне было необходимо время, чтобы прийти в себя и выстроить в голове план дальнейших действий. В итоге прошло целых две пары, а озарения не случилось – я по-прежнему не знаю, куда деть себя от стыда за неконтролируемый срыв.
Во время лекции по аудиту я впервые не слушала преподавателя, а бездумно рисовала в тетради звездочки, пока в голове то и дело всплывал образ Сергея – его почерневший взгляд, которым он смотрел на меня; сильные руки, ласкающие мое тело, внушительная эрекция, обжигающая промежность, и исходящее от него желание, заставившее меня поверить, что он, так же как и я, себя не контролировал. И следом за этим воспоминанием, звучали те его слова: острые как лезвие бритвы, от которых щеки начинали пылать. Все равно с кем. В его глазах я была выглядела низкосортной дешевкой, готовой переспать с кем угодно.
Единственное, к чему я пришла по дороге в больницу к Диме – никакой свадьбы у нас не будет. И нас с ним не будет, потому что всё это неправильно и мерзко. Не заслужила я такого хорошего мужа как Димка, потому что худшего поступка по отношению к нему совершить невозможно.
Когда я поднимаюсь на нужный этаж и замечаю выходящего из палаты Сергея, сердце проваливается куда-то в колени. Черт, ну почему сейчас? Почему, я все время наталкиваюсь на него? В кончиках пальцев начинает привычно покалывать, ноги перестают меня слушаться, и я, замерев на месте, беспомощно смотрю, как Сергей движется ко мне. Не шевелюсь даже, когда он останавливается и внимательно смотрит на меня своими синими глазами.
Сердечный ритм сбивается и звучит как-то рвано: то пропускает несколько ударов, то нагоняет и бьет слишком часто и быстро. И моё наваждение при одном только взгляде на него никуда не исчезает – напротив, накатывает новой волной и растекается огненным жаром по телу. Пытаюсь одернуть себя, чтобы перестать смотреть на его лицо, которое видела так близко всего несколько часов назад, на широкие плечи, которых могла беспрепятственно касаться, и на губы, которые так жадно меня целовали, пробуждая неведомые ранее эмоции. Пытаюсь и не могу, до тех пор пока не слышу его низкий спокойный голос:
— Я уже ухожу.
Уже уходит, потому что успел рассказать Диме обо всем, что произошло сегодня утром? Уходит, потому что открыл ему глаза на то, что его невеста — распутница? Взяв себя в руки, отвожу взгляд и быстро шагаю к нужной палате. За свои поступки нужно уметь отвечать – я признаю вину и исчезну из жизни Молотовых навсегда, как и хотел того Сергей.
Набираю в легкие воздух и, зажмурившись, толкаю дверь, а когда открываю глаза и вижу улыбающегося Димку. Такую улыбку - без капли презрения и ненависти подделать невозможно. Он, определенно, ничего не знает. Сергей не сказал ему… и это обескураживает. Я была почти уверена в том, что Молотов приезжал поделиться доказательствами того, что был прав на мой счет.
— Привет, малыш! — весело говорит Дима, подтверждая мою теорию, — Я соскучился, иди ко мне, - хлопает рукой рядом с собой.
Я по-прежнему стою в дверях, не в силах сделать шаг навстречу. Несколько часов назад я хотела его отца. Бесстыжая Юля. Хотела так, как никого и никогда не хотела… Облизываю искусанные губы и закрываю за собой дверь.
—Дим, нам нужно поговорить, - подхожу к кровати и делаю глубокий вдох-выдох.
Ох, это будет очень сложно. Смотрю в голубые глаза и понимаю, что так больно ранить его не могу. Дима не заслуживает страдать от предательства, и становится причиной раздора между отцом и сыном, я не имею права.
— Я весь во внимании, - широкая улыбка Димы не исчезает с его лица, и мне хочется выть от осознания того, что сейчас я делаю ему больно.
Он не заслужил боли, но по-другому не получится. Такова цена моей ошибки. Правильно говорят, что за все в жизни нужно платить.
— Дим, я думаю, что нам нужно некоторое время… побыть отдельно, - Говори дальше, Живцова, только не молчи и не останавливайся. – Нужно хорошенько обдумать как нам жить дальше, ведь мы еще учимся и некрепко стоим на ногах… Я пришла к выводу, что со свадьбой мы поторопились.
Мысли скачут вразнобой, и составить их в логическую цепочку не получается. Нужно привести больше доводов, чтобы он поверил.
— Стой-стой, Юль, ты чего? — Дима удивленно приподнимается на локтях. — Я уже нашел деньги на квартиру. У нас все будет хорошо..