сигнализации, но у меня под боком моим девочкам будет спокойнее. Так я надеюсь, во всяком случае.
– Никого в сад не пускать. Я пришлю дополнительную охрану и попрошу вас разместить ее на всех входах. О всех желающих навестить детей сообщать мне немедленно, – инструктирую директрису детсада, с удовлетворением оглядываю ее массивную фигуру, достаточную для того, чтобы закрыть грудью как минимум один вход.
– Слушаюсь! – по-военному чеканит женщина. – Что за опасность? Теракт?
– Бывшая любовница, – честно отвечаю. – Гадит и может навредить ребенку.
– Ясно! – без тени усмешки кивает она. – Будем смотреть в оба, Александр Борисович. А если кто явится – пожалеют, что на свет родились.
От ее слов становится спокойнее. Машенька под контролем, за Лилей на ее паре будет «смотреть в оба» присланная Владиславом охрана, а после обеда мой адвокат обещал приехать вместе с частным детективом, который принесет мне выкладки по плану поиска пригретой на моей груди гадюки.
С лучезарной улыбкой я обещаю директрисе роскошный бонус и прибавку к зарплате и спешу на свою первую лекцию.
– Как я уже упоминал, предпосылками возникновения маркетинга в конце девятнадцатого века был так называемый «дикий рынок». Неорганизованная конкуренция, игнорирование потребностей потребителя, концентрация промышленного и торгового капитала, монополии… и так далее в том же духе, – неопределенно закончив перечисление всего, что только могло прийти мне в голову, я незаметно скашиваю глаза на телефон.
Еще пять минут до перерыва, во время которого можно будет позвонить Лиле и узнать, все ли с ней в порядке. Еще пять минут…
– Этапы развития маркетинга как науки тесно связаны с этапами развития рынка и рыночной ориентацией деятельности фирмы…
Четыре минуты.
– Первый этап связан с ориентацией на производство…
Три. Две.
– Второй этап – с ориентацией на сбыт. Фирмы стали применять различные методы реализации своей продукции, частью весьма агрессивные…
Одна минута. Бинго!
– Уважаемые слушатели, продолжение лекции ровно в одиннадцать пятнадцать. Опоздавших просьба не трудиться возвращаться – двери будут на замке.
Не дожидаясь реакции зала, я разворачиваюсь и ухожу в подсобку, на ходу доставая телефон. Тыкаю в уже занесенный в контакты номер и замираю, вслушиваясь в долгие гудки.
Лиля не отвечает. Все еще совершенно спокойно я снова набираю и снова вслушиваюсь.
После пяти или шести гудков включается автоответчик – строгий и официальный Лилин голос сообщает, что в данный момент подойти к телефону она не может, а потому… «Пелезваните попоззе!» – весело орет в трубку Маша, и от этого контраста рот невольно растягивается в улыбке.
Но лишь на секунду.
Уже совсем не спокойно, и я молча пялюсь на молчащий экран. Может, не успела включить звук после первой лекции? Вполне возможно, успокаиваю себя, строча шутливое сообщение, которое ни в коем случае не должно показать, что я уже весь извелся от волнения.
Отсылаю. И опять жду. Долго жду, положив телефон на стол, стоящий посреди подсобки. Сам в это время вышагиваю вокруг него, гипнотизируя его взглядом.
Наконец, не выдерживаю, срываюсь с места. Вводная лекция, конечно, важна, но убедиться в том, что Лиля в безопасности, гораздо важнее.
– Возможно, я опоздаю, – бросаю студентам первых рядов – тем, кто услышит.
– Мы запрем дверь, Александр Борисович… – хихикает симпатичная студентка в не по-осеннему открытом платье. Ее юмор оценили и все вокруг прыскают со смеху.
Я криво улыбаюсь, силой воли заставляя себя не зарычать на них. У меня нет на это права – они ни в чем, совершенно ни в чем не виноваты.
– Свет, главное, не тушите, – отшучиваюсь и под всеобщий, одобрительный взрыв хохота выхожу из помещения.
Улыбка сходит с лица, как только я переступаю через порог – словно маска у актера азиатского театра. Быстрым шагом, и все убыстряя его, я направляюсь в сторону лифтов.
И тут, как венец моих ожиданий, звонит телефон.
Чуть ни роняя его, выхватываю, подношу, даже не взглянув на экран, к уху… и слышу в трубке незнакомый мужской голос.
– Александр Борисович?
– Да, – отвечаю, чуть запыхавшись. Останавливаясь у лифта, нажимаю кнопку вызова…
– Я по поводу девушки… за которой слежу.
Реальность, которую я отталкивал как мог до этого мгновения, обрушивается на меня со всей своей тяжестью, и я упираюсь рукой в стену рядом с хромированной дверью лифта.
– Что случилось?
Господи, только бы не это, только бы не это…
– Она исчезла, Александр Борисович. Пошла в туалет рядом с аудиторией… и больше не вышла. Мы проверили – там есть второй выход – служебный – через комнату уборщика. Простите, но мы не должны были следить за ней в туалете.
Мир потемнел уже при словах «она исчезла», и дослушиваю я с плотно зажмуренными глазами.
– Александр Борисович? – пробивается наконец сквозь шум в ушах. – Вы еще там? Что нам делать? Какие будут указания?
Мне очень хочется послать этих бестолковых дуралеев к черту, но они нужны мне, пока я буду искать Лилю.
– В детский сад, – хриплю, силой воли стараясь подавить гнетущую, обездвиживающую панику и ощущение, что все гораздо хуже, чем кажется. – Все в детский сад… Охранять девочку – Марию Печерскую… Убедиться, что она там и не спускать с нее глаз… Заплачу втрое, если с ней ничего не случится. Нет, вдесятеро.
Убедившись, что меня услышали и поняли, я отключаюсь и с невероятно тяжелым сердцем несусь в сторону того самого туалета, рядом с математическим факультетом. Он там один такой – с двойным выходом.
Но дойти не успеваю – раздается еще один звонок. На этот раз – сообщение. Притормаживаю на всем ходу и успеваю заметить, что это картинка – еще до того, как разлочиваю телефон.
И только потом понимаю, что нет, не картинка. Фотография, явно сделанная вмонтированной потолочной камерой.
Какая-то почти пустая комната со столом, заставленном коробками и заваленном бумагами, и за столом Лиля – я узнаю ее даже сверху. Она не одна – напротив нее этот ее бывший, держит в руках папку, а в зубах – карандаш. И оба явно над чем-то работают.
Сказать, что у меня внутри все заледенело, значит – ничего не сказать.
Телефон в моих руках разражается еще одним звонком, и я чуть не роняю его, словно это не телефон, а склизкая, холодная змея, которую я случайно схватил.
Так и есть.
– Спорим, ты уже размышлял, кому бы меня заказать? – слышу в трубке ненавистный голос, который еще недавно совершенно меня не раздражал.
– Ты какой-то… хрестоматийный злодей, – говорю больше себе, чем ей. – Если честно, я размышлял, как бы обойтись с тобой помилосерднее, прежде чем дойду до крайностей… Но теперь думаю только о том, как приятно будет раздавить тебя. Я ведь раздавлю тебя, Алла. Мокрого места не оставлю.
– Думаешь, мне не все равно? – с горечью в голосе отвечает она. – Я потеряла всё вместе с тобой. Все эти годы моей единственной целью было сделать так, чтобы ты полюбил меня… Выйти за тебя замуж, родить тебе ребеночка… состариться вместе…
Меня передергивает. Какое же счастье, что я предохранялся с ней!
– Короче, – прерываю ее сопливые бредни. – Если ты немедленно скажешь мне, где Лиля, у тебя есть шанс. Маленький, но шанс. И имей в виду, я не поверю ничему, что ты мне сейчас наговоришь про нее. Даже если вышлешь видео с ней, занимающейся сексом на этом самом столе, я буду уверен, что ее чем-нибудь подпоили. Даже если она позвонит мне и скажет, что больше не любит меня, даже если уйдет… я буду знать, что ты каким-нибудь образом заставила ее или…
Она хохочет, не давая мне договорить.
– Всё с точностью до наоборот, Сашенька… Твоя Лиля как раз ни в зуб ногой. Она сбежала, потому что пожалела своего бывшего босса с его дурацкой документацией и сейчас просто помогает ему разложить перепутанные документы по кейсам. Кстати, он такой же дурачок, как и ты. Как я подозреваю, все мужчины вообще. Это ведь я уговорила его действовать сообща – вернуть наших любимых, разыграв ту комедию с отъездом… Конечно, он не знал, что было у меня в планах на самом деле.
Я стискиваю зубы.
– А ты в курсе, что бывает с почти-победившими злодеями, когда они с упоением рассказывают о том, как виртуозно совершили преступление?
– Нет, не в курсе, – заинтересованно спрашивает она. – Расскажи мне.
И я хочу рассказать ей – просто так, чтобы сбить спесь с этой суки – как вдруг понимаю, что задержка этого разговора может действительно сыграть мне на руку. Потому что я слышу звук в ее телефоне. Странный, прерывистый ритм – эдакое легкое постукивание – до одури знакомое, которое, если напрячься, я обязательно вспомню…
Но мое молчание может показаться подозрительным, и я продолжаю говорить, старательно прислушиваясь поверх собственного голоса.
– Злодей обычно проигрывает, потому что в момент победы бахвальство собственной изобретательностью расслабляет его и дает проигравшему шанс.
Звук определенно знаком. Похоже на постукивание по батареям… Или не батареям, а… Я отчаянно вслушиваюсь, напрягая все свое существо. Не знаю, зачем мне это нужно – Алла может быть в совершенно другом месте, далеко от Лили…
Но я уверен – если я найду ее, то найду и Лилю. Выбью из Аллы признание. Если понадобиться, то в буквальном смысле этого слова.
– Хорошо, я не буду хвастаться, – неожиданно соглашается Алла. – Просто скажу тебе, чего я хочу, а ты сделаешь.
– Не сделаю, – рычу я, сжимая телефон в кулаке так, что он почти трескается. – И не надейся…
– Сделаешь, – с выражением говорит она. – Еще как сделаешь. Ты сейчас же пойдешь в офис, поставишь телефон на громкую связь – чтобы мне было слышно – позвонишь своей возлюбленной с другого телефона и скажешь ей, что ты понял, что еще не созрел для семейной жизни и жить с ней больше не хочешь. Что это тяжело для тебя – вот так с бухты барахты стать полноценным отцом и мужем. Или что-нибудь в этом роде. В общем, придумай, как сказать это так, чтобы твоя драгоценная Лиля поверила и ни в коем случае не подумала, что тебя шантажируют. А как только она поверит – заплачет или заорет на тебя – я позвоню Андрюше и предупрежу его, что не надо им обоим пить из тех бутылок с водой, которые я подложила в его сумку вместо настоящих, фирменных. И советую тебе поторопиться, Сашенька – в той комнате душно, и судя по мимике, они уже чувствуют жажду.