— Пойдем, — протягиваю руку, — дождь уже почти перестал.
Лиза
За окнами темно, но я не ложусь. Сижу в темноте, положив руки на подлокотники кресла.
Он придет. Не знаю, откуда, но я в этом убеждена.
Я не тешу себя иллюзиями, он идет ко мне не за любовью. И даже не за сексом. Какой может быть секс с неопытной девственницей?
Никакого. Марат четко это обозначил.
О том, что случилось на берегу, уверена, он уже пожалел не один раз. Он думает, что совратил меня. Как будто бы я позволила ему все это, если бы сама не хотела.
Он выпустил мою руку, когда мы вышли на тропинку, ведущую к вилле. И дальше всю дорогу шел на пол шага впереди меня. Сцепил руки за спиной и шел.
Я обняла себя за плечи и так и шла. Хотя воздух был не холодный, меня морозило изнутри. Даже не так.
Замораживало.
Хорошо, что отпустил. Когда мы подходили к дому, Кристина стояла у открытого окна и нас выглядывала. Я через расстояние чувствовала, как она мысленно измеряет дистанцию между мной и Маратом.
Не могу больше. Устала.
Я не просила этого чувства. Я не мечтала влюбиться в такого мужчину — взрослого, равнодушного, мрачного. Которому не нужны ни мои чувства, ни я сама.
Как все девочки в детстве я мечтала о принце. И меньше всего этот принц был похож на Марата Хасанова...
Я почти уверена, что Марат придет ко мне договариваться, поэтому сижу и его жду.
И все равно, когда слышу звук шагов за дверью, вздрагиваю.
Дверь открывается почти бесшумно, я его не вижу. Но все вокруг меняется за секунду, пропитывается Маратом. Его присутствие ощущается буквально физически.
Тишина становится слишком плотной. Кажется, что воздух в комнате тяжелый, как бетон.
Не знаю, что чувствует Марат, но его напряжение передается мне. Мы оба молчим, и от этого становится только хуже.
Наконец он заговаривает первым.
— Лиза, послушай... Я уже это говорил, ты слишком молода для меня, — голос сиплый, каждое слово явно дается ему с трудом.
Он не подходит. Просто стоит на расстоянии вытянутой руки. Слишком далеко, чтобы я могла его коснуться, и слишком близко, чтобы я могла не чувствовать его присутствия.
— Ты знаешь, что мне небезразлична, — продолжает Марат, — но если бы я не остановился, если бы я позволил себе что-то большее, я сломал бы тебя. Я сломал бы нас обоих.
Он делает шаг ближе, но я по-прежнему не двигаюсь. Он все равно больше ко мне не притронется.
— Я знаю, что ты думаешь. Что я мог бы стать тем, кто сделает твой мир легче. Но мне нужно, чтобы ты была сильной. Чтобы ты стала самостоятельной.
Физически ощущаю, как воздух становится ледяным, когда он произносит эти слова. Они замерзают и падают вниз звенящими льдинками. Пальцами впиваюсь в подлокотники кресла.
Это не просто боль — это отчаяние.
— Я не смогу быть рядом, но я тебя не оставлю, — его голос снова звучит, теперь он совсем замороженный. — Я снял квартиру в Лондоне и открыл счет на твое имя. Говори всем, что твой дядя вернул часть наследства.
— Мне... Мне ничего не надо, — с трудом раздвигаю непослушные губы.
— Я не могу быть твоей опорой, Стебелек. Ты заслуживаешь большего. И если я не уйду из твоей жизни, я разрушу тебя.
И вот здесь силы покидают меня. Хочу, чтобы он ушел. Чтобы его слова не висели в воздухе, не резали меня своими острыми лезвиями.
Но он не уходит.
Я не могу ответить. Не могу выговорить ни слова.
Это все слишком сложно. Понимаю, что он прав, но в то же время все внутри сопротивляется, бунтует.
Хочу сказать ему, что не смогу. Что не справлюсь. Но вместо этого продолжаю молчать.
Чувствую, как что-то внутри меня начинает рушиться, как весь этот мир, этот дом, эта вилла начинают исчезать. Я остаюсь в темноте, в пустоте и понимаю, что даже когда он уйдет, он не уйдет из меня никогда.
— Я завтра уеду. Для всех по делам, но больше сюда не вернусь. Можешь остаться с Кристиной, можешь вернуться в Лондон.
Сжимаю пальцы, подавляя дрожь в руках. Марат этого не видит, но я ощущаю ее в каждой клетке.
Сердце стучит в груди, с каждым ударом превращаясь в камень. Марат наклоняется, чтобы меня поцеловать, и тогда я как просыпаюсь. Отшатываюсь, упираюсь руками в его твердые плечи.
— Не трогай меня, — шиплю сквозь зубы, — не смей ко мне прикасаться.
— Правильно, Стебелек, — шелестит он, касается губами макушки и уходит.
Его шаги исчезают за дверью. Но все остается здесь — его слова, тепло его тела, его запах.
Сжимаю кулаки и стараюсь не дышать. Но не могу удержаться, срываюсь и судорожно втягиваю носом, впитывая его в себя.
Так и остаюсь сидеть, сжимая руками подлокотники. Мне страшно, потому что я понимаю: он ушел из комнаты, но он так и не ушел из моих мыслей.
И из моего сердца.
Глава 19
Марат
Я уехал на следующий же день. Не хотел больше оставаться в этом месте, где все, все, блядь, напоминало о ней.
Очень рано, когда все еще спали, чтобы не передумать. Не дать слабину. Не оставить себе ни единого шанса смалодушничать, ни малейшей возможности изменить решение.
Сам не ожидал, что мне так тяжело будет уезжать от нее, что каждый километр будет даваться с таким трудом, словно назад тянут тяжелые цепи.
Я не спал всю ночь, уговаривал себя, пытаясь найти хоть какие-то разумные доводы. Говорил себе, что она малолетка, вчерашний ребенок.
Что у нас ничего общего, кроме этого необъяснимого притяжения.
Что если у меня на нее стоит, это еще ничего не значит, это просто физиология, ничего больше.
Что, мать твою, она подруга моей дочери. И ее ровесница, они же вместе учились в одном пансионе, в одной комнате жили.
Но после того, как я от нее вернулся, внутри словно что-то оборвалось. Будто важная часть меня осталась там, с ней.
Уже из аэропорта позвонил дочери, как только прошел паспортный контроль. Сказал, что неожиданно появились срочные дела, из-за которых пришлось срочно улететь, даже не попрощавшись.
— Не хотел тебя будить, Малинка, ты так крепко и сладко спала! Прости меня, детка, совсем не вышло у нас с тобой провести вместе время как следует, как мы хотели.
Дочь тихонько всхлипывала в трубку, от чего у меня ныло в грудине. Чувствовал себя последним подонком, не способным сдержать обещания перед собственным ребенком.
— Пап, так значит, ты совсем не вернешься? Может быть, все-таки получится закончить дела пораньше, и ты снова приедешь?
На секунду прикрыл глаза и представил этот пиздец, в который меня неминуемо затянет, как только я снова увижу хрупкую тонкую фигурку, невинные голубые глаза и мягкие светлые волосы.
А потом подумал про еще больший пиздец, если я вернусь, а ее там уже не окажется. Я же точно знаю — сразу сорвусь в Лондон за ней, как последний идиот.
Это все может продолжаться до бесконечности, а как показала практика, у моей бесконечности есть более точное определение — ебеня.
Так что на это я не поведусь.
— Нет, дочь, не выйдет, мне тут надолго придется зависнуть, дела серьезные. Но ты не кисни, вот как на учебу выйдешь, я тут как раз немного разгребусь и прилечу. Знаешь, я тут подумал – хочу дом купить в тихом пригороде, где ты сможешь у меня спокойно выходные и каникулы проводить. А если захочешь, можешь вообще у меня жить постоянно, а не в студенческом кампусе.
Честно говоря, про дом я совершенно спонтанно придумал. Так спиздел, лишь бы что-то утешительное спиздеть в тот момент. А теперь вот хожу, думаю, прокручиваю эту мысль и прихожу к выводу, что на самом деле не такая уж это и хуевая идея — купить дом в пригороде Лондона.
Поручить поиск дома риэлтерской конторе оказалось делом нескольких минут. Достаточно было сделать один звонок, и процесс уже запущен. Остальное время я занят тем, чем обычно занимаюсь в отпуске — бухлом и еблей.
Наверное, это у меня карма такая. Один раз хотел провести отпуск с дочерью, чуть не испортил жизнь хорошей девочке. И сам чуть не встрял по самые яйца.
Та, которую я трахаю сейчас, Лизу не напоминает даже приблизительно.
Высокая, буфера четвертый размер. Горловой минет делает на высшем уровне.
Остальное вообще не имеет значения. Я даже не мог первое время запомнить, как ее зовут. В самом начале спросил, услышал, что не Лиза, значит прокатит. Сразу же забыл и потом не спрашивал.
Нахера мне знать, как ее зовут, если она и так нормально сосет?
Потом запомнил, что ее зовут Надин. Мне с ней комфортно. Трахаемся мы у нее, я потом одеваюсь и уезжаю. Ни разу не остался, даже мысли такой не возникло.
Надин не ебет мне мозг, не пытается залезть мне в душу и не нуждается в деньгах. Зато любит дорогие подарки. А кто ж их не любит?
Лиза разве что... Вот, опять я влез на запретную территорию.
Я запрещаю себе о ней думать. Думать и вспоминать.
Все к лучшему, я все правильно сделал. Кристина звонила в последний раз, сказала, что Лиза уехала в Лондон, но в квартиру, которую я для нее снял, она так и не заселилась.
— Милый, ты покурил? — талию обвивают тонкие руки. — Я уже скучаю!
— Покурил, — выбрасываю сигарету, разворачиваюсь. Кровь приливает к паху. Толкаю девушку к окну, поворачиваю спиной. — Нагнись.
Она с удовольствием прогибается, и я раскатываю по набухшему члену латекс.
Все движения отработаны до автоматизма, приводящие к такому же механическому оргазму. Без сметающих волн и сносящих крыши ураганов.
Все как обычно. Потому что без нее.
Но так будет лучше. Для нее.
А на меня похуй.
Лиза
Я еле дождалась того дня, когда можно было заселиться в кампус.
С Крис мы не виделись с тех пор, как я улетела в Британию. Она упрашивала меня остаться, заливаясь слезами.
— Тебе же некуда ехать, Лиза, что ты делаешь? Зачем уезжаешь?
Но мы обе понимали, что так правильно. Что так будет лучше для всех.
— Я попробую взять кредит под залог тех денег, что оставили родители на учебу, — ответила я, успокаивая не столько подругу, сколько ее совесть.