Виктор Васильевич быстро и почти виновато кивнул.
– Ну вот, тогда идите в свою гостиницу, понятно? А завтра встретимся…
– Во сколько? – негромко спросил Виктор Васильевич.
– Да все равно, – пожал плечами Виталий, снова косясь на окна ее дома.
– Пораньше, часиков в одиннадцать?.. Около гостиницы… – предложил Виктор Васильевич.
– Можно, – рассеянно согласился Виталий.
– Или нет, – поправился Виктор Васильевич, – лучше в десять…
Виталий, кажется, не услышал, глядя на освещенные окна дома, в которых за шторами двигались чьи-то фигуры.
– Хорошо, значит, в десять, – ответил за него Виктор Васильевич. – В десять около гостиницы я тебя буду ждать. Хорошо?
Виталий кивнул, глянув торопливо на Виктора Васильевича:
– Вы идите…
– Хорошо, – согласился Виктор Васильевич, пошел вдоль забора, но почти сразу остановился, посмотрел назад.
Сын переходил на другую сторону улицы, выпрямившись, расправив плечи. Под мышкой он сжимал сверток с подарком, а свободной рукой приглаживал волосы. И одновременно как будто насвистывал, пряча разбитую губу. Он не оборачивался.
Виктор Васильевич видел, как сын подошел к калитке, быстро поднялся на крыльцо, позвонил. Дверь почти сразу открыли, и он шагнул в проем возникшего света.
Виктор Васильевич вздохнул, поглядел по сторонам, спрятал руки в низкие неудобные карманы пальто и присел на корточки у забора рядом с гудящим телеграфным столбом, почти слившись с темнотой. Потом он стал напевать что-то себе под нос.
Но скоро дверь дома открылась, в квадрате света возникла фигура Виталия и пропала, потому что сразу за ним закрыли дверь. Хлопнула калитка. Виталий быстро перебежал через дорогу и остановился метрах в трех от Виктора Васильевича, глядя на окна дома, и вдруг громко и отчетливо произнес:
– Сука…
Потом посмотрел по сторонам, говоря что-то тихо и неразборчиво, и прибавил громче, так, что Виктор Васильевич услышал:
– …И он ушел.
– Я не ушел, я здесь, Виталь, – поднимаясь, заговорил как можно тише и ласковее Виктор Васильевич, чтобы не испугать сына.
Но Виталий все равно испугался, сильно вздрогнул, отскочил в сторону и закричал вдруг:
– А почему не ушел?! Я тебе говорил – иди, значит, иди! Чего здесь спрятался?!
– Да я… – с виноватой улыбкой пытался объяснить Виктор Васильевич.
– Да я, да я! – перебил Виталий. – Ходит весь день! Думаешь, если две сотни дал, значит, всё?! Подарок… Видал я твой подарок!! – закричал вдруг он.
Вытащив из пакета джинсы, схватил их за штанины, попытался разорвать, напрягся, задрожал весь, но ничего не вышло, и тогда, размахнувшись, бросил их в Виктора Васильевича:
– На!!
– Да ты чего? – спрашивал, недоумевая, Виктор Васильевич.
– А ничего, ничего, понятно?! – закричал Виталий и побежал по улице.
Виктор Васильевич побежал за ним, держа в одной руке джинсы, а другую протягивая к сыну.
– Да что случилось-то, объясни… – просил он.
Виталий выскочил из переулков к огородам, которые широкими ровными полосами скатывались вниз к реке, но, не добежав, вскрикнул вдруг коротко, взмахнул руками и пропал в темноте.
– Господи, – выдохнул Виктор Васильевич и побежал быстрее туда.
Сын сидел на дне неглубокой, в полметра, ямы, вырытой на краю огородов для навоза, раскачивался из стороны в сторону, держась за колено, стонал глухо и протяжно:
– У-уй, у-уй, у-уй…
Виктор Васильевич спрыгнул к нему, присел рядом и, заглядывая в лицо, быстро спросил:
– Виталь, что, ушибся? Больно? Где больно, покажи…
Сын не ответил, но показал пальцем на колено.
– Здесь? Ну-ка дай… я посмотрю… дай-ка… выпрями ногу…
Он осторожно поднял разодранную штанину, обнажил разбитое в кровь колено.
– Больно? Здесь больно? А здесь? Нет?.. Ну ничего… это ничего, просто ушиб… Перевязать бы чем… Черт, платка нет… У тебя нет?..
Он посмотрел на джинсы и стал осторожно стирать ими грязь по краям раны.
– И грязный ты весь, вымазался. – Тыльной стороной ладони он пытался стереть грязь с лица сына, но тот не давался, отворачивался, и вдруг губы его стали вытягиваться и опускаться краями книзу, задрожали, и он заревел неумело и басовито.
– Св… св…. св… сволочь она! – объяснил он, заикаясь и всхлипывая, размазывая грязь по лицу. – С Огурцом… с… Огурцом гадом ушла… ушла-а-а…
Виктор Васильевич прижал к себе за плечо сына и, улыбаясь, наклонив голову, сказал:
– Ну что ты, а? Ну, подумаешь – ушла. Ты же мужчина… Да если так, то она тебе не нужна, ногтя она твоего не стоит… Ну чего ты?.. Да знаешь, сколько их еще будет?.. Другая найдется, в сто раз лучше…
– А мне другая не нужна! – выкрикнул Виталий.
Но скоро он стал успокаиваться, всхлипывать, затихая…
Они выбрались из ямы и медленно пошли по холодной больной земле огородов к реке, которая изгибала внизу свою живую серебристую спину. Виталий сильно хромал, припадая на ушибленную ногу, всхлипывая еще иногда, шмыгал носом. Виктор Васильевич обнял его, поддерживая и помогая идти, говорил что-то тихо, успокаивал…
Они присели на твердом пологом берегу; Виктор Васильевич зачерпывал в ладонь воду и умывал сына.
– Ну вот, вот так… вот, – приговаривал он. – Вот и порядок… Ну, успокойся, успокойся… Чёрт, вытереться нечем. – Он посмотрел на джинсы и подал их. – На, вытрись.
Виталий долго и старательно вытирался, потом вернул джинсы. Виктор Васильевич вновь посмотрел на них и сказал вдруг зло:
– Подарок… Цветы им надо дарить, цветы! Остальное – взятка!
И бросил джинсы подальше в воду. Они поплыли бесформенным комком и скоро пропали за изгибом реки, за низким густым кустарником.
Виталий глянул на Виктора Васильевича, шмыгнул носом, но ничего не сказал.
– Знаешь, а давай костер разведем! – предложил неожиданно Виктор Васильевич. – Посидим, погреемся, давай?
Виталий кивнул.
Виктор Васильевич выпрямился, поискал в карманах спички, но не нашел.
– У тебя спички есть?
Виталий пошарил по карманам.
– Нету, потерял, наверно, – сказал он тихо.
– Ну и ладно, без костра обойдемся! – бодро произнес Виктор Васильевич.
– Сейчас… – Виталий пошел вдоль берега, поглядывая по сторонам.
– Тут пацаны маленькие днем костры жгут, – объяснил он, наконец, непонимающему Виктору Васильевичу и, присев над большим кострищем, стал осторожно разгребать рукой сизый разлетающийся пепел, отбрасывать в сторону черные холодные головешки.
В самом низу, под пеплом, мерцал и вздрагивал огонек величиной с ноготь мизинца.
– Траву сухую давайте скорей, – зашептал он громко, встал перед огнем на четвереньки, тихонько дуя на него, не давая загаснуть.
Виктор Васильевич оборвал сухую редкую траву и, набрав в кулак, принес, торопясь, сыну.
Виталий положил немного травы, снова стал дуть. Головешка задымила, но огня не давала. Виктор Васильевич сидел рядом на корточках, похожий на большую чудную птицу: полы пальто разлетелись и лежали на земле, вроде крыльев. Он молча и терпеливо смотрел на сына и на дым без огня, но все же заговорил, улыбаясь:
– У нас в детстве спичек не было, кто ж даст… Ну и мы так же точно костры разводили… Это «по-деревенски» называлось…
– Да у нас тоже, – переводя дух, сказал Виталий.
– Давай я, – предложил Виктор Васильевич. Он поправил траву, встал на четвереньки и, вытянув шею, набрал в легкие воздуха, надул щеки, став вдруг от этого смешным, дунул, но слишком сильно, так, что трава разлетелась в разные стороны.
– Не так сильно-то, – проворчал недовольно Виталий, подбирая траву и укладывая ее на тлеющую головешку. – Вместе давайте…
И они стали вместе дуть с двух сторон, и наконец первый малюсенький язычок пламени превратил единственную травинку в огонь, и от нее занялись остальные.
Костер был большим и жарким. Они сидели на бревнах друг напротив друга, смотрели в живой, звучащий огонь.
– И сигареты потерял, когда бежал, – невесело сказал Виталий. – Закурить бы…
– Курильщик… – проворчал Виктор Васильевич. – Курить не будешь, будешь лучше бегать. – Он обернулся, посмотрел на Виталия. Тот не обиделся.
– Я завтра Огурца поймаю… А потом мы всех остальных подловим… Японца… Сову… Коляна… – говорил он спокойно и чуть устало.
– Ладно, – прервал его Виктор Васильевич. – На вот лучше, погрызи… – Он поднял прутик, который держал над огнем. На конце его был насажен кусочек свиного уха.
Виталий снял его, перебросил несколько раз с ладони на ладонь и стал грызть с аппетитом, наклоняя голову набок, боясь обжечь больную губу. Он оставил половинку, молча протянул ее Виктору Васильевичу, но тот отказался.
– Ты ешь, ешь… Ну как, вкусно? – спросил он, улыбаясь.
Виталий кивнул.
– А ты говоришь…
Виктор Васильевич помолчал и громко спросил с чуть хитроватой улыбкой:
– А вот скажи, Виталь, нас сейчас сколько?
– Как сколько? – не понял Виталий.
– Ну, сколько нас сейчас здесь? – еще больше улыбаясь, спросил Виктор Васильевич.
– Как сколько? – пожал плечами Виталий. – Двое… вы и я…
– А вот и нет! – довольно засмеялся Виктор Васильевич. – Трое! Ты, я… и костер…
Виталий посмотрел на огонь, потом на Виктора Васильевича и сказал неожиданно:
– Тогда четверо.
– Почему? – удивился Виктор Васильевич.
– А луна… луна – четвертая…
Виктор Васильевич поднял голову, увидел неполную еще, остролицую луну и посмотрел удивленно на сына.
Потом было молчание. А потом Виктор Васильевич заговорил решительно:
– Знаешь, я тебя об одном деле попрошу… Я тебя вот о чем попрошу… Не называй меня на вы, хорошо? На ты меня называй…
Виталий молчал. Он поднял с земли щепку, бросил в огонь.
– Хорошо? – повторил Виктор Васильевич.
Но Виталий молчал. Смотрел в огонь.
– Хорошо?
Виталий поднял на него глаза.
– Ты… – Он замолк на мгновение. – Ты мо-а… мо-а… ма… – неожиданно стал заикаться он и снова замолк, переводя дух. – Ты мо-а… мо-а… Ты мой отец?