На мгновение на ее лице промелькнуло что-то похожее на смущение, но тут же пропало, сменившись упрямством.
– А ты считаешь, что она вкусная? – поинтересовалась Вилли нейтрально, откусывая ещё кусочек.
– По сравнению с тем, что было вначале – сносная, – отрезал Гроул. – В конце концов, я не нанимался в кухарки! Да я вообще не должен здесь находиться, заниматься этой ерундой, возиться со щенком…
По мере того, как он говорил, Вилли тоже выпрямлялась.
– Я, я, я, – с кривой усмешкой повторила она. – Всегда «Я». Я уж подзабыла, хорошо, что напомнил. Мир вращается вокруг тебя. Солнце встает ради тебя. Десять лет прошло, а ничего не изменилось, – она пошла прочь. Остановилась. – Легко быть героем для чужих людей, а вот рутинный труд – это не для героев, да? Никто не похвалит, не восхитится, значит, он неважен, правда? А ведь никто не должен здесь находиться, Гейб. Маккензи бросил клан, чтобы страховать тебя, я подвергаю опасности свою дочь ради помощи – тебе плевать. Ты думаешь только о том, как тяжело тебе. Несчастный малыш! Он будет жить, не зная любви, ласки, с оборотнем, которому нет до него никакого дела. Ты ведь относишься к нему как к бифштексу.
– Что?! – Гейб ощутил, как лицо его каменеет, а мышцы напрягаются, как перед оборотом. Но Вилда не отступила.
– Как ты готовишь? Абы как посолил, абы как кинул на сковороду, абы как пожарил. И с ребёнком также – сменил пелёнку, уложил спать, сунул бутылочку. Ты не вкладываешь ни капли любви в то, что ты делаешь. Тебе плевать на него. Тебе на тетушку с улицы меньше плевать, чем на него!
– Я, – он осёкся от этого очередного «я» и выдохнул, пытаясь не злиться, хотя она явно провоцировала его на скандал. – Мне не плевать! Как ты можешь этого не видеть? Ты просто предвзята, Вилли, – сообразил он. – Ты все еще обижена, да?
– Да что ты? – она ядовито улыбнулась. Слишком ядовито для той, кто не обижен. – Какое легкое объяснение ты нашел. А истина в другом. Ну, скажи мне, как ты его зовешь?
– Ээээ, – протянул Гроул, чувствуя себя дураком. – Хвостик?
– А у него есть имя! – Вилда победно усмехнулась.
– Это дурацкая претензия, Вилли, – буркнул Гейб. – Я не могу называть его по его имени. Мы тут шифруемся, помнишь?
– Тогда дай ему другое, – тихо сказала Вилда. – Так, как должен поступить отец. Другого отца у него уже не будет, Гейб. И тебе решать, каким отцом будешь ты.
Она ушла. Оборотень остался один. Через минуту из сада послышался её негромкий голос, баритон Мака. Стукнула одна дверь, вторая – видно, оборотница вернулась в кабинет.
– Мейз Ристерд, дети спят на веранде, но скоро проснутся и захотят есть! – В кухню ворвался сияющий Мак. – А я уже хочу! Мало того что вы мне жалованья не платите, так ещё не кормите…, – начал изгаляться он, но посмотрел на мрачного оборотня, осёкся. – Что случилось, Гейб?
– С Вилдой поцапался, – нехотя признался Гроул.
– Что вы всё делите? – Мак оседлал стул, посмотрел на друга. – Если ты за ней так ухаживаешь, то это неверная стратегия, друг. А если нет… такое чувство, что вы успели поругаться когда-то давно и до сих пор не помирились.
Гейб поморщился, и Мак, видимо, что-то прочитал по его лицу и присвистнул.
– Рассказать не хочешь?
– Нет, – покачал головой Гроул.
– Ладно, – ничуть не обидевшись, жизнерадостно согласился Мак и встал. – Любовь останется любовью, а кушать хочется всегда. Накрывай на стол, а я сварю кофе.
– Я сам сварю, – отрезал Гроул. – Твоим, уж извини, только муравьев под розами травить.
– А я и травлю, – ухмыльнулся Мак и плюхнулся обратно на стул. – Вари, хозяюшка.
В него полетел черпак, и Льялл с хохотом увернулся.
Через пятнадцать минут Маккензи как нейтральный парламентер поскрёбся в дверь кабинета, держа в руках обоих проснувшихся малышей.
– Вилда, обед готов!
Гроул был готов к тому, что оборотница не выйдет к столу или заберёт тарелки с собой. Однако она вышла, спокойно села за стол и посадила на колени Морну. Начала кормить дочку мягкой (Гейб проверял!) курицей, овощным пюре, давая попить из детской кружки с зайчиком. Маленький оборотень сидел под столом и слюнявил ножку стула.
Гейб, дождавшись, когда Морна попросится на пол и обернётся, протянул маленькой волчице ярко-зелёную косточку.
– Малышка, мейсис Беггинз передала тебе подарок. Сказала, что прекрасное средство для прорезывания зубов.
Вилда, резко наклонившись, отобрала у дочки кость и попробовала. Признав лакомство безопасным, вернула недовольной Морне и принялась за обед сама.
У Гроула язык чесался спросить, действительно ли она считает его необучаемым монстром, способным причинить вред ребёнку, но он сдержался. Некоторое время взрослые ели под разглагольствования Маккензи, вещавшего, как новомодный радиоговоритель. Вилда и Гейб ограничивались односложными восклицаниями или короткими предложениями. Из-под стола сначала слышалось сопение, тявканье и цокот коготочков, потом шум и топот усилились, поехала на край скатерть со стола.
– Эй! – Гроул наклонился и обнаружил двух сердитых щенков, с рычанием отнимающих друг у друга косточку. Взял в руки малыша, отобрал у него вкусность, отдал торжествующей Морне, поскорее уволокшей свою драгоценность под защиту к маме. Маленький оборотень по-щенячьи расплакался от такой несправедливости.
– Ну, не плачь, мелкий. – Гейб потрепал волчонка по спинке. – У тебя есть твоя собственная. – Он протянул щенку ярко-розовую косточку, опустил на пол. – Ринор, не балуйся!
Вилда улыбнулась в тарелку.
– Что ты так на меня смотришь, Мак? – недовольно вопросил Гейб.
– Ринор? – высоко поднял брови Маккензи. – Это означает «Счастливый»?
– Ринор, – отрезал Гроул, беря нож и вилку. – Нужно же ребенку какое-то имя.
* * *
Вилда всегда купала дочку перед вечерним кормлением, и обычно Гейб ненавязчиво подбрасывал мелкого в ванную, утверждая, что у него трясутся руки, он боится, и ребёнок непременно пострадает от его неумелых действий. Одно дело – подмыть после детских дел, а другое – вымыть голову. Это же вода может в уши попасть или мыло в нос! Единственный раз, когда он купал младенца, был в первую ночь их совместной жизни, и тогда Гейб был слишком невыспавшимся, чтобы бояться.
Однако в этот раз Гроул дождался, пока освободится детская ванночка и оборотница уйдёт к себе в спальню. Решительно налил воды, долго колебался – то холодной доливал, то горячей, прибавлял воды, убавлял. Малыш лежал в корзинке, грыз себе пальцы и говорил «агу-агу». Наконец волк решился.
– Иди, маленький бандит. Будем купаться. – Трясущимися руками он взял ребёнка и опустил в воду, замирая. Однако малыш не закричал от холода или ожога, наоборот, с удовольствием плескал ручками, дрыгал ножками. Гейб разжал закаменевшие руки, взял забытую Вилдой жёлтую уточку и неуверенно ткнул уткой в пузико.
– Кря-кря, – забубнил он фальшиво. Однако Ринор так развеселился, что расхохотался во весь голос. Оборотень, чувствуя себя идиотом, изображал, как утка крякает, ныряет, поёт, летает. Малыш сидел в воде, зелёные глаза сияли, рот улыбался, показывая дёсенки.
– Понравилось купаться? – оборотень осторожно полил ребёнка из ковшика, чувствуя, как вздрагивает маленькое тельце. Поднял, закутал в полотенце. В спальне быстро и аккуратно облачил дитя в рубашечку и подгузник, надел смешные носочки и тихо стукнул в дверь между спальнями.
– Заходи, – негромко отозвалась оборотница.
Через полчаса, когда он успел перекусить и лежал на кровати в одних мягких широких штанах, Вилда принесла сонного Ринора назад. Каждый вечер она приносила его и клала в кроватку, но сегодня Гейб жестом попросил положить малыша рядом. Ребёнок повернулся, прижался к оборотню и уткнулся носиком в его руку. Оборотница ушла, а Гроул лежал, боясь пошевелиться, пока всё тело не одеревенело.
ГЛАВА 10. О том, как важно понимание
«Хорошая жена никогда не допустит, чтобы муж повысил на нее голос или, не дай Пряха, поднял руку. Она всегда должна опережать его желания и иметь под рукой сковородку, скалку либо другой твердый предмет»
«Тайная книга оборотниц»
Еще месяц спустя
– Ты так подрос! – Ринор вцепился в пальцы Вилды, она потянула, и малыш встал на колени. Подбежала Морна и стала помогать – обеими ладошками подталкивать оборотнёнка в спину.
– Осторожнее, моя хорошая, – предостерегла мать. – Ты старше и больше, уронишь Ринорчика.
По лицу Морны было видно, что уронить Ринорчика – её мечта. Однако Хвостик, хоть был сильно младше, ростом был только на голову ниже, а потому под напором устоял. Развернулся и изо всех сил заехал кулаком Морне по плечу. По инерции шлёпнулся набок, возмущенная Морна тоже. Дети на четвереньках подползли друг к другу, обменялись тумаками, заревели и поползли к оборотнице параллельными курсами. Полезли на колени, старательно отпихивая один другого, и тут уж Морна не сдалась – во-первых, у неё зубов выросло больше, а во-вторых, это была её собственная родная мама, и никаким самозванцам она её отдавать не собиралась. Пока Вилда уговаривала детей и отвлекала игрушками, утешала, вытирала слёзы, поила из бутылочек, в кабинет влетели с десяток «ласточек» с печатями финуправления.
На столе рядом с почтовым лотком, куда приземлялись «ласточки» со счетами, ведомостями, ордерами, стоял в вазе небольшой букет садовых цветов, который появился вчера с утра. Как появлялись букеты целый месяц до этого. Гроул на прямой вопрос врал, что это от Мака, но цветами пахло от него, а Мак с усмешкой разводил руками и сбегал, и эта комедия Вилду одновременно и раздражала, и тревожила. Потому что доставляла ей удовольствие. И то, что Гейб приносил ей посреди рабочего дня кофе с маленькими печеньками и сливками. И то, как смотрел на нее. А ей не должно было быть приятно.
– Гейб, – крикнула Вилда в гостиную, доставая письмо из лотка и, не глядя, разворачивая. – Мне прислали документы, я их всё утро жду. Займись ребёнком. Дочка, идём, поиграешь в кабинете до обеда.