Молодая журналистка повернулась к своему избавителю.
– Кстати, почему вы не помогли мне с ними разделаться?
– Как я погляжу, вы превосходно справились сами. Как называется это ваше боевое искусство?
– «Интернат-квондо». Похоже на тхэквондо, но куда суровее. В нем разрешены любые удары, вообще все.
– Вы опознали в этой троице того, кого встретили на месте преступления?
– Кажется, да. Хотя из-за маски я не смогла разглядеть его физиономию. Вот если бы поймать хотя бы одного и потолковать с ним по душам…
Исидор Каценберг достал из кармана лакричный леденец, отправил себе в рот и стал сосать.
– Лукреция Немрод, – молвил он наставительно, – не становитесь невольницей насилия.
– Я делаю что хочу, – проворчала она. – Если мне хочется прибегнуть к насилию, то это касается только меня.
Он положил руку ей на плечо.
– Прекрасно. Тогда расставим точки над «i». Мне нравится игра в волшебного принца, спешащего на выручку к красавице, но и вам бы неплохо хотя бы по минимуму соответствовать роли волшебной принцессы. Например, волшебные принцессы не подвергают своих обидчиков пыткам.
– Можно подумать, они передо мной расшаркивались!..
– Лао Цзы говорил: «Если тебя обидели, не ищи мести. Сядь на берегу реки, и скоро мимо тебя проплывет труп врага».
Лукреция Немрод покрутила в голове поговорку и ответила:
– В некоторых случаях неплохо помочь ему свалиться в реку. Хотя бы время сэкономишь. Но расскажите мне, волшебный принц, как вы обнаружили попавшую в переплет красавицу?
– Легче легкого, – сказал он. – Я видел, как вы дрались с ними в машине. Преследовать вас я не мог, пришлось вернуться домой и посмотреть номер вашего сотового. Вы говорили, что он всегда стоит на виброзвонке, поэтому я знал, что звонка не будет слышно. Зато, приняв мой звонок, ваш телефон сообщил мне ваше местонахождение. У меня остались друзья в полиции. Они нашли сотовый передатчик, активированный вашим телефоном, и определили периметр, где вас искать. На счастье, там оказалось одно-единственное сооружение – заброшенный цех. Друзья дали мне шесть дымовых шашек, четыре холостых гранаты и два противогаза. На все это мне потребовалось время. Машины у меня нет, пришлось тащиться на метро. А метро в это время суток – сами знаете, что это такое! Они не сделали вам больно?
Она потерла запястья и щиколотки с красными полосами от веревок.
– Как вам сказать… Если бы вы задержались еще минут на десять, то нашли бы меня в гораздо более плачевном состоянии.
Она заглянула в доброе лунообразное лицо своего спасителя.
– Но все равно – огромное спасибо! Я начинаю понимать, почему вас прозвали Шерлоком Холмсом от науки.
Человек-шар заколыхался в знак несогласия.
– Умоляю, не сравнивайте меня с ним, это – давнее прошлое. У каждой эпохи свои детективы. Я – не человек из прошлого, я принадлежу настоящему, а может, и будущему.
– Вам по-прежнему не дает покоя будущее… – сказала она со вздохом.
Он хрустнул лакричным леденцом и ответил:
– По дороге я размышлял. Кое в чем вы, возможно, правы. Может быть, иногда стоит разобраться с прошлым, чтобы оно не повторилось в будущем.
Слон и мышка зашагали по разбитому двору к воротам завода. Семеня за ним, чтобы не отстать, Лукреция приводила в порядок свои длинные волосы.
– Вы намекаете, что согласны помочь мне в расследовании?
– Идемте! Я покажу вам местечко, которое я всегда держал в тайне.
19. Пещера
Верхушка дерева пламенеет, охваченная огнем. Листья трещат в желтом пламени. Птицы бросают свои гнезда на верхних ветвях и улетают прочь, суматошно махая крыльями.
У стаи нет выбора, остается спуститься на землю. Она знает, что должна подыскать себе новую стоянку.
Ливень усиливается. Мокрые, сгорбленные, они продвигаются по открытой местности. На их счастье, ливень разогнал хищников: их густая шерсть сильно намокает, и они тоже превращаются в легкую добычу.
Вожак, возглавляющий стаю, подгоняет ее, раздавая сильные шлепки по головам тех, кто не торопится. Лучший способ прогнать страх – напугать чем-то другим. Он рычит, показывает зубы, не гнушается кусать доминируемых и обычных козлов отпущения. По его мнению, это необходимо для сплочения в группе.
Все смиренно плетутся. На их пути вырастает еще одно большое дерево, на ветвях которого можно было бы разместиться, но это не их день. Они уже запрыгивают на ветки, но молния ударяет снова, и расколотое дерево валится на землю.
ОН гадает, не привлекают ли особенно высокие деревья молнию. Или, может, это знак. ОН верит в знаки. ОН думает, что все в жизни указывает ему, что делать и чего не делать. Если в их стоянку попадет молния, значит, оттуда придется убраться. Если молния бьет в это дерево, значит, им на нем не место.
Одна из самок привлекает внимание стаи, указывая пальцами на дыру в скале.
Это пещера.
Члены стаи придерживаются правила не приближаться к пещерам. В них всегда живут крупные опасные хищники. Но дождь такой холодный, и они так боятся снова обжечься огнем, что окружают самку и спешат к пещере. Там их ждет неожиданность: вход в пещеру не сторожат хищники. Но пещера очень глубокая, это опасно. Они замирают на ее пороге и озираются. Ливень припускает еще сильнее, деревья вспыхивают одно за другим.
ОН думает, что облака гневаются на существ, обитающих на поверхности земли.
«Наверное, не надо было убивать гиену, несшую своим соплеменникам надежду», – говорит ОН себе.
Стая сбивается в плотную кучу, взволнованные и перепуганные соплеменники согреваются теплом друг друга.
Дождь все льет и льет. Тепло сбившихся в кучу тел позволяет преодолевать озноб.
Вдали вспыхивает еще одно дерево, в которое попала молния.
20. Древо будущего
То было «древо будущего».
Исидор Каценберг привел Лукрецию Немрод в комнатушку на нижнем этаже водокачки. Там помещалось только два табурета и большой белый стол на козлах с горкой фломастеров с краю.
Лукреция Немрод изучает большой рисунок на столе. У него есть название – «Древо будущего». У дерева много ветвей, усыпанных мелкими листочками.
– В наше время мысль политиков не заходит далеко, максимум на пять-семь лет – это период, когда можно избраться и переизбраться, – стал объяснять Исидор Каценберг. – Но разве не интересно представить, что будет через сто, тысячу, десять тысяч лет? Какой мы оставим Землю нашим детям?
– Сейчас преобладает политика наименьшего зла, старания не дать произойти ближайшим катастрофам.
– Это нормально, политики зависят от замеров общественных настроений, которые знакомят их с коллективной эмоцией. Перспективой здесь не пахнет.
Лукреция опустилась на неудобный табурет и вздохнула.
– Я не прочь пофантазировать, но большинство обещаний прекрасного будущего кончались таким фиаско!.. Неудивительно, что теперь люди с осторожностью относятся к заманчивым проектам.
– У человечества есть право на ошибку! – возразил Исидор и тоже плюхнулся на табурет, который был для его туши явно мал. – Сколько ни критикуй коммунизм, либерализм или социализм, они по крайней мере указывали направление. Пускай эти идеологии обанкротились, это не значит, что нельзя предлагать другие. Предложений должно быть много, чтобы людям было из чего выбирать. Из того, что в прошлом совершались ошибки, еще не следует, что надо отказаться от предложений на будущее. Но в наше время остался всего один выбор: между неподвижностью и откатом назад.
– То есть между консерваторами и реакционерами? – спросила она.
– Если хотите. Так или иначе, нам предлагают либо вообще не двигаться, либо повернуть назад. Все в ужасе от одной мысли о том, чтобы сделать шаг вперед. Одни писатели-фантасты ныне осмеливаются заглядывать в будущее человечества. Какая тоска!
Лукреция Немрод привстала, чтобы получше разглядеть древо.
– Ну, а вы придумали это древо…
– Да, древо со всеми вероятными вариантами будущего.
– Это как-то связано с концепцией «пути наименьшего насилия», о которой говорится в вашей странной книге?
– Изображая в этой таблице все варианты будущего, я пытаюсь нащупать путь, способный когда-нибудь привести нас в будущее, которое будет лучше нашего настоящего.
Он подошел к девушке и стал тыкать пальцем в листочки на ветвях дерева. На каждом был написал вариант будущего. Некоторые умеренные, вроде «если приватизировать систему мест заключения», «если отменить социальное обеспечение», «если повысить социальные минимумы». Другие порадикальнее: «если объявить войну враждебным экономическим блокам», «если вернуться к диктаторскому правлению», «если упразднить правительства». Были и совсем утопические на первый взгляд варианты: «если заселить другие планеты», «если ввести во всем мире контроль рождаемости», «если остановить экономический рост».
Теперь Лукреция Немрод смотрела на живой шар рядом с ней другими глазами. Ее удивило, что простой смертный смеет замахиваться на грядущее всего своего вида. Как ей ни хотелось поднять его на смех, она сдержалась. Что может быть проще, чем одним махом перечеркнуть столько часов умственных усилий! Проделанный труд заслуживал уважения. Вторым ее побуждением было узнать обо всем этом больше.
– Вы держите ваше древо будущего здесь, таите его от людей…
Он утвердительно кивнул.
– Это верно, а все почему? Потому что оно еще недоработано. Когда древо будет готово, я предъявлю его миру.
– Кому?!
– Говорю же, миру! Быть может, благодаря моему древу политикам в один прекрасный день хватит смелости объявить: «Смотрите! Вот путь, которым предлагается двинуться, пройти вот здесь, потом здесь и здесь, чтобы лет через двести, даже если кое-какие перевалы окажутся очень трудны, прийти вот сюда, чтобы наши дети или дети детей наших детей зажили на нашей планете счастливо».
Он отправил в рот карамельную сигарку и принялся жевать.
– На кону стоит судьба всего человечества и вообще всех обитающих на планете существ. Пора начать рассуждать не как избиратели, не как потребители, а как живые создания, интегрированные в гораздо более обширное множество. Да, я надеюсь, что рано или поздно у нас наступит гармония со всем окружающим миром. Это называется «гомеостаз», равновесие между внутренней и внешней средой, между человеческим родом и всеми остальными формами жизни.