– Сдвиги породы и кроты немного подпортили картину, но череп более-менее цел, как и одна бедренная кость.
Ученый повторил пальцем контуры костей в твердой земле.
– Вот надбровная дуга примата. Вот позвонок. Вот эта кость принадлежит одной из гиен, она была совсем рядом, возможно, даже укусила примата, прежде чем захлебнуться в грязи.
Теперь две гиены, преследующие примата, предстали перед французами четко, как фотография, сделанная 3 миллиона лет назад, но напечатанная только теперь.
Профессор Макфиддл пригласил гостей к себе в дом. Он жил в большой деревянной хижине на высоких сваях – они позволяли меньше опасаться появления в доме скорпионов и змей. На стенах висели черно-белые снимки раскопок, обложенных линейками и разбитых на квадратики с номерами и датами.
Ученый объяснил, что поблизости, на счастье, расположены молодые вулканы. Для определения возраста костей используется вулканический пепел из разных слоев почвы. В нем содержатся кристаллы калия, половине которого потребовалось 1,3 миллиона лет для превращения в аргон. Значит, достаточно проанализировать землю по соседству с костями – и становится ясен возраст окаменелостей. Разумеется, чем солиднее возраст находки, тем выше вероятность ошибки. Тем не менее возраст костей примата и двух гиен был равен примерно 3,7 миллиона лет.
Потягивая из высоких стаканов поданный шотландцем чай со льдом, посланцы «Геттёр Модерн» слушали его рассказ об истории недостающего звена.
Он видел проблему в том, что «человек» еще не имеет официального определения. С какого момента ископаемая кость становится человеческой? Где абсолютные ориентиры? Макфиддл считал определение «человека» величайшим научным вызовом тысячелетия. На этическом уровне возникало много вопросов и противоречий. Шотландец не колеблясь выводил эту проблему с определением за рамки своей дисциплины.
Является ли человеком эмбрион? Если да, то с какого возраста? Человек ли оплодотворенная яйцеклетка? Если да, то как быть с лишними яйцеклетками? Остается ли человеком тот, кто много лет пребывает в коме и ни разу не приходил в чувство? Можно ли отнести к людям компьютер, способный рассуждать и думать, как человек? Является ли человеком человеческий клон?
– Хотите анекдот? Вот слово «Адам». На иврите оно пишется ADM, эти три буквы соответствуют цифре 45. Этой же цифре соответствуют ивритские буквы М и Н. «Ма?» на иврите значит «что?» Можно считать, что древние евреи заложили в слово «Адам» современные вопросы: «Что есть человек?», «Возможно ли определить человека?» Еще в далекой древности они понимали, что определение человека станет в будущем узловой проблемой.
Лукреция Немрод перешла к тому, что считала узловой проблемой она сама.
– Как вы думаете, мог профессор Аджемьян сделать новое открытие касательно происхождения человека?
Макфиддл думал, что да, мог, учитывая то, в каком поразительном возбуждении он провел конец своей жизни. Конечно, он сыпал нелепыми теориями, совершенно незнакомыми начальнику палеонтологической экспедиции, но ведь и сам он, Макфиддл, отстаивает кое-какие теории, считаемые рядом специалистов, мягко говоря, экстравагантными…
Рыжий великан плеснул себе изрядную дозу выдержанного виски «Гленливет». Лукреция торопливо открыла свой блокнот на чистой странице.
– Не будем перебирать все, остановимся на одной, очень меня влекущей, – о водном прошлом человечества.
Журналистка записала: «Теория происхождения человека из водной среды».
– Эта теория гласит, что человек в буквальном смысле вышел из воды. Значит, мы в свое время были… скажем, «морскими приматами». Или, если так вам больше нравится, «гуманоидными рыбами».
Довольный эффектом, произведенным обоими неслыханными терминами, он хлебнул своего крепкого напитка и посмотрел на хмурящееся небо.
– В пользу этой теории говорит то, что дельфины вернулись жить в водную среду. Они нас обгоняют, мы всего лишь следуем за ними.
– Дельфины вернулись в воду? – переспросила Лукреция, быстро переворачивая страницу.
– Как, для вас это новость? Пятьдесят миллионов лет назад дельфины вышли на сушу и стали сухопутными животными. Они смахивали, наверное, на больших тюленей или даже на этаких гладких обезьян. А потом по неведомым причинам они решили вернуться в море.
Исидор Каценберг покивал, показывая, что не впервые слышит эти удивительные вещи.
– Почему же эти сухопутные млекопитающие снова ушли под воду?
– Возможно, причина в том, что вода – среда, где можно передвигаться во всех плоскостях, тогда как на суше действует сила тяжести, там можно перемещаться только по горизонтали, – предположил толстяк-журналист, добавляя к своей внушительной массе дополнительную жидкость в виде чая.
– Вы правы. В воде исчезают проблемы осадков и температуры. Не нужна одежда, укрытие, оружие. Вода – потрясающая среда обитания. Она и воздух, и укрытие, и одежда. И дождь, и пища, и питье. Мы были рыбами. Давайте посмотрим на себя. У нас гладкая кожа, лишенная густой шерсти, – затем, вероятно, чтобы скользить в воде. Уши у нас по бокам головы, а не на макушке, как у кошек. Наверное, это наследство далеких предков. Фаланги пальцев у нас на ногах на две трети соединены кожей – это ведь рудименты былых плавников!
Желая убедить своих слушателей, Джеймс Макфиддл показал им фотографии младенцев.
– Если опустить новорожденного в воду, лишь только он покинул материнское чрево, он сможет там находиться без всяких проблем. Он обладает плавательным инстинктом.
На это Исидор возразил, что достаточно взять новорожденного за ножки и пошлепать, как он мигом перейдет из стадии рыбы в стадию млекопитающего, дышащего атмосферным воздухом.
– Вот именно, здесь важный нюанс! Мы отодвигаем его инстинкты, вызываем шлепаньем первый плач. Первое насилие! Мы заставляем рыбу помимо ее воли эволюционировать в сухопутное млекопитающее.
Небо еще сильнее нахмурилось, и шотландец сильнее отвернул фитиль керосиновой лампы. Приподнявшийся огонек высветил у него за спиной трофеи подводной охоты. Вероятно, палеонтолог черпал свои убеждения в погружениях у берегов Занзибара по выходным дням.
– Я верю, что мы вышли из воды, и считаю, что мы туда вернемся, – добавил он. – Хотите вдохновляющую подробность? Насчитывается все больше лысых мужчин. Наши носы укорачиваются. Мы становимся все более аэродинамичными. Это постепенная подготовка к предстоящей метаморфозе – переселению в наш подводный дом.
Журналисты медленно переваривали эту поразительную теорию.
– Тогда библейский Эдем – это океан? – пискнула Лукреция.
– Есть одна проблема: отсутствие доказательств, окаменелых останков, – напомнил Исидор.
– Пойди выуди окаменелости с океанского дня! Но благодаря новейшим батискафам эта проблема будет решена. Уверен, рано или поздно будет найдена обезьяна с плавниками, она и окажется истинным недостающим звеном. Вероятно, она будет похожа на ламантинов – странных созданий, которых моряки Улисса принимали за сирен. Между прочим, нашими истинными предками могут оказаться именно ламантины.
Он покопался в коробке и достал книгу мифов.
– Об этом всегда толковали все древние мифы. У вавилонян океан – прародитель мира, из него вышла божественная пара: Абзу, пресная вода, и Тиамат, соленая вода. Их союз даровал жизнь Лахму и Лахаму, двух первым протолюдям. У ассирийцев человек вышел из Намму, безбрежного моря. У индуистов в молочном океане зародились змей вечности Ананда и черепаха Вишну, держащая на себе мир; вместе они взбаламутили море, что привело к появлению человека. У японцев Изанаги и Изанами, мужество и женственность, спустились с радуги, произвели на свет младенца-пиявку и выпустили его в океан.
– Не на это ли намекает миф об Атлантиде? – подсказала Лукреция.
– Во всяком случае, на это намекает миф о Потопе. Человек, спасенный из воды.
В этот самый момент с небес на землю обрушился грозивший библейским потопом ливень. Он лупил по крыше, как молотом, небо трескалось от раскатов грома.
– Не обращайте внимания, заурядная тропическая гроза, здесь это обычное дело, глазом не успеете моргнуть, как опять засияет солнце, – заявил гостеприимный хозяин дома, перекрикивая небесную стихию, норовившую обрушить небо на землю, и оглушительный, как из пушки, шум усиливавшегося ливня.
Исидор Каценберг сменил тему и заговорил о профессоре Аджемьяне. Не обращая внимания на шум дождя, он поведал об их расследовании и завершил рассказ эпизодом с похищением колбасницы Элюан.
Этот отчет заинтересовал Джеймса Макфиддла. Он тоже не мог представить, чтобы настоящая обезьяна демонстрировала такие изощренные навыки, и склонялся к мысли, что кто-то из сторонников Аджемьяна попытался таким способом заставить упорную женщину признать правоту взглядов покойного.
Он взял с полки географическую карту и показал гостям место, где профессор Аджемьян, по его мнению, проводил свои последние раскопки, – Северный Лаэтоли, одно из ответвлений ущелья Олдувай.
Происходившее снаружи уже нельзя было назвать грозой: на бунгало обрушился форменный потоп.
– Не волнуйтесь, дом крепкий, устоит, – заверил гостей палеонтолог в тот самый момент, когда под его ногами раздался сухой треск.
Сваи не выдержали напора потоков воды. Сначала неспешно, потом с поразительной скоростью стены домика ушли во вздыбившуюся землю, превратившуюся в сокрушающий все на своем пути грязевой поток. Профессор Макфиддл успел спасти всего несколько ценных предметов и несколько драгоценных окаменелостей, после чего выскочил следом за напуганными гостями из дома, превратившегося в утлый челн, терпящий крушение в шторм.
Вокруг стоически пережидали шторм под кусками целлофана его студенты.
Исидор Каценберг не справился с приступом смеха.
– Что вас так развеселило? – напустилась на него Лукреция.
Весельчак был сейчас похож на раскормленного мальчишку, оценившего хорошую шутку.
– Чувством юмора обладает не только наша обезьяна. Случай тоже горазд шутить. Или даже сам Бог, если Он существует. Вы не находите странным, что у того, кто провозглашает водное спасение, тонет дом? Более того, этот дом, канувший в грязь, сохранится как окаменелость, на благо грядущих поколений. Не потешно ли, что сам палеонтолог близок к превращению в палеонтологический экспонат?