Лукреция Немрод усиленно гладила своего любимца.
Журналисты впали в уныние, как болельщики, чья команда победителей продулась с крупным счетом, и, понурые, сели на мотоцикл.
– Последнее усилие для очистки совести… – буркнул Исидор Каценберг.
– Куда ехать? – спросила Лукреция Немрод, заводя мотор.
17. Смерть богини-матери
Сюда.
А потом сюда.
ОН знает дорогу и переходит на бег. Хочет вернуться к родителям и объявить, что стал другим, что теперь они могут им гордиться. ОН научился охотиться на мелких млекопитающих. Умеет теперь ориентироваться в одиночку в лесу. Не боится больше ни ночи, ни дня.
ОН умеет усваивать уроки облаков и даже порой понимает их.
ОН вспоминает брата. Простит ли ему когда-нибудь отец убийство брата?
Взгляд отца, сидящего на дне ямы, наверняка по-прежнему полон гнева. ОН сбавляет шаг. Появляться перед родителями еще рано. ОН задирает голову, чтобы спросить совета у облаков. Облака небывало всклокочены, и их подсказки не понять. ОН идет дальше, не спуская с них глаз.
Внезапно он слышит голос, отчаянную мольбу, бежит на голос и видит раненого примата, брошенного своими. Заднюю ногу животного зажало корнем, и оно не может ее высвободить. Приблизившись, ОН убеждается, что это самка. Соплеменники бросили ее, потому что им не хватило терпения, чтобы ее спасти, а стае не хотелось медлить.
«Крысы!» – думает он. Враждебные создания уже шуршат неподалеку листьями. Эти чистильщики всегда тут как тут.
ОН ворчанием спрашивает у молодой самки, что произошло. Она смотрит на него, испытывает отвращение при виде черт, полученных им по наследству от матери, и от ужаса визжит. Можно подумать, что угодить в такой природный капкан, быть брошенной своими и оказаться в окружении злобных хищников – мелочь по сравнению с ужасом, внушаемым появлением такого, как ОН.
ОН проглатывает гордыню и подходит еще ближе.
Она говорит себе, что ее бедам нет конца: сначала застряла нога, теперь на нее готово наброситься чудовище. Она издает пронзительный визг.
ОН медлит, чтобы не пугать ее еще больше.
Она полумертва от ужаса, но судорожно дергается, чтобы освободиться, убеждается, что все тщетно, и принимается грызть свою конечность.
ОН касается ее.
От ужаса она грызет себя еще сильнее.
ОН торопится вмешаться, ломает корень и высвобождает ее конечность. Она жмурится, ожидая нападения. Но ОН стоит неподвижно и только смотрит на нее.
Она хочет сбежать, но что-то ее удерживает. Уже не корень, а мысль.
Признательность.
ОН берет ветку с листьями и машет ею в воздухе по периметру поляны, давая понять, что спектакль окончен и что на сей раз грифам не достанется мясо примата. Обнаглевший шакал получает убедительный пинок. ОН всех разогнал – но и она сбежала. ОН ищет ее взглядом, находит среди ветвей дерева и сам лезет туда. Со страху она забирается все выше, туда, где тонкие ветки уже не могут выдержать ее тяжесть. ОН замирает и криком пытается предупредить ее об опасности. Но она неверно понимает издаваемые им звуки и продолжает карабкаться. Ветка ломается, она падает вниз. Повинуясь невероятному рефлексу, он ловит ее на лету. Она закрывает глаза и сжимается в комок.
ОН касается мордой ее морды. Наконец-то она вроде бы понимает, что ОН не намерен причинять ей зло.
ОН неумело улыбается, показывая десны. Попробуй вызвать к себе симпатию, если ты чудовище!
ОН протягивает ей ветку со съедобными листьями. Она колеблется, но потом берет ветку у незнакомца с головой бородавочника.
18. Тайна профессора Аджемьяна
Снова квартира Аджемьяна. Исидор Каценберг решил ничего не упускать, еще раз все тщательно осмотреть.
Толстяк всматривался, внюхивался, впитывал все вокруг, силясь понять, в чем кроется ошибка. Лукреция Немрод чувствовала, что ему нельзя мешать. Она просто семенила за ним, ведя на шлейке Адониса. Внезапно Исидор Каценберг остановился, словно на него снизошло озарение.
– Пускайте Адониса!
Девушка послушалась. Свинка метнулась в кухню и там стала прыгать на дверцу холодильника, с каждым прыжком все выше, словно вознамерилась добраться до ручки.
– Кажется, Адонис знает, что делает, – сказал Исидор.
– Чем еще интересоваться свинье, как не местом, где хранится еда? – возразила Лукреция.
Но «Шерлок Холмс от науки» не разделял ее пессимизма и внимательно наблюдал за поведением ее питомца. Сначала он распахнул дверцу холодильника, чтобы Адонис мог пошарить в главной камере, потом открыл морозильник. Но и там и там было хоть шаром покати.
– Мимо! – прокомментировала Лукреция.
– Эврика! – возразил Исидор.
Взяв из емкости для овощей гнилые капустные листья, он угостил Адониса, и тот стал их шумно поедать.
– Вот болван! Как я раньше не додумался!
– Не хотите объяснить?
Но Исидор уже торопился в ванную. Там, открыв аптечный ящичек, он выгреб все щетки, тюбики и флаконы, зачитывая заодно, как и чем пользоваться. Его внимание приковал один из флаконов.
– Да в чем дело? – не выдержала Лукреция.
У ее спутника был такой вид, будто с его плеч свалилась огромная тяжесть.
– Ну, спасибо, Адонис! – воскликнул он. – Как я сам не догадался заглянуть в холодильник и сюда! Послушайте, завести свинью было великолепной идеей! Бесценная помощница!
Он поманил Лукрецию в гостиную, сам плюхнулся в кресло и указал ей на диван. Адонис дурачился где-то поблизости.
– Ну, рассказывайте! – потребовала она.
– Я попытаюсь воспроизвести ход событий так, как они, по-моему, развивались. Профессор Аджемьян был болен. Сильно болен. Вот это средство – сильное обезболивающее. Его принимают только обреченные люди.
Сначала он надеялся, что благодаря поддержке доктора Ван Лисбет сможет доказать природу недостающего звена, но находил только малозначащие кости. Тем временем его пожирала болезнь, и он понял, что не успеет достичь цели. Тогда он и придумал весь этот изощренный спектакль, в некотором роде свою последнюю шутку.
Он письменно обратился ко всем членам исследовательской группы «Откуда мы взялись?». Наконец-то, написал он им, он располагает доказательством своей теории о том, что человечество произошло от свиньи. Так он форсировал ход событий, направил их по новому следу, как свору гончих. Чтобы окончательно свести их с ума, он вовлек в эту историю Анджело Ринцули, а тот сработал как пусковой механизм.
Ринцули должен был, прикидываясь обезьяной, нападать на всех членов группы, этим напоминая им о необходимости броситься на поиски недостающего звена. Но те от трусости ничего не предпринимали. Тогда Ринцули похитил Софи Элюан и во время путешествия убедил продолжить исследования ее бывшего мужа.
– Столько ухищрений, лишь бы привлечь внимание к святилищу в Танзании?
– Представьте себе! Он хорошо подготовил весь этот розыгрыш. Предстояла сенсация столетия! Куда там черепу из Пилтдауна! Ринцули был очень предан Аджемьяну и нашел именно ту, кто ему требовался. Кто мог выступить лучшим пропагандистом столь причудливого дела, чем колбасница, раньше открыто провозглашавшая, что совершенно не испытывает к нему интереса!
– Если бы все сработало, если бы замысел Аджемьяна осуществился, то он посмертно приобрел бы титул «нового Дарвина»!
– Естественно, ведь он дал бы неожиданный ответ на вопрос «откуда мы взялись».
– Мы – потомки обезьяны и свиньи… – Лукреция забегала по гостиной. – Все равно не понимаю. Аджемьян был непревзойденным ученым, зачем ему этот подлог?
– Потому что мошенничество иногда подстегивает серьезную науку. У ученых часто происходят взлеты интуиции, но доказать свою правоту они не могут за неимением средств или времени. Здесь и приходится очень кстати небольшое жульническое ускорение.
– Вы серьезно?
– Как никогда! Хотите пример? Грегор Мендель, отец генетики. Подделал результаты скрещиваний горошка, чтобы доказать правильность своих теорий. Когда другие ученые воспроизвели его опыты, оказалось, что ничего не выходит, тем не менее теория Менделя оказалась верна, и в конце концов родилась современная генетика.
Аджемьян интуитивно верил в правильность своей гипотезы о недостающем звене – помеси свиньи и обезьяны. Болезнь не оставляла ему времени довести исследования до конца, вот он и прибег к самому яркому способу.
Увы, Ринцули при виде пятипалой конечности выбыл из игры. Он испытал такое же чувство, как мы с вами, но для него это стало прежде всего возможностью разбогатеть. Он всегда был неудачником, акробатом на подхвате, вторым номером – а тут такой шанс реванша! Он решил продать конечность с аукциона.
– Но это не принесло ему удачи.
Исидор Каценберг вернулся в кабинет профессора Аджемьяна.
– Мы так и не знаем, кто убил профессора, – напомнила ему рыжая журналистка.
Толстяк достал свой пакетик лакричных ирисок и стал шумно лакомиться, как слон – арахисом из мешка.
– Это было самоубийство.
– Неправда. Инспектор утверждает, что он получил ледорубом в живот. Орудие убийства пропало. Как можно нанести себе удар ледорубом, а потом куда-то его задевать? Он что, спрятал его и отправился агонизировать в ванну? Ладно еще, но тогда всюду была бы кровь. К тому же какой энергией надо было обладать! Нет, немыслимо!
Но Исидор Каценберг припас для нее сногсшибательную неожиданность.
– Все-таки это был непревзойденный гений. Оружие убийства… растаяло.
– Простите?..
– Загляните в морозильник. Видите там длинный узкий след? Перед вами орудие убийства. Аджемьян изготовил длинный ледяной шип и нанес им себе удар в живот, совсем как японец, делающий харакири.
Девушка попыталась вообразить эту сцену.
– Лед недостаточно твердый, чтобы пробить кожу.
– Достаточно. Если сначала размокнуть в горячей ванне.
Она скорчила гримасу, попытавшись представить, что чувствовал бедняга Аджемьян. Исидора тоже впечатлила железная воля ученого.