– Самым трудным было, наверное, так прямо и умереть с пальцем, указывающим на зеркало, на котором он написал букву S.
– Зачем вся эта сложная мизансцена?
– Он был фанатиком криминального чтива. Вот и решил вписать свою смерть в плеяду великих неповторимых смертей, оставивших след в истории детектива. Это линия тянется от Эдгара По через Агату Кристи в наши дни: самоубийство сосулькой.
Два научных журналиста выдержали минуту молчания, мысленно отдавая дань этому необыкновенному человеку.
– Столько усилий, воображения, подготовки – и все ради того, чтобы побудить потребителя есть меньше свинины, а промышленность – причинять свиньям меньше мучений!
– Не только, еще чтобы люди задались вопросом о загадке своего происхождения.
– «Откуда взялся человек?» Профессор Аджемьян дал на это свой ответ: «Пока звучит этот вопрос, не может быть определенного ответа на другой – «Куда человек идет?» – сказал Исидор.
– Нам осталось только предупредить доктора Ван Лисбет, что пятипалая конечность – подделка. Свиньи обречены на невеселое будущее, – молвила со вздохом Лукреция, прижимая к себе счастливчика Адониса.
19. Передача эстафеты
Где-то в Восточной Африке. 3763452 года, 10 месяцев, 2 дня, 13 часов назад.
ОН занимается с ней любовью. Глаза в глаза. Это удивительный, волшебный, неповторимый момент.
У НЕЕ оргазм.
У НЕГО тоже.
Потом, отдохнув, она отправляется на поиски стаи, в которой могла бы вырастить своего малыша, как «нормального».
ОН остается один. Но по-прежнему не осмеливается вернуться к родительской яме. Как и прибиться к какой-нибудь стае. Создать собственную семейную ячейку и то не смеет. Потому что знает, что ни на кого не похож. Постепенно его спутником становится одиночество. Оно, по крайней мере, не предаст. ОН говорит себе, что в жизни ты всегда одинок. Даже в паре. Даже в стае.
ОН лезет на дерево. Удерживает равновесие на верхних, самых тонких ветвях. Рядом порхает бабочка. ОН протягивает палец, бабочка опускается на него. Она синенькая, с сиреневым отливом, с длинными черными усиками. Бабочка красивая, думает он и чувствует себя уродом.
Бабочка таращит на него свои глаза-шары, огромные по сравнению с ее головкой. ОН дотрагивается до бабочки, та не возражает. ОН бы мог ее убить, даже должен был бы. Убить и съесть.
Бабочке не страшно. Немного побродив по его кисти, она взмывает к облакам. ОН провожает ее взглядом, потом долго смотрит на облака, единственных своих друзей.
ОН говорит себе, что теперь ему никто не поможет. ОН зашел в тупик. ОН стремился совершенствоваться и теперь полагает, что все знает о мире и о Вселенной. ОН горд своим знанием – абсолютным знанием, превзойти которое, как он уверен, не сможет никто и никогда.
Глядя на облака, он мысленно перечисляет, из чего состоит его наука: держаться прямо, как Папа; определять отравленную пищу, как Мама; отгонять хищников палкой, как Папа; пихаться рылом, как Мама.
Он засыпает и прежде, чем его, спящего, задирает леопард, успевает подумать:
«Я прожил прекрасную жизнь!»
20. Последняя теория
Башня-водокачка по-прежнему гордо торчала посреди пригородного пустыря. Наверху, в бассейне, устроенном Исидором Каценбергом, плескались дельфины, безразличные к миру внизу.
Почуяв лавандовое молочко, Исидор открыл глаза и загляделся на Лукрецию Немрод, разлегшуюся на шезлонге в крохотном бикини в горошек.
Из стереоколонок негромко лилась музыка – «Гимнопедия» Эрика Сати.
Дельфины вторили ей свистом и плеском.
– Они никогда не спят? – спросила девушка.
Он сел на синий плиточный пол рядом с ней.
– Нет, они же одновременно и рыбы, и млекопитающие, поэтому вынуждены, находясь в воде, вдыхать воздух. Из-за этого им противопоказана неподвижность. Но отдых нужен все равно, и они решили проблему: две половинки дельфиньего мозга спят по очереди. Одна просыпается, другая перехватывает эстафету сна.
– Сон и бодрствование в одно и то же время?
– Именно, – подтвердил хозяин пляжа. – Резвясь в реальном мире, они одновременно пребывают в мире грез.
– Вот бы и мне так! – лениво простонала Лукреция.
Дельфины, словно услышав ее, удвоили интенсивность шума и брызг.
– У меня иногда получается, пусть всего на несколько секунд, – как ни в чем не бывало проговорил Исидор. – По-моему, это доступно и людям.
Девушка потянулась и открыла последний номер «Геттёр Модерн». Прямо на обложке было крупно набрано: «СЕНСАЦИОННАЯ НОВОСТЬ О ПРОИСХОЖДЕНИИ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА». Фрэнк Готье давал обширный материал, сопровождаемый эксклюзивным интервью профессора Конрада.
– Видали?
– Нет. Что он там наплел?
Девушка открыла первую страницу.
– Фрэнк Готье взял интервью у Конрада. Тот выдал сухую официальщину. Еще тут обычные журналистские анекдоты: дескать, первого австралопитека окрестили Люси в честь песни «Биттлз», а бедняжке Дарвину пришлось сражаться за свою теорию с духовенством, привычная болтовня! За сенсацию выдано заурядное дежавю.
Исидор приподнялся на локте.
– И ни слова об Аджемьяне?
– Ни словечка: ни о профессоре, ни о пятипалой конечности.
– Наверное, Конрад хорошенько поразмыслил и решил, что лучшая месть Аджемьяну – это вообще его не упоминать. Убить забвением и безразличием.
– Худшее, что может произойти с изобретателем, – заговор молчания вокруг его прорыва. Даже если Аджемьян смошенничал, он открыл новое направление мысли. Ведь так и остается непонятно, почему только свиные органы совместимы с человеческим организмом.
– Да, а кроме того, по-прежнему неизвестно, почему человек вообще появился на Земле. Как объясняет зарождение человечества эта статья?
– Как случайность, генетическую игру, естественный отбор. Это ни на йоту не отличается от официальной дарвинской теории, появившейся уже более столетия назад.
Исидор Каценберг иронически усмехнулся.
– Фрэнк Готье – талантище!..
Оба прыснули.
– Возможно, прав был Люсьен Элюан, говоря, что первейшая задача журналиста – не тревожить стадо, убеждать его, что все обстоит как раньше и что надо продолжать движение в прежнем направлении, не отклоняясь ни на миллиметр, – проворчала Лукреция. – Даже если бы пятипалая конечность не была артефактом, было бы невозможно убедить кого-либо в такой тревожной правде.
Исидор беспечно тянул свой напиток.
– Главное не убедить, а заставить размышлять. Думаю, профессор Аджемьян стремился именно к этому. Он просто хотел, чтобы люди поразмыслили над вопросом: «Откуда мы взялись?»
Лукреция продолжила чтение «Геттёр Модерн». Досье включало, среди прочего, юмористическую статью Максима Вожирара «Одержимые генеалогическим древом», материал Гислена Бержерона о посещении Большой галереи эволюции Музея естественной истории и наконец статью Клотильды Планкаоэ о местах раскопок, где начинающие археологи могли бы попробовать свои силы в школьные каникулы.
– Все хорошо, планета вращается, спите, дорогие, – заключила девушка не без горечи.
Дельфины в бассейне демонстрировали свое умение плавать вертикально и задним ходом. При этом они почти полностью высовывались из воды.
Лукреция встала, чтобы налить себе чего-нибудь. Адонис, нуждаясь в ласке, потерся об нее рылом – это могло сойти за поцелуй. Ее взгляд остановился на двух панно.
– Вы принесли наверх свои таблицы будущего и прошлого!
От количества возможностей рябило в глазах. Исидор добавил еще листочков к кроне будущего, еще корешков к стволу прошлого. Они стали результатом их последнего расследования.
Пока она изучала прошлое и будущее, автоматически включился телевизор.
– А теперь новости настоящего! – прокомментировал Исидор.
После обильных анонсов ведущий сообщил о бельгийском педофиле, организовавшем сеть похищения детей, опутавшую всю Европу; похищенных продавали богатым бизнесменам, предававшимся с ними сексуальным извращениям. Далее сообщалось, что снайпер застрелил на иорданской границе семерых израильских школьников, ехавших в школьном автобусе; он целился им в головы и потом жалел, что не убил больше. Его подвиг вызвал взрыв ликования в нескольких соседних странах.
С каждой новостью голос ведущего звучал все более озабоченно.
В Китае зафиксирована новая куриная эпидемия, вызванная стремлением птицеводов любой ценой повысить доходность хозяйств. Болезнь передается человеку, три миллиона птиц будут сожжены в ближайшие дни во избежание распространения эпидемии за границы страны.
Новые разоблачения на тему торговли органами в Южной Америке. По ночам на улицах хватают бродяг, вырывают им глаза, зашивают веки и отправляют попрошайничать в трущобы. Роговица продается в элитные клиники для пересадки. Ведущий сожалеет о дефиците доноров-добровольцев, порождающем такой промысел.
Исидор Каценберг вскочил, схватил телевизор и швырнул его в таблицу будущего. Телевизор разлетелся вдребезги. Толстяк снова сел и горестно сгорбился. Лукреция и Адонис подошли к нему. Девушка сняла с него очки, готовые упасть, из его левого глаза текла слеза.
– Простите, – сказал журналист, – меня всё трогает, всё волнует, всё разрушает.
Лукреция обвила руками эту живую гору, внутри которой билось чуткое сердце. Она сожалела, что ее друг недостаточно жирен и что его сердце плохо защищено от реальности мира людей, где ему довелось жить.
Исидор посопел и шумно высморкался.
– Ты похож на большого ребенка, когда плачешь, – пошутила Лукреция, желая его утешить.
Исидор Каценберг: первый герой, плачущий при звуке новостей.
Она протянула ему лакричные ириски и что-то прошептала на ухо.
«Слушать, понимать, молчать».
– Молчать у меня не получается, – прогудел он с полным сладостей ртом, утирая слезы. Потом, надев очки, уставился в зеленые глаза Лукреции.
– Ты спрашивала меня, что такое недостающее звено… Кажется, теперь у меня есть ответ. Думаю, все мы – переходная стадия. Настоящий человек еще не появился, а раз так…